тема: "Псы любви"

— Видишь, поля зазеленели? — спросила Зягура, ткнув пальцем на острые пики бамбуковых ростков, вылезшие из земли, словно мифические воины, за несколько дневных часов. — А все оттого, что ты разрешение на урожай дал. Все-все в Зулумбии подчинено воле короля!

— Все-все! — подхватили зулумбийцы. Королевский кортеж вывернул к шестьдесят седьмому километру. Подданные почтительно выгрузили Семена, Зягуру и подарки посередине платформы, раскланялись к пустились в обратный путь.

— О-йе-и-о! — затянула, главная запевала государства, голосистая толстуха с завитыми в мелкий бисер волосами.

— О-йа-и-а! — подхватили остальные зулумбийцы, ударили в тамтамы и, ритмично притоптывая, скрылись за поворотом.

«Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец», — подумал с грустью Семен.

Впереди показалась трехглазая электричка, загудели рельсы и задрожали провода. Зягура засуетилась, подхватила тюки и свертки, ловко подцепила накрытую мешковиной клетку и поводок с упирающимся перепуганным котом. Сказала что-то ему в треугольное ухо, легонько шлепнула по спине, и кот, мгновенно успокоившись, шагнул за ней в открытые двери вагона. Семен уже не удивлялся, за сегодняшний день он понял, что умение обращаться с животными у каждого зулумбийца в крови. Он едва успел закидать оставшиеся подарки в тамбур, металлические створки с легким шипением сдвинулись, отрезая его от Зулумбии, как хлебный ломоть.

Тронулись. Побежал назад зулумбийский пейзаж, открывая и унося прочь крытые пальмовыми листьями хижины, плетеные заборы, глинобитные сарайчики, дрожащее в горячем воздухе красное заходящее солнце и на его фоне черные, словно выведенные тушью, деревья.

Всю дорогу Семен грустил, прижавшись лбом к грязному стеклу, а Зягура, сидя на полу, напевала безмятежную песню из незнакомых рокочущих слов.

До дома добрались к полуночи. В квартире царила сонная тишина, и только в конце извилистого коммунального коридора дремало пятно электрического света. Похоже,

Эмма Петровна опять забыла выключить на кухне свет. Семен затащил свертки в комнату и прошел на кухню. Наверное, за сегодняшний день у его выработался стойкий иммунитет к любым неожиданностям. Во всяком случае, он нисколько не удивился, когда увидел, что несмотря на поздний час на плите булькает кастрюля и пахнет щами, а посередине кухни стоит и, напряженно вытянув шею, всматривается в черный провал окна неподвижный страус эму. Под ногами Семена скрипнула половица. Страус повернул голову и злобно посмотрел в его сторону знакомым взглядом Эммы Петровны. Семен тотчас нырнул в тень и, бесшумно ступая, вернулся в комнату. Теперь понятно, как Зягуре удалось приручить соседку, помог врожденный зулумбийский талант.

Зягура уже спала. У нее в ногах поверх одеяла свернулся калачиком котяра. Птицы киви дремали на спинке стула, а крокодил на коврике возле кровати. Тишина. Только один из бегемотов похрапывал во сне. Семен переступил через сваленные на полу тюки и прилег рядом с Зягурой. «Пожалуй, скажу Пашке, где надо принцессу искать. Раз их каждый год больше сотни вылупляется, то, глядишь, и этому дураку повезет», — подумал он, засыпая.

Кирилл Бенедиктов

ОБЪЯВЛЕНИЕ

1

Клочок бумаги с размытой надписью прилепился к углу нового семнадцатиэтажного красавца-дома, облицованного розоватым кирпичом. Объявление было напечатано на принтере, скорее всего, на струйном — буквы расплылись и отрастили неряшливые хвосты, так, что написанный от руки в самом низу номер телефона наполовину скрылся под грязными потеками. Неудивительно: всю последнюю неделю августа шли проливные дожди, природа со вкусом мстила за долгое засушливое лето. «Опоздала», — подумала Жанна, протягивая руку к объявлению. «Если оно висит здесь хотя бы с 25-го, кто-нибудь из девчонок наверняка уже сориентировался». 25 августа всех первокурсников проинформировали, что свободных койко-мест в общежитии значительно меньше, чем поступивших в этом году в училище иногородних студентов. Жанна собрание пропустила — у сестры случилась свадьба, не присутствовать было невозможно — и узнала о том, что осталась ни с чем, только первого сентября. То есть сегодня.

