Треугольник на сером фоне

Курсант тем временем на меня уже не обращал внимания, а, пригнувшись, кинулся вбок и, перебегая от дерева к дереву, стал преследовать беглеца. Мне это не понравилось, но я не имел понятия, что следует делать. Все происходило с какой-то ужасающей быстротой, а я бездействовал, разрываясь между двумя желаниями - оказаться поскорее дома или предупредить человека в пальто. Кроме того, мне было жутко любопытно, кто это такой и что вообще творится на белом свете, и это любопытство пересилило все остальные чувства. Я сорвался с места и бросился следом за ними.

Курсант, действуя скрытно и даже с каким-то профессионализмом, уже вплотную подобрался к своей жертве. Когда я оказался рядом, он, потеряв всякую бдительность, выперся на аллею и уставился на меня. Человек в коричневом пальто тоже вдруг обернулся, выбросил вперед руки, и глаза у него нехорошо забегали.

"Заманили!" - догадался я и, проклиная свою неосторожность, что было сил заработал ногами. В ушах засвистел ветер, и я промчался мимо них, как скорый поезд мимо телеграфных столбов.

Окутанный жарким облаком страха, ничего не видя вокруг, не помню, как оказался дома. Перевел дух, посмотрел в зеркало, оскалил зубы и понял, что до писка доволен приключением, хотя и напуган основательно. Правда, испуг мой был не совсем обычным, пожалуй, больше в нем было озорства и азарта, нежели смертельного страха. И бежал я как-то не по-людски - подпрыгивал, подскакивал, семенил ногами в воздухе, задыхался от восторга и собственной легкости. Танец, одним словом, а не бег.

Я заглянул на кухню и увидел фарфоровые осколки в засохшей лужице кофе. Подумал, что надо бы убрать, да отчего-то вдруг развеселился и решил, что наплевать, мол, на все. Присел на табурет, но тут же вскочил и закружился на месте, ощущая зуд во всем теле. Руки прямо ходуном ходили, пальцы дергались, а колени, казалось, сами по себе елозят из стороны в сторону. Это меня развеселило еще больше. Но я все же успокоился, вновь примостился на табурет и замер в каком-то томящем душу предчувствии.

Ждать пришлось недолго. На лестничной площадке затопотали, заскрежетал ключ в замочной скважине, кто-то вломился в прихожую, хлопнул дверью, и на кухню влетел незнакомец в коричневом пальто.

От неожиданности я подпрыгнул. Не незнакомец это был, а я сам в своем собственном пальто. Прятаться было поздно, да он и не заметил меня, а сразу прильнул к окну и застыл там, тяжело дыша и высматривая что-то на улице. Я оказался у него за спиной, сидел как мышь, боясь пошелохнуться. Похоже, за ним гнались, и было ему не до меня. Однако интерес меня одолел, что же он там высматривает. Поднялся я, приблизился на цыпочках и выглянул из-за его плеча.

Во дворе, рядом с детской площадкой, расхаживал курсант в черной шинели. Ходил, как заводная кукла - десять шагов туда, десять обратно. Лицо его имело решительное выражение, а глаза по сторонам так и зыркали. Видно было, что озадачен он чем-то, негодует даже, но старается держать марку и собраться с мыслями, а ходьба ему сильно в том помогает.

Глянул я искоса на типа рядом - не знаю, как и назвать-то его правильно, - а он уж на меня косится и не дышит. Отпрянул от окна и шасть в прихожую; как меня не задел - ума не приложу, будто сквозь просочился. Пальто расстегивает, а руки дрожат, как у распоследнего пьяницы. Снял все-таки, на крючок повесил, шмыгнул в комнату и затих.

Я же снова к окну - интересно, как там курсант мечется. Сердце у меня колотилось, и прямо щенячий восторг одолевал, словно я мир заново открываю. Вдруг боковым зрением новое движение заметил - двор-то пустой, любая мелочь внимание привлекает. Смотрю, а из-за трансформаторной будки еще один персонаж появился. Тут уж я обомлел. Ханыга это был, человек-настольная лампа, давешний мой знакомый. Откуда взялся и чего ему надо - неизвестно. Вышел, небрежно к стене прислонился и, знай себе, на курсанта поглядывает. Потом повел глазами в мою сторону, приветливо осклабился и кивнул на служивого, словно говоря: "Вон как надо. Такие не подведут. Знай, мол, наших".

Я тихонько назад попятился. Все, думаю, хватит, надоел мне этот нелепый фарс. Ничего в ваших делах не понимаю и соваться в них больше не намерен, а займусь-ка лучше тем, к чему толкает меня мое теперешнее предназначение.

Подкрался я к двери, затаил дыхание и осторожно выглянул. Хозяин сидел в кресле и делал вид, что читает. Неестественная поза, деревянная спина, нарочито равнодушный взгляд, в котором сквозила тревога. Он догадывался о моем присутствии, и мои губы, помимо воли, растянулись в усмешке.