Четвёртый Интернационал (СИ)

– Союзники нам нужны и важны, это правда. Про наш облик в их глазах, мы, конечно, и вправду думаем. А насчет содержания реформ, – что именно вас смущает? Мы просто пытаемся быть последовательными.

– Смущает то, что рассказывают про кооперативное движение. Многие у нас воспринимают его как реставрацию капитализма. То же самое говорят про вашу эту… как её… хозрасчетную систему.

Сергей только развел руками.

– Тед, когда у нас экономика полностью централизована, и все, вплоть до чистильщика обуви, подчиняются плану, – нас обвиняют в том, что мы строим «государственный капитализм», и номенклатура присваивает всю прибавочную стоимость и все блага от созданного трудящимися прибавочного продукта. Когда мы открываем простор для производственной самоорганизации масс трудящихся, – нам вменяют, чуть ли, не новый НЭП, хотя у нынешней политики нет ничего общего с НЭПом. Когда мы торгуем с капиталистическими странами, – нас обвиняют в том, что мы сотрудничаем с буржуями. Если не торгуем, как сейчас, когда они обложили нас торговой блокадой, – обвиняют в том, что мы закрываем от наших людей возможность пользоваться заграничными благами. Поймите уж правильно, – для некоторой прослойки левых антикоммунистов мы всегда будем виноватыми, вне зависимости от того, что мы делаем. И как делаем. Просто потому, что не соответствуем их идеалистическим представлениям о социализме, которые исключительно умозрительны, и существуют только у них в головах.

(Лучше всего на эту тему написал Майкл Паренти: http://left.ru/2002/leto/parenti.html)

– Судя по тому, что вы возродили Коминтерн, вы действительно заинтересованы в экспорте революции, – заметил Тед, – Возможно, со временем это отношение изменится.

– Нет! – твердо ответил Сергей, – Само оно не изменится точно. Более того, кое-кто из западных левых, я уверен, и в Коминтерне увидит инструмент нашего «красного империализма», или как уж они это назовут… Нет, Тед, мы не подстраиваем нашу политику под мнение «розовых» западных интеллектуалов, и никогда не будем к этому стремится. И Коминтерн, как проект, возник не столько по нашему приказу, сколько из-за огромного запроса на перемены у людей планеты. Война только усилила этот запрос, Тед. Нам было достаточно сказать, что мы готовы поддержать этот запрос в меру наших возможностей, – и Коминтерн возродился, причем куда сильнее прежнего. С нашей стороны, кстати, было бы большим преувеличением заявить, что мы контролируем Коминтерн. Чушь! Его никто не в состоянии контролировать по-настоящему, как никто не в состоянии удержать народы мира от желания улучшить свою жизнь. Вопрос стоит по-прежнему жестко, – либо мы додавим мировую капиталистическую систему, либо она додавит нас.

– Я тоже так считаю, – согласился Грант, – Однако, какая наша ценность в этом процессе? Мы, – откровенно слабые союзники. Вы, должно быть, знаете, – у нас даже не всегда есть средства для издания журналов и газет. Да, рабочие нас поддерживают, но они боятся вступать в партии, обычно у нас на собраниях нет и десятой части людей, которые приходят на митинги и пикеты. Поэтому, мало и взносов, и активистов. Я не удивлюсь, если тот же самый Коминтерн имеет в Англии большее число сторонников, чем Революционная Социалистическая Лига.

– Именно поэтому вы и завели речь про … эээ… интризм?

– Энтризм. Да, поэтому. Массовые левые партии не отпугивают рабочих. Лейбористы стоят на профсоюзах, массовые профсоюзы объединяют рабочих, и это куда более реальный источник власти и влияния в Великобритании, нежели любая другая форма левой партийной организации.

(Энтризм — тактический прием, при котором политическая организация призывает своих членов вступать в другую, обычно большую, организацию с целью распространения своего влияния, идей и программы.

Энтризм активно использовался троцкистами, проникавшими в уже существующие массовые организации рабочего класса — реформистские социал-демократические и коммунистические (сталинистские) партии, а также связанные с ними профсоюзы — для постепенной их радикализации.)

Получается, что надо принимать волю класса такой, какая она есть, а не сетовать на то, что рабочий несознателен и способен только на экономизм. Классовое сознание не только меняется через забастовки. Если рабочие начинают борьбу на промышленном фронте, они затем выходят на политический фронт… Но делать это они могут только через их традиционные массовые организации, потому что массы не понимают маленьких групп, даже если у них правильные идеи. Параллельно, действуя внутри лейбористской партии, мы можем агитировать свою позицию, иногда исподволь, иногда, – открыто, и вербовать в наши ряды сторонников из числа рабочих. Мне кажется, в нашем случае, – это хороший шанс выйти с уровня секты в несколько десятков человек на уровень массовой партии с представительством в несколько тысяч.

Сергей покачал головой.

– Я не гадалка, и не вижу будущего. Но, мне кажется, если вы будете так же, как сейчас, заниматься чистой агитацией, то даже эта стратегия, в целом, конечно, рациональная, не принесет тех плодов, которых вы ждете. Дело даже не в вас, не в том, что вы «плохие марксисты», «оппортунисты» или антисоветчики. Проблема в том, никакой иной позиции, кроме «умеренной», вам в публичной политике не занять, а умеренных и так хватает. Вы, в нынешнем виде, в Лейбористской партии, попросту, «растворитесь». У английской буржуазии имеется большой опыт подкупа рабочего класса, видимо, самый обширный в мире. Имеются у них и средства, благодаря колониям. Империя дышит на ладан, но когда она рухнет, перемен будет не так уж много, даже меньше, чем вы думаете. А вы ещё из числа реалистов. Постколониальная рента даст английскому капиталу доходы не намного меньшие, чем сейчас дает колониальная. Они умеют обстраивать такие дела.

– Допустим, – кивнул Грант, – Допустим, что вы правы. Так что же вы, со своей позиции, предлагаете нам делать?

– Мы предлагаем помощь. Наши ресурсы не бесконечны, но и не так малы, как твердят некоторые. Есть несколько основных направлений, в которых мы предлагаем работать. В Италии, Испании, в Греции и Франции наши товарищи проводят курс на создание кооперативов, в первую очередь, производственных. Эта форма низовой рабочей самоорганизации может быть очень эффективна: работа коммунистов дает быстрые и материальные результаты, рабочие видят, что мы умеем не только красиво говорить на митингах, но и способны на реальные улучшения их жизни. Причем, на улучшения такие, каких от капиталистов они точно не увидят. Не мне вам объяснять, насколько это важно.

– Вы помогаете им деньгами? Нелегально?

– Иногда, – помогаем, правда, в большинстве случаев, законы нарушать совершенно не обязательно. Но, вообще, экономика континентальной Европы в руинах, и только недавно пошла на подъем. Там полно работы, немало свободных денег. Поэтому, зачастую, достаточно нашего участия в виде передачи технологий, и помощи с разрешением некоторых … проблем. Чаще всего, это важнее денег.

– Догадываюсь, о чем вы. В Италии, я слышал, сильные преступные синдикаты. Их «аутфит» и до войны сильно влиял на политику, а в нынешние времена разрухи, – и подавно. Историю с Сальваторе Джулиано, хотя бы, вспомнить…

(Сальваторе «Тури» Джулиано (Гильяно) (итал. Salvatore Giuliano; 16 ноября 1922, Сицилия — 5 июля 1950, там же) — народный герой Италии, легендарный сицилийский бандит и сепаратист. Большой удар по репутации Сальваторе Джулиано нанёс расстрел первомайской демонстрации 1947 года в Джинестре. Люди Джулиано должны были захватить лидера коммунистического движения Джироламо Ли Каузи, которым «по каким-то причинам» были недовольны бандиты. Этого им сделать не удалось, началась стрельба, погибли 14 мирных жителей, в том числе женщины и дети.)

– Так и есть. Но преступники, даже объединенные в семейные кланы, – люди смертные, и, при желании, их можно заставить задуматься о вечном. В большинстве случаев, итальянские товарищи справляются сами, у них есть большой опыт после войны, мы оказываем лишь поддержку, чтобы они действовали уверенней. Смешно сказать, но иногда власти оказываются на их стороне, – не все чиновники в Италии продажны, не все любят криминалитет. Впрочем, многие. Их тоже приходится слегка, скажем так, увещевать. Испанские фашисты, чиновники франкистов, – люди омерзительные, но к ним это относится так же, к тому же, все они любят деньги. Идейных франкистов ещё поискать надо. Должен сказать, что на этой работе я вообще очень полюбил коррупцию. Во всех странах, кроме стран социализма, разумеется. В целом, – эта форма очень эффективна. Насколько я знаю, в Англии она тоже вполне применима. Например, я вижу, как тут обстоит дело с жильем рабочих. Это отвратительно. В СССР жилищная проблема стоит очень остро, но такого, как в ваших рабочих кварталах, я не видал нигде в России. Даже в худших районах самых дальних городов страны.