Средство для счастья

- Конечно, - пробормотал Медведев, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. - А дети государственных чиновников тоже наделяются датчиками?

- А как же! - одновременно воскликнули исоряне и лица их выразили искреннее недоумение по поводу вопроса.

- А если кто-то спрячет ребенка, не захочет подвергать его контролю вашей Великой Системы Надзирателей?

Лица ответработников стали совсем растерянными.

- Н-не понимаю. - Лысый с сомнением посмотрел на транслятор, словно не доверяя правильность перевода. - Зачем? Мы открыты друг для друга, у нас нет и не может быть тайн, мы наичестнейшее общество. Зачем кому-то прятать ребенка? Не понимаю.

- И никто не протестует против такого общества? - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Медведев.

Ответработники молча переглянулись и воззрились на него, и в глазах их отразилось не просто непонимание, а искренняя жалость к пришельцу, который не может уразуметь таких простых вещей.

- Зачем же протестовать? - мягко сказал большеносый. - Зачем протестовать, если каждый счастлив? А вот раньше было плохо...

- Ну конечно. Почему?

- Плохо работали, воровали, убивали, не доверяли друг другу, - так же мягко пояснил большеносый. - Не было счастья. Спасибо Великой Идее воплотив ее, мы имеем то, что имеем.

Луис всматривался в их лица и видел, чувствовал, понимал, что говорят они искренне, что они искренне верят в привалившее им подлинное счастье. Он подумал, что, конечно же, поначалу протестовали; протестовали люди того поколения, которому выпало жить в период внедрения Великой Идеи, то бишь создания Великой Системы Надзирателей, не могли не протестовать; пусть не все, но ведь протестовали же, потому что были разумными существами... Но не дремали карательные органы, и меч пришедших к власти сторонников Великой Идеи беспощадно обрушивался на бунтарей, и множилось число погибших, и оставшиеся в живых, устрашась репрессий, затихли и покорились, и дали жизнь новому поколению, поколению с датчиками в мозгу и личным кодом, поколению Эры Великой Системы Надзирателей, всевидящих, всезнающих и всепомнящих, наблюдающих за каждым шагом каждого гражданина от рождения до смерти. Новое поколение не было способно бунтовать, оно не знало уже другой жизни и искренне считало себя счастливым и даже не помышляло ни о каком другом счастье. Оно не знало, что такое протест против существующего положения дел, но если бы даже кто-то и попытался хоть что-нибудь переменить - его быстро бы усмирили бесстрастные парни в черных мундирах.

Луис понимал, что эти чиновники, с сочувствием глядящие на него, тоже представители нового, совсем другого поколения, и они искренне, искренне верят... И ничего они не знают о прошлом, о том, что было до Эпохи Великой Идеи.

- А как жили до введения системы надзора? Ну да, плохо работали, убивали, воровали. Но что вам конкретно известно о тех временах? Есть какие-то документы, фильмы, книги?

Лысый исорянин медленно поднял руку и сжал пальцы в кулак.

- Наша подлинная история начинается с Великой Идеи. То, что было раньше, не может никого интересовать. И не интересует.

- А что такое история? - усмехнулся большеносый. - Неужели вы там у себя, на Земле, еще не додумались, что для каждого времени хороша своя трактовка истории? Если дважды два всегда четыре, то в истории может быть и пять, и шесть, и двадцать - все зависит от данного момента. Конечно, когда-то жили совсем не так, но зачем нам это знать? Разве будем мы более счастливы от этого знания?

- Понимаю.

- Ну вот! - обрадовался большеносый. - Надеемся, вы понимаете также, что дальнейшие визиты нежелательны. Нам от вас ничего не надо, вам от нас, хочется верить, тоже.

В голосе большеносого прозвучала едва заметная угроза. Медведев хотел ответить, но узкогубый его опередил:

- Мы вас, разумеется, не гоним, можно устроить хоть десять экскурсий, но вы ведь должны понять...

Медведев одернул комбинезон и сдержанно поклонился.

- Пожалуй, обойдемся без экскурсий. И так все ясно.

...Назад, к "Прыжку", разведчиков доставили те же черные лимузины. Вечерело, в низинах сгущался туман, и из тумана вздымались похожие на старинные виселицы столбы с голубыми конусами - зоркими глазами Надзирателей, день и ночь, день и ночь, день и ночь пекущимися о счастье граждан Общества Всеобщего Благоденствия.

Медведев вдруг подумал, что эти машины когда-то могли быть созданы

совсем с другой целью: например, для контроля за уличным лвижением. Или для наблюдения за неблагонадежными элементами. Или для изучения пассажиропотоков. Или для учета миграции населения. Или для чего-нибудь еще. Но пришла ведь кому-то в голову поистине Великая Идея, и ее поддержали там, наверху, во Дворце - и родилось и покрыло планету Исора Общество Всеобщего Благоденствия...

С ними вежливо попрощались, разве что не помахали платочками, а знакомый штатский с внимательно-вежливым взглядом посоветовал напоследок:

- Прошу вас, будьте благоразумны. - Он прищурился и, подняв лицо к темнеющему небу, сухо добавил: - При повторных визитах случались неприятности.

- Выводы будем делать не мы, - так же сухо отозвался Медведев.

- Пошли, Луис. - Пархоменко кивнул штатскому. - Извините, мы вас покидаем.

- Рады были встрече, - бесстрастно-вежливо проронил штатский, повернулся и неторопливо зашагал к лимузинам, где стояла группа в черных мундирах.

- Поехали! - скомандовал Медведев и, не удержавшись, стукнул таки кулаком по гладкой опоре "Прыжка". - По-моему, здесь нам просто нечего делать.

Потом, уже в отсеке управления, он спросил:

- И что же дальше, Ваня?

Пархоменко сосредоточенно копался в старт-блоке и ответил не сразу.

- Вторгаться глупо. Внедриться невозможно. Елки-палки, они ведь счастливы - ну и пусть сидят со своим счастьем! Нам бы так жить, а то все суемся, суемся куда-то, вечно какое-то там томление, стремление... А может, вот он, идеал-то?

- Ну и оставайся, Ванюша, - хмуро посоветовал Медведев. - Ты не привыкнешь - дети твои привыкнут. Вот и ладушки.

- Да уж спасибо. Но решать-то все равно придется, согласен?

- Посмотрим. Давай-ка побыстрей, что-то здесь тоскливо.

- А чем сидеть, просчитай, дорогой, пятую вводную.

- Все уже просчитано. - Медведев вздохнул. - Измерено все и взвешено. Только вот неуютно мне от такого счастья.

- А что такое счастье? Ладно, карета подана - можно стартовать. Разберемся и решим.

- А если не решим, Ваня?

Пархоменко пожал плечами.