Наследие чародея (Изавальта - 1)

- Они не вернутся, любимый, - прошептала она. - Я все расскажу императрице. Они...

- Ананда? - шепнул Микель. Ананда сжала его руку:

- Да, да, Ананда. Микель, ты узнаешь меня?

Он вгляделся в ее лицо, но в следующий миг взгляд его снова заметался: от портретов - к огню в камине, от камина - к отражениям на блестящем паркете.

- Я думал, я... Возможно.

Его рука недвижимо лежала в ее ладони.

- Я здесь, чтобы помочь тебе, любимый. Потерпи еще чуть-чуть. - Ананда растопырила его пальцы на своей ладони. Микель не сопротивлялся.

На руке у него было три кольца. Два - из витого серебра: одно увенчанное рубином, другое - изумрудом. На каждом камне был выгравирован парящий орел. Это были символы императорской власти. Третье кольцо было золотое, с жемчужиной посредине - подарок Ананды, символ ее любви и верности.

Ананда стянула первое кольцо с безвольной руки Микеля и с надеждой заглянула в его глаза, но в них ничего не изменилось. Тогда она сняла два оставшихся.

Громко хлопнула дверь. Яркий свет разлился по залу, на секунду ослепил Ананду и заставил ее съежиться.

- Что ты делаешь?! - закричала императрица.

Ананда выпрямилась и взглянула в глаза Микеля. Они были все такими же беспокойными и тусклыми. Все надежды Ананды рухнули, и ее охватило смятение. Как могла императрица так быстро оказаться здесь? У этих пьяниц не было времени, чтобы предупредить ее. Значит, она ждала здесь, поблизости. Она знала, что Ананда придет сюда. А это значит, что ей об этом доложили. Значит, среди служанок Ананды есть шпионка, которую она еще не вычислила. Она давно это предполагала, и вот теперь ее предположения подтвердились, но радости от этого было мало.

Значит, императрица все это время стояла здесь и спокойно смотрела на то, как эти пьяные бездельники обращаются с ее сыном!

От этой мысли Ананда пошатнулась и оперлась на каменную колонну. "Каждый раз мне кажется, что это уже предел, что хуже быть просто не может. Каждый раз я думаю, что ее подлость достигла наивысшей точки. О Святые Матери! До каких же пор вы будете доказывать мне, что я ошибаюсь?!"

Императрица не двигалась с места. Ее била дрожь, но что было тому причиной, Ананда могла лишь догадываться.

- Тебе мало того, - проскрежетала старуха, - что ты украла его душу, теперь ты хочешь ограбить еще и тело.

В свете свечи блеснули слезы, стекавшие по щекам старой императрицы.

Ананда посмотрела на кольца, зажатые в ладони. За спиной императрицы с каменными лицам выстроились ее фрейлины. Ананда прекрасно понимала, что Медеан позвала их в качестве свидетелей и они не замедлят рассказать всем вокруг о том, что видели. Что ж, появится новая история о злодеяниях колдуньи из Хастинапуры. Еще одна битва в словесной войне проиграна. Ананда в отчаянии взглянула на Микеля. Он стоял там, где она его оставила, скучающий, безразличный ко всему.

Ананда до крови прикусила губу, чтобы не расплакаться, и вложила кольца власти в ладонь Микеля. Он взял их без единого слова и стал разглядывать без всякого интереса.

В висках у Ананды стучала кровь. Она повернулась и подошла к императрице. Наклонившись к этой отвратительной, лживой, плачущей притворными слезами женщине, она прошептала ей на ухо:

- Я все равно найду, слышишь, ведьма? Я освобожу его.

- Ничего у тебя не выйдет, - прошипела в ответ императрица. - Твой родич не смог отобрать у меня страну, и ты не отберешь у меня сына!

Ананда отшатнулась и встретилась взглядом с Медеан. Глаза у императрицы были словно черные дыры, в них не отражалось ни света, ни мысли.

Ананде ничего не оставалось, кроме как взять свечу и отправиться в обратный путь. Кирити и Беюль вскочили, когда она вошла в комнату, но, увидев лицо хозяйки, благоразумно промолчали. Они помогли ей раздеться и отвели в постель. Фрейлины откинули с кровати покрывала, расплели хозяйке волосы и погасили свечу. За все это время Ананда не проронила ни слова. Она покорно легла в кровать, девушки укрыли ее одеялом и опустили полог.

Ананда лежала в темноте, одна, и по щекам у нее текли слезы. Однако вскоре ее одолела усталость от пережитого шока, горя и гнева, и она уснула.

Ей снилось, что она вновь в Лисолесье, мчится на своей перепуганной серой лошади, пытается справиться с ней, а за ней гонятся три лоснящихся лиса. Лошадь от ужаса заржала, встала на дыбы, и Ананда кубарем полетела вниз. Придя в себя, она села: голова все еще кружилась.

Ее окружили трое. У них были узкие вытянутые лица и блестящие зеленые глаза. У двоих волосы были рыжие, у третьего - седые. Все трое были одеты в облегающие меховые костюмы, цвет которых идеально совпадал с цветом их волос.

- Милая принцесс-са, - прошептал первый, - пойдем с нами.

- Пойдем с нами, - повторил второй, - мы покажем тебе наш лес-с.

- Пойдем с нами, - сказал третий, седой. - Здесь недалеко есть горная долина, где всегда лето. Пойдем, мы покажем тебе чу-дес-са.

Ананда почувствовала, как чужая воля заполняет ее, подчиняя душу и мысли. Их слова ласкали ее слух, ее тело... Ананда поднялась. Ей хотелось пойти с ними. Ей просто необходимо было пойти с ними. Их глаза светились обещанием блаженства и словно подталкивали ее вперед.

Но тут сзади послышался шум. Люди и лошади показались между деревьями. В лунном свете сверкали мечи, кричали люди, пронзительно визжали от страха животные, и на снег летели брызги черной крови. Ананда стояла в оцепенении, пока суматоха не улеглась и пока Сакра не подошел и не взял ее за руку. Трое с вытянутыми лицами исчезли. Она взглянул на Сакру; в глазах у нее стояли слезы - как у ребенка, потерявшего любимую игрушку.

Затем сон изменился. Сакра исчез. Вместо него появился лис с длинным гладким хвостом и нефритовыми бусинками глаз.

- Они все с-слабеют, - сказал зверь. - Если они совсем ослабеют, то скоро умрут. И что тогда будет делать их бедная мамочка?

Потом лис пропал, и сновидение вместе с ним. Когда Ананда проснулась на следующее утро, она помнила только, что ей приснился плохой сон.

Глава 5

Только после долгих и ожесточенных споров Бриджит согласилась, что Калами все-таки имеет смысл съездить в Бейфилд. Она один раз уже вытаскивала его из воды, и ее нежелание совершать этот подвиг вторично было вполне объяснимо.