Мир Алисы

– Нет.

– Я тоже так думаю. Признаться, я испугался до смерти. Что за дьявольщина происходит там, внизу?

Она уселась на стол, подобрав под себя ноги, – эта поза была ему хорошо знакома. Ее движения оживляли целый мир воспоминаний; чуть приподнятая бровь, наклон головы, дрогнувшие губы, неожиданный жест означали больше, чем невысказанные слова, будили нескончаемый ряд вопросов и ответов из прошлых споров, бесед, откровений. Ее тело под голубой туникой не хранило для него никаких тайн, ее длинные чувственные руки много раз обнимали его. Он посмотрел ей в глаза.

«Она жалеет меня, – подумал Монтейлер. – Это проклятое сострадание, эти проклятые добрые слова, эти проклятые добрые глаза! Безупречный психолог... Нет, она просто создана такой, с исповедальней вместо сердца. От нее мне никогда не избавиться».

Неожиданно его потянуло к ней, тело захлестнула горячая волна желания...

Тогда они представляли собой надежный разведывательный патруль, составленный именно из них двоих по прихоти ЭВМ, которая обрекла их на многомесячное пребывание в обществе друг друга. Два долгих месяца в кабине объемом десять квадратных метров способны превратить в любовников даже антиподов – их соединит ненависть, если не любовь. Победив монотонность сладострастием, они выстояли. Да, они выдержали, уцелели.

Они устремлялись вперед, опережая исследовательские корабли растущей Межпланетной федерации. Заключенные в крошечном кораблике, управляемом безмолвными механизмами, они незримой пылинкой среди пустой ночи летели к мертвым планетам, где в лучах чужих солнц разрушались чудеса былых времен, к человеческим кладбищам, затерянным в беспредельном пространстве. Они находили мертвые города, мертвые воспоминания, мертвую славу, встречали толпы дикарей с пустыми глазами перед все еще мерцавшими телеэкранами в руинах величественных дворцов и зеркальных башен. Они совершали посадки на Петаре, Карстене, Чандре -эти знаменитые древние названия были когда-то известны многим. Иногда их полетом на непосредственных подступах к планете управляли бесстрастные голоса – они излагали подробные инструкции для посадки, определяли участки приземления в гигантских космопортах, где тысячи мощных некогда звездолетов разъедались ржавчиной и тлением. Вежливые голоса предлагали предъявить полномочия и осведомлялись о цели посещения – и ни разу за этими звуками не скрывалось ничего живого, это все еще функционировали компьютеры и роботы, обслуживавшие исчезнувшую цивилизацию. От сотрясений, вызванных посадкой разведывательного корабля, здания неуверенно раскачивались, как пьяные, а потом медленно падали, обрушивая на гениальные машины тысячи тонн пластмасс и стали. Люди строили хорошо, но недостаточно хорошо для вечности. Творения былого времени сметались с пути, будто под неудержимым напором несущихся вперед волн.

И вот теперь Земля, древнейший центр цивилизации, сказочный мир за пропастью световых лет, символ совершенства и безграничного знания, центр Вселенной, заманчивое царство небесное тысяч и тысяч религий. Земля была святым Граалем, единственным святым местом во Вселенной, которая уже очень давно устала от святости. Для человечества, распыленного среди сотен тысяч миров в одном из рукавов спирали Млечного Пути, где расстояния так огромны, что солнце одной обитаемой планеты не проступало даже светящейся искоркой на ночном небе другой, ближайшей к ней планеты, Земля была не просто символом веры, предметом самозабвенного преклонения, но чем-то бесконечно большим.

Она была мечтой об общности, побеждавшей световые годы и парсеки, мечтой о родстве там, где не могло быть никакого родства, мечтой о прародине, о колыбели человечества, об общем для всех происхождении. Перед лицом леденящего Космоса люди собирались вместе, напуганные зияющей пустотой, окружавшей хороводы их микроскопических миров-пылинок, и мечтали о прародине, которая была достоянием каждого, как бы далеко его ни занесло пространство и время. Величайшее творение человека – Звездное Объединение Миров – открыло для него сотни тысяч планет, а потом, когда это творение рухнуло и распалось, бросило на произвол судьбы. Теперь человек остался один на один с бездонной, бесконечной тьмой, где нет ни конца, ни начала, где руины его миров постепенно превращались в ничто.

И вот человек вернулся на свою прародину, осуществив вековую мечту. Разочарование тяжелым камнем легло на сердце Монтейлера.

– Ты выглядишь усталым, – сказала Кэт, чуть подавшись вперед.

– Я и в самом деле устал. Я всегда устаю после сорока бессонных часов.

Он вздохнул.

– Слишком многое ставится сейчас на карту. Я просто не могу допустить, чтобы что-нибудь про изошло, пока я буду сладко спать в своей постели. Ты даже представить себе не можешь, какие огромные ресурсы Межпланетная федерация вложила в этуэкспедицию... Понимаешь, назад к Земле – великий подвиг, которому нет равных, сокровищница, только и ждущая того часа, когда мы ее откроем...

Он расслабился и улыбнулся ей.

И вот все это летит в тартарары.

«Насколько все было проще, когда я был разведчиком, – подумал он. – Интересно, что получилось бы, стань я вновь таким первопроходцем? Снова пересекать пространства, месяцами не покидая корабль, бродить неделю-другую по неизвестной планете, оставив за спиной двадцать световых лет. А потом опять годы полетов... И рядом Кэт, хотя и неизвестно, что это может дать сегодня».

Она внимательно посмотрела на него.

– Ты изменился.

– Все изменились. Ты. Я. Что в этом удивительного? Все мы должны повзрослеть, рано или поздно, разве не так?

– Раньше ты был другим, – сказала она. – Мягче. Теперь ты становишься циничным.

– Это было давно. – Он смотрел мимо нее, на гладкий потолок. – Это было десять лет назад. Сто планет назад. Десять миллионов развалин назад. Сотни миллионов световых лет назад. Теперь я смотрю на все это, очевидно, не так, как тогда. Ну, а что касается тебя...

Он замолчал.

– Ты хочешь, чтобы я снова вернулась к тебе? Она слабо улыбнулась.

– Не знаю... Пожалуй, нет. В общем у меня остались лишь воспоминания. Я хотел бы сохранить эти воспоминания в их первозданном виде. Иногда мне хочется, чтобы ты вернулась, но это лишь обычное плотское влечение, ничего больше. Когда во мне пробуждается животное.

Он безразлично улыбнулся.

– Ты весьма практичен, – произнесла Кэт.

– Ты хочешь сказать, что я свинья. Сделай одолжение, это меня не трогает.

Он глубже уселся в кресле, откинувшись на спинку, и стал рассматривать ее с некоторым интересом.

«Самка, – подумал он, – чувственная, красивая, всегда и все понимающая самка. Спокойная, молчаливая и очень привлекательная. Она всегда умела наилучшим образом использовать свои природные данные. Кэт. Вполне подходящее имя. Гибкое и приятное животное, грациозное и хитрое, а порой даже надежное. Самостоятельное и с арсеналом острых когтей на всякий случай».

Однажды он ушел от нее, она никогда не могла простить ему этого. Наверно, ее гордость была уязвлена, и это было бы опасно, не будь она мягкой и терпеливой Кэт. Она не отличалась дальновидностью, но обладала изрядной долей упрямства. Рано или поздно она добивалась того, что хотела.

Глаза: фиалковые. Губы: упрямые. Тело: решительное. Ноги прикрыты приличествующим образом, так как она знала, что он никогда не обращал на них внимания. Если бы он ценил красивые колени, они были бы теперь прямо перед его глазами.

– Кто сегодня тот счастливчик, у которого хранится ключ, передающийся по наследству? Кто-то, кого я знаю? – спросил Монтейлер.

А тебе это интересно?

– В общем-то нет. Так, просто любопытно.

– Гернстейн, – сказал она, – социолог. Он мне нравится: забавный.

Голос у нее был спокойный, бесстрастный.

– Вот как. Я-то все удивлялся, почему у него такие туманные глаза.

Он поднялся и подошел к выключенному экрану, рассматривая ее отражение в полированной поверхности матового стекла.