Пропали

Пожалуйста, Господи, сделай так.

Улыбающийся элмер все время маячил поблизости - случайный гость, свидетель семейных сцен, ~ а она хлопала дверьми, бегая по комнатам, надевала и вновь снимала пальто, сидела в рыданиях у кухонного стола, не в силах разыскать радиотелефон. Наконец откопав его, она позвонила своей матери и, захлебываясь в слезах, обо всем ей рассказала. Потом - сердце тяжело бухало - она позвонила ему. А ведь с элмерами не знаешь (Пэт думала об этом, ожидая, когда же закончится длинная запись радостного голоса свекрови на автоответчике), как себя вести: или вам не пристало показывать перед ними свои чувства, как перед слугами; или же это не зазорно, как перед домашними животными. Вопрос праздный: ей больше нечего скрывать.

После сигнала автоответчик начал записывать ее молчание. Пэт дала отбой, так и не сказав ни слова.

Ближе к вечеру она, наконец, села в машину и проехала через город в район Мишивака. Окна в доме свекрови темные, машины в гараже нет. Пэт наблюдала долго, пока совсем не стемнело, потом вернулась домой. Повсюду, в каждом доме должны были работать элмеры, - стричь газоны, стучать молотками, толкать коляски с детьми. Но она не увидела ни одного.

Ее собственный был там, где она его оставила. Окна мерцали, будто покрытые серебряной пленкой.

- Что? - спросила она его. - Ты хочешь что-то сделать?

Элмер слегка качнулся в готовности и выпятил грудь, продолжая улыбаться.

- Верни моих детей, - сказала она. - Иди найди их и приведи обратно.

Он вроде бы заколебался - кидаться ли выполнять поручение сразу или остаться и подождать разъяснений - и развел в стороны свои трехпалые, смешные, как у героев мультфильмов, руки. Про элмеров было известно, что мстить за вас или восстанавливать справедливость они не станут. Люди-то просили, они ждали ангелов мести, не сомневаясь, что заслуживают их. И Пэт не была исключением. Ей требовался такой немедленно.

Какое-то время она негодующе смотрела на элмера; а потом попросила забыть просьбу и простить ее, - мол, просто неудачно пошутила; здесь и впрямь ничего не поделаешь, просто забудь это, для тебя работы больше нет. Пытаясь его обойти, она шагнула в сторону - элмер повторил её движение, тогда она метнулась обратно и, обогнув элмера, прошла в ванную, отвернула воду в раковине на полную мощность, и через секунду, наконец, пришла тошнота, выворачивающий спазм, но желудок был пуст и ничего, кроме бледной слюны, не изверглось наружу.

Ближе к полуночи она выпила пару таблеток и включила телевизор.

И первое, что увидела, были два кружащихся в небе парашютиста, их оранжевые костюмы струились от ветра. Парашютистов относило вместе, рука одного была на плече другого. Земля лежала так далеко внизу, что походила на карту. Диктор сказал - неизвестно, что у них случилось и в чем была проблема, - и в этот момент один ударил второго по лицу. Они вцепились друг в друга. И сразу закувыркались в воздухе, полуобнявшись одной рукой в страстном или яростном порыве за шею и сплетясь пальцами свободной руки, будто в армрестлинге или танце, чтобы помешать раскрыть парашют. Диктор сказал, что на это в ужасе смотрят тысячи людей внизу, на земле, и, действительно, Пэт услышала их, стон или крик тысяч людей, крик ужаса, смешанный с жадным любопытством, в то время как два парашютиста - в смер-р-р-р-тельной схватке, как сказал диктор, - падали на землю. Камера на вертолете потеряла их, но сразу нашла наземная, нашла единое существо, с четырьмя дергающимися ногами; камера следовала за ними почти до самой земли, когда люди внезапно выросли перед объективом и закрыли поле зрения, но толпа вскрикнула, и кто-то прямо рядом с камерой сказал “Сущий ад!” .

Пэт Пойнтон уже видела эти фрагменты. Для их показа пару раз прерывали сериалы. Нажала соседнюю кнопку на пульте. Дьявольского вида негры в мешковатой одежде и темных очках угрожающе наступали под ритм тяжелого рока и указывали на неё пальцами. Она снова переключила канал. Полицейский на городской улице - она узнала собственный город - накрывал простыней убитого. На грязной мостовой осталось темное пятно. Пэт вспомнила о Ллойде. Ей показалось, что в конце квартала за угол заворачивает элмер.

Еще переключение.

Это был мирный канал, по которому Пэт часто смотрела пресс-конференции или выступления политиков. Иногда пробуждаясь от полусна, она видела, что встреча окончилась или началась новая, что важные люди уехали или еще не прибыли. Спины вездесущих репортеров и чиновников, вполголоса обсуждавших текущие вопросы. Сейчас седовласый сенатор с выражением утонченной грусти на лице выступал в Сенате. “Приношу извинения данному джентльмену, - сказал он, - Я беру назад слово “сопляк”. Я не должен был так говорить. Употребляя это слово, я имел в виду: самонадеянный, бесчувственный, эгоистичный, высокомерный, подло наслаждающийся поражением ваших оппонентов и задетый вашими успехами. Но я не должен был говорить “сопляк”. Беру назад слово “сопляк””.

Другой канал. Два парашютиста снова падают на землю.

“Что же с нами происходит?” - думала Пэт Пойнтон.

Она стояла с черным пультом в руке, волна тошноты снова подступила к горлу. Что же с нами происходит? Ей показалось, что её засасывает холодная грязь; не хотелось быть здесь больше ни секунды, здесь, среди всего этого. Видать, она совсем не от мира сего. Её существование было какой-то ужасной, отвратительной ошибкой.

- Билет Лучших Пожеланий?

Она повернулась к элмеру, серому сейчас в свете телеэкрана. Он протягивал ей маленькую пластинку или табличку. Все совсем хорошо и большая любовь потом. И в мире не было причины для отказа.

- Хорошо, - сказала она. - Хорошо.

Он подошёл ближе. Табличка в полутьме сливалась с его ладонью. Пэт нажала большим пальцем против квадратика “ДА”. Маленькая табличка слегка подалась от ее нажатия, как одна из тех новомодных мягких кнопочек на приборах, на ощупь неотличимых от теплой кожи. Её голос, наверное, зарегистрировали.

Элмер не изменился, не изобразил ни удовлетворения, ни благодарности, не выразил вообще ничего, кроме бессмысленного, если так можно выразиться, восторга, излучаемого им с самого начала. Пэт снова села на кушетку и выключила телевизор. Достав шерстяной плед (его связала мать Ллойда) и закутавшись, она ощутила легкую эйфорию от свершенного, хотя, что именно сделала, она не представляла. И заснула (таблетки, наконец, подействовали) под неотступным наблюдением элмера, в свете уличных фонарей, полосовавших комнату тенями до тех пор, пока не настал серый рассвет.