Рубин Good (СИ)

- Вы слишком категоричны, брат мой Хуго Костильский?

- Что вы... - снисходительно раздалось в ответ. - Категоричен не я, а те, кто отправляют людей на бессмысленные войны. Мой же облик и мои слова всегда чисты и прямодушны, как светлый образ Бога в глазах истинного поборника христианских ценностей. Я гляжу на линию горизонта с позиции здравого смысла, держа наготове оружие. Я готов превратить любого врага моей церкви в покойника, но, однако я не желаю умирать за чужую глупость, где бы то ни было...

- В подобных исторических условиях, - рассудительно заметил упитанный монах, утвердительно кивая, - хуже всего то, что мы не даем бедным сарацинам возможности одуматься. Они, словно умалишенные дети бескрайних пустынь, ничего не ведают о нашей вере. Они видят только наши мечи и копья, вместо того, чтобы прислушаться к голосу истины и признать всеблагое единство христианских ценностей. А ведь наша вера крепче гранита и выше всяческих идеалов. Она не нуждается в таких немыслимых кровопролитиях, каковые мы производим повсеместно. Более того, с нашей исключительной верой мы давно могли бы покорить весь мир, однако день за днем дети нашего святого Распятья складывают головы у высоких стен Иерусалима, да и в иных местах, где надобно слово божье, а не каленое железо...

- Святые слова! - немедленно поддакнул рыцарь, снова аккуратно поправляя смертоубийственное орудие на боку. - Скажу даже больше, что нет, и не было на свете ничего более внушительного и крепкого, чем наша могучая вера!

- Не говорите так, благочестивый брат мой Хуго Костильский, - скорбным тоном произнес тучный священнослужитель. - Иначе наша могучая вера может подвергнуться сомнению за вашу гордыню. Увы, нужно признать, что вера сарацинов не менее крепка, чем наша. Они так же, как и мы, веруют в добро и справедливость. Более того, они очень искренне полагают, что имеют на это полное право... Одно нехорошо: они верят в это по-своему, а мы именно так, как нужно. Наши веры практически не пересекаются, разве что на полях сражений. В этом вся суть. Ведь наша вера, да простит мне Господь мои греховные суждения, это в своем роде, мирская надежда в лучшую Жизнь после греховного существования. А вера сарацинская, это в своем роде обширный свод некоторых житейских правил - войсковой устав или мужской кодекс многоженца, призванный помочь невежественному человеку жить в строгом соответствии с правоверными истинами.

- Как бы там ни было... - веско произнес благочестивый брат Хуго Костильский, - истинная вера всегда идет рука об руку с правом сильного!.. Кто силен, тот и прав! А кто прав, тот и в Вере!.. Разве не так?!

Беседа звучала занимательно. Некоторое время ватага Рубина шагала за всадниками и с большим интересом прислушивалась к ученой беседе двух почтенных собеседников. Потом слово взял Маленький Джон. Он подошел сзади, неспешно ухватился за распущенные лошадиные хвосты и разом осадил обоих иноходцев.

Всадники не ожидали такого поворота событий и тут же грохнулись на землю.

- Нам нужна большая часть ваших материальных ценностей и христианское благословение... - смиренно молвил Рубин, после того, как ученые путники пришли в себя.

- И побыстрее... - скромно подытожил сынов божьих Дафни из Нидерландов.

- А по какому, собственно, праву?! - возмущенно воскликнул рыцарь-тамплиер.

- По праву сильного, разумеется, - кротким тоном изрек Маленький Джон. При этом его огромный кулак как бы ненароком коснулся носа вояки, словно подтверждая вышеозначенные рассуждения о силе и правде самым наглядным образом.

Вслед затем удалая ватага молодцов обогатилась двумя туго набитыми кошелями.

- Золото не поможет вам избежать божьего суда, - сказал тучный монах, в голосе которого звучало явное пренебрежение.

- Ваше святейшество, - заметил Рубин. - Если бы Господь Бог занимался судами, то ваша святая церковь, готовая отпустить любые грехи за звонкую мзду и коммерческие подаяния, первая пала бы от его руки.

Эпизод двадцать седьмой.

Его следовало бы пропустить, но разве можно пропустить собственную жизнь