Троя

Немногим больше трех часов ушло на то, чтобы сколотить и установить каркас убежища: стены шестифутовой высоты из бревен от частокола и покатую крышу из досок от бараков, которую накрыли холстиной. Укладывать больных на сырую землю было немыслимо, а делать настоящий пол — занятие хлопотное и занимающее уйму времени, поэтому колонисты, натаскав из бывшего коровника у северной стены охапки сухого сена, застелили его несколькими слоями полотна. Скотина или вся разбежалась, или же пала от рук безголовых чудовищ, однако нынче никто не спешил на поиски в лес, а небесным дозорным на соньере и без того хватало забот.

Поздно вечером укрытие было готово. Ада, которая успела поработать в команде, ладившей новые колодезные ведра и цепи, а потом возглавить отряд могильщиков, лопатами и ломами пробивавших в мерзлой почве неглубокие ямы, вернулась, осмотрела постройку и нашла ее вполне просторной для сорока пяти человек, если те улягутся вплотную друг к другу (предполагалось, что остальные в это время будут охранять спящих), а поесть в ней могли бы при необходимости сразу все пятьдесят три колониста, хотя потесниться пришлось бы изрядно. Лишь три стены состояли из бревен: четвертую, северную, что была обращена к колодцу и двум кострам, сделали в виде полотняного навеса, который почти целиком откинули, чтобы впустить внутрь побольше тепла. Эдида и Ламан, покопавшись на развалинах Ардис-холла, принесли разные железки и керамическую плитку: хотели сделать дымоход, а то и целую трубу, но и это усовершенствование пришлось отложить до следующего дня. Стекла для окон так и не нашли, поэтому прорубили несколько маленьких отверстий на разной высоте во всех деревянных стенах, а потом закрыли на ночь створками и для надежности завесили холстиной. Бывший любитель бабочек предположил, что в случае нападения можно будет укрыться здесь и палить по врагам через бойницы, однако при первом же взгляде на тряпичную четвертую стену становилось ясно: если войниксы ринутся в атаку, колонистам долго не продержаться.

Впрочем, яйцо Сетебоса вроде бы отпугивало чудовищ.

Уже почти стемнело, когда Даэман отвел кузину, Тома и Ламана в сторону от общего костра на пепелище литейного купола Ханны, раскрыл рюкзак и показал друзьям свою добычу. Яйцо все ярче мерцало каким-то болезненным белесым светом; скорлупу изрезали тонкие трещинки, но дырок пока не было.

— И скоро он вылупится? — спросила Ада.

— Я-то откуда знаю? — пожал плечами сын Марины. — Скажу одно: маленький Сетебос внутри еще жив и хочет вылезти наружу. Если приложишь ухо, можешь услышать, как он пищит и чавкает.

— Нет уж, спасибо, — отказалась жена Хармана.

— Что будет, когда он выберется? — произнес Ламан: он с самого начала настаивал на уничтожении яйца.

Даэман пожал плечами.

— О чем ты вообще думал, воруя эту штуковину из гнезда многорукого мозга в сине-ледяном соборе Парижского Кратера? — высказался врач колонистов Том, когда выслушал всю историю.

— Да не знаю я! — простонал кузен Ады. — Думал: почему бы и нет? На худой конец, хоть разузнаем, что это за тварь такая — Сетебос.

— А если мамуля придет за своим малышом? — вмешался Ламан.

Даэман слышал этот вопрос не в первый раз, поэтому снова пожал плечами.

— Если что, мы всегда успеем его прикончить, — глухо промолвил он, глядя, как под сенью деревьев за руинами старого частокола сгущается зимний сумрак.

— Успеем ли? — возразил Ламан. И, положив руку на треснувшую скорлупу, тут же отпрянул, точно обжегшись.

Каждый, кто пробовал прикасаться к яйцу, испытывал гадкое чувство: белесый шар как будто вытягивал из людей силы.

Сын Марины хотел ответить, но Ада опередила его:

— Даэман, не принеси ты сюда эту штуку, большинства из нас уже не было бы в живых. До сих пор яйцо держало войниксов на расстоянии; может, и детеныш, когда вылупится, будет нас защищать?

— Если только не сожрет нас во сне или не позовет на помощь мамку-папку, — буркнул Ламан, покачивая искалеченную правую руку.

Позже, уже с наступлением темноты, к супруге Хармана подошла Сирис и шепотом сообщила о смерти Шермана, одного из серьезно больных. Ада кивнула, подозвала еще двоих — Эдиду и не потерявшего упитанности Раллума; вместе они отнесли безжизненное тело подальше от костра, к поваленным баракам, и прикрыли его камнями и бревнами. Настоящие похороны решили устроить поутру, поскольку дул холодный пронизывающий ветер.

Потом бывшая хозяйка имения простояла четыре часа в дозоре с дротиковой винтовкой, вдали от согревающего костра, в полусотне ярдов от ближайшего дозорного. В больной голове после сотрясения мозга так грохотало, что женщина не заметила бы даже войникса или Сетебоса у себя под ногами. Когда Кауль наконец-то пришел на смену, будущая мать, шатаясь, добрела до забитого до отказа людьми, трясущегося от дружного храпа укрытия и забылась глубоким сном, который уже не могло нарушить ничто, кроме жутких кошмаров.

Даэман разбудил ее перед рассветом, склонившись над кузиной и зашептав ей в ухо:

— Детеныш вылупился.

Ада уселась в полной темноте; вокруг теснились и пыхтели чьи-то тела, и ей почудилось, что страшный сон продолжается. Ах, если бы Харман оказался рядом, тронул милую за плечо, и, раскрыв глаза, она бы зажмурилась от яркого солнечного сияния! Душа ждала объятий — вместо этого студеного мрака, тесноты, толкающихся чужаков и тревожных бликов угасающего костра, пляшущих на холстине.

— Он вылупился, — еле слышно повторил сын Марины. — Не хотел тебя будить, но надо же что-то решать.

— Ага, — шепнула женщина в ответ.

Она спала в одежде, поэтому свободно выскользнула из-под вороха сырых одеял, затем, осторожно шагая между спящими телами, выбралась из укрытия, вслед за мужчиной миновала костер и двинулась на юг, навстречу другому слабому огоньку.

— Я-то спал тут, не с другими, — рассказывал Даэман уже обычным тоном, отойдя на приличное расстояние от главного навеса.

Голос его по-прежнему звучал тихо, но каждый слог отдавался эхом в больной голове кузины. Высоко в небесах вращались, как и всегда, экваториальное и полярное кольца, скрещиваясь на фоне звезд и луны размером с ноготь большого пальца. Ада заметила краем глаза какое-то движение. Упавшее сердце с минуту гулко стучало в груди. А, ну да, это же летающий диск беззвучно пишет круги в ночи…

— Кто пилот? — полюбопытствовала возлюбленная Хармана.

— Око.

— Не знала, что она умеет водить соньер.

— Научилась вчера от Греоджи, — пояснил мужчина.

Впереди, при свете маленького костра, вырисовывались очертания стоящего человека.

— Доброе утро, Ада Ухр, — поздоровался врач поселенцев.

Женщина лишь улыбнулась, услышав забытое в последние месяцы учтивое обращение.

— С добрым утром, Том, — прошептала она. — Где оно?

Даэман вытащил из огня длинную горящую головню и протянул во тьму, словно факел.

Супруга Хармана отступила назад.

Мужчины успели нагромоздить бревна из частокола, оградив… э-э-э… существо с трех сторон. Пленник метался в закрытом пространстве, силясь выбраться за пределы хлипкой двухфутовой баррикады.

Ада присела на корточки, чтобы рассмотреть крошку-чудовище поближе в неверном мерцании факела, который взяла у Тома.

Несметные желтые глазки моргали и щурились на свет. Малыш Сетебос — если это был действительно он — имел около фута в длину, то есть уже сейчас превосходил размерами обычный живой человеческий мозг, — и все же сильно напоминал его формой и складками омерзительного розоватого оттенка. Между полушариями пролегла серая полоска, существо покрывала тонкая слизистая мембрана, и с каждым вздохом по телу пробегала еле заметная дрожь. Правда, этот мозг ухитрился отрастить себе множество ртов-отверстий и бегал туда-сюда, перебирая тысячью крошечных детских ручек, розовые пальцы которых напомнили Аде кишащих червей.

Желтые глазки раскрылись и не мигая уставились на женщину. Одно из отверстий раскрылось и разразилось визгливым клекотом.