«Опоздала» — произнесла она вслух, срывая объявление со стены. На пижонском розовом кирпиче остался сероватый, похожий на лишай, след. «Ну и пусть. Все равно позвоню. Домик-то какой классный. И училище в двух шагах. После 19.00. Может, попробовать прямо сейчас? Все равно уже опоздала. Ну и пусть».

Жанна дошла до ближайшего таксофона, порылась в карманах накинутой прямо на белый халат куртки, извлекла карточку, на которой вроде бы оставалось еще пять или шесть единиц, и набрала номер. В трубке потекли медленные ленивые гудки. До 19.00 оставалось еще пять часов, понятное дело, никто не собирался бежать со всех ног, чтобы ответить на одинокую телефонную трель. «Ну и пусть», — повторила Жанна, показав тупому аппарату язык, и в этот момент трубку сняли.

— Алло, — сказал сонный, пробивающийся словно сквозь вату, голос. — Алло, говорите…

Мужчина. Почему-то Жанна с самого начала была уверена, что комнату сдает предпенсионного возраста тетушка, заинтересованная в студентке-медичке главным образом в силу накопившихся за долгую трудовую жизнь проблем со здоровьем. Девчонки рассказывали про такие варианты— некая Верка вообще два года ухаживала за полупарализованной старушкой, меняя ей памперсы и собственноручно стирая вонючие простыни, и в результате стала счастливой владелицей отдельной московской жилплощади. Мужской голос испугал Жанну. Она оторвала трубку от уха и несколько секунд смотрела на нее; как на случайно попавшую ей в руки ядовитую змею, не зная; что с нею делать — отбросить подальше или попытаться свернуть шею. Потом ей пришло в голову, что, возможно, комнату действительно сдает женщина, но она появляется после 19.00, а сейчас она разговаривает с ее мужем, сыном, или кем-нибудь еще в этом роде. Жанна глубоко вздохнула и вновь поднесла трубку к уху.

— Я по объявлению, — сказала она, забыв от волнения поздороваться. — Это вы сдаете комнату?

2

— Лучше сиреневый костюмчик надень, — посоветовала Альмира. — Ты в нем не так по-блядски смотришься.

До ответа Жанна не снизошла. Она сосредоточенно подводила губы помадой «WaterShine». Действительно классная помада, но стоит совершенно запредельных денег — каждый день такой пользоваться не станешь. Впрочем, сегодня не совсем обычный день. Кажется.

— Смотри, не теряйся там, — продолжала гнуть свое Альмира. — Если крендель нормальный, сострой из себя девочку-целочку, подинамь его недельку-другую, а потом ставь условие — или так, или никак. Сделаешь все no-умному, к новому году станешь полноценной москвичкой, на нас, лимиту позорную, даже и взглянуть не захочешь…

«Это ты-то лимита», — вздохнула про себя Жанна, но вслух ничего говорить не стала. Альмира и вправду происходила из местечка с гордым названием Мухосранск-Верхневолжский, но в Москве у нее жила родная тетка. При этом незамужняя тетка, работавшая в каком-то крутом холдинге, регулярно уезжала в таинственные командировки, и Альмира оставалась одна в совершенно роскошной трехкомнатной квартире рядом с метро «Коньково». Вела себя там нагло, по-хозяйски. Вот сейчас: валялась голая на гигантском итальянском лежбище, пялилась на себя в непонятным образом вделанное в потолок зеркало, беспрестанно щелкала семечки, сплевывая их в какую-то фарфоровую вазу, украшенную дворцами и павлинами, и издевалась над Жанной. Хорошо хоть, позволила попользоваться своими шмотками. Судя по количеству сумок, которые Альмира притащила с собой из Мухоранска-Верхневолжского, она всерьез рассчитывала открыть в Первопрестольной мелкооптовую торговлю турецким и китайским тряпьем.

— А если увидишь, что парнишка урод или с прибабахом — даже в квартиру не заходи, — продолжала свои наставления Альмира. — Ноги в руки и бегом обратно. Тетушка моя приезжает только через неделю, так что до понедельника знай мою доброту — живи здесь. А за это время или еще чего найдешь, или с девчонками договоришься — сейчас многие снимают втроем однокомнатные хаты, чтоб дешевле. Ну, будете вместе спать, подумаешь, велико дело! Особенно если еще соседки попадутся симпатичные, так и вообще красота — мужики не нужны…