Осколки космоса (сборник)

– Мне все же не ясно… – начал Фирмен, но врач его перебил:

– Отсюда очевидна необходимость Академии. На сегодняшний день по-настоящему гарантирует вменяемость лишь хирургическая операция мозга. Однако человеку неприятна даже мысль об этом – только дьявол мог предложить такой выбор. Государственная хирургия мозга приводит к гибели первоначальной личности, а это самая страшная смерть. Академия старается ослабить напряжение, предлагает альтернативу.

– Но что это за альтернатива? Почему вы скрываете?

– Откровенно говоря, большинство предпочитает оставаться в неведении. – Врач запер шкафчик, но Фирмену не было видно, какие инструменты он оттуда достал. – Поверьте мне, ваша реакция нетипична. Вы предпочитаете думать о нас как о мрачной, таинственной, грозной силе. Это из-за вашего безумия. Здравомыслящие люди считают нас панацеей, приятно-туманным избавлением от жестокой определенности. Они верят в нас, как в Бога. – Врач тихонько хмыкнул. – Большинству людей мы представляемся раем.

– Почему же вы храните свои методы в тайне?

– Откровенно говоря, – ласково ответил врач, – даже райские методы лучше не рассматривать слишком пристально.

– Значит, все это обман? – воскликнул Фирмен, пытаясь сесть. – Вы хотите меня убить!

– Ни в коем случае, – заверил врач и мягким движением заставил его лечь.

– Так что же вы собираетесь делать?

– Увидите.

– А почему отсюда никто не возвращается?

– Не желают, – ответил врач. Прежде чем Фирмен успел шевельнуться, врач ловко всадил ему в руку иглу шприца и впрыснул теплую жидкость.

– И помните, – сказал он, – надо защищать общество от личности.

– Да, – сквозь дремоту отозвался Фирмен, – но кто защитит личность от общества?

Очертания предметов в палате расплылись, и, хотя врач что-то ответил, Фирмен не расслышал слов – знал только, что они мудры, уместны и очень истинны.

Придя в себя, он заметил, что стоит на огромной равнине. Всходило солнце. В тусклом свете к ногам Фирмена льнули клочья тумана, а трава под ногами была мокрой и упругой.

Фирмен вяло удивился, увидев, что рядом, по правую руку от него, стоит жена. Слева к его ноге прижался чуть дрожащий Спид. Удивление быстро развеялось, потому что перед битвой здесь, возле хозяина, и полагалось быть жене и псу.

Впереди движущийся туман распался на отдельные фигурки, и Фирмен узнал их, когда они приблизились.

То были враги! Процессию возглавлял рободворецкий; в полутьме он мерцал зловещим нечеловеческим блеском. Там был и Морган, который, обращаясь к начальнику отдела, истерически вопил, что Фирмен должен умереть; а запуганный Флинн, бедняга, прятал лицо, но надвигался на него. Там была и домовладелица, которая пронзительно кричала: «Нет ему жилья!» А за ней шли врачи, дежурные, охранники, а за ними шагали миллионы в грубых рабочих спецовках; кепки у них были надвинуты на глаза, газеты скатаны в тугую трубочку.

Фирмен подобрался в ожидании решительного боя с врагами, которые его предали. Однако в мозгу шевельнулось сомнение. Наяву ли все это?

Внезапно он с отвращением увидел как бы со стороны свое одурманенное наркотиками тело, лежащее в нумерованной палате Академии, в то время как дух его невесть где сражается с тенями.

Я вполне нормален! В минуту полного просветления Фирмен понял, что надо бежать. Не его удел – бороться с призрачным противником. Надо вернуться в настоящий мир. Status quo не будет длиться вечно. Что же станется с человечеством, из которого вытравили силу, инициативу, индивидуальность?

Из Академии никто не выходит? А вот он выйдет! Фирмен попытался вырваться из-под власти наркотического бреда, он почти ощущал, как ворочается на кушетке его никому не нужное тело, как он стонет, заставляя себя встать…

Но призрачная жена схватила его за руку и указала вдаль. Призрачный пес зарычал на надвигающегося противника.

Мгновение было безвозвратно упущено, хотя Фирмен этого так никогда и не понял. Он позабыл о своем решении вырваться, позабыл о земле, позабыл о правде, и капли росы окропили его ноги, когда он ринулся в жестокую схватку с врагом.

Второй рай

В ожидании своего часа космическая станция вращалась вокруг планеты. Строго говоря, разум у нее отсутствовал ввиду его полной ненадобности, однако она все же обладала некоторым сознанием и определенными свойствами и реакциями.

Предназначение этой хитроумной машины было запечатлено в металле конструкций и электронных схемах, а может, в машине даже сохранялись какие-то эмоции, заложенные ее создателем, – дикие надежды, страхи и безумная гонка, ограниченная временем.

Но надежды оказались напрасными, поскольку гонка была проиграна, и теперь огромная конструкция облетала поверхность планеты, оставшись незавершенной, а ныне и вовсе бесполезная.

И все-таки она обладала некоторым сознанием и определенными свойствами и реакциями. Она была хитроумна и знала, что ей необходимо. А потому машина обследовала окружающее пространство в поисках отсутствующих компонентов.

В созвездии Волопаса пилот вывел корабль к небольшому вишнево-красному солнцу и, совершив разворот, увидел, что одна из планет этой системы имеет редко встречающийся прекрасный зелено-голубой цвет, как у Земли.

– Погляди на нее! – дрожащим от волнения голосом воскликнул Флеминг, отворачиваясь от пульта управления. – Планета земного типа! Земного, правда, Говард? Мы на ней разбогатеем!

Низкорослый и лысый Говард, с брюшком, формой и размерами напоминавшим арбуз, неторопливо выбрался из корабельного камбуза, жуя на ходу авокадо. Он был сердит. Ведь его оторвали от важнейшего дела – приготовления обеда. Говард считал приготовление пищи искусством, и если бы он не был бизнесменом, то стал бы шеф-поваром. Они с Флемингом прекрасно питались во всех полетах, поскольку Говард имел особый подход к жареным цыплятам, готовил жаркое Говарда под соусом Говарда и особенно отличался в умении подавать салат Говарда.

– Она может быть земного типа, – заметил он, спокойно посмотрев на зелено-голубую планету.

– Не может, а именно земного, – уверенно заявил юный Флеминг, обладающий энтузиазмом намного большим, чем позволительно иметь человеку в космосе.

Несмотря на его худобу, ничуть не исчезавшую вопреки стараниям Говарда, и в беспорядке спадающие на лоб рыжие волосы, Говард терпимо относился к нему, и не только потому, что Флеминг имел особый подход к кораблям и двигателям, главное – он имел деловую хватку. А деловая хватка в космосе являлась наиважнейшей необходимостью, где оценивалась в кругленькую сумму порой только за то, чтобы корабль взлетел.

– Лишь бы она не была обитаема, – молил Флеминг, проявляя тем самым свой энтузиазм и деловой подход. – Тогда она будет целиком наша. Наша, Говард! Планета земного типа! О Господи! Да только одну недвижимость и ту уже можно продать за целое состояние, не говоря уж о правах на разработку полезных ископаемых, на дозаправку звездолетов и всех прочих.

Говард проглотил последний кусок авокадо. Молодому Флемингу предстоит еще многому научиться. Поиск и продажа планет – абсолютно такое же дело, как выращивание и продажа апельсинов. Ну не совсем, конечно, такое же: апельсины неопасны, а планеты порой – да. И апельсины не приносят огромных доходов, тогда как с хорошей планеты можно сорвать большой куш.

– Сядем на нашу планету прямо сейчас? – нетерпеливо спросил Флеминг.

– Обязательно, – согласился Говард. – Только… вон та космическая станция прямо по курсу почему-то наводит меня на мысль, что местные обитатели могут считать ее своей планетой.

Флеминг присмотрелся. И верно – прежде скрытая диском планеты, в поле видимости выплыла космическая станция.

– О черт, – выругался Флеминг, и его вытянутое веснушчатое лицо скривилось в недовольной гримасе. – Значит, она населена. Слушай, а может, мы…

Он не закончил фразу и выразительно посмотрел на пульт управления боезарядами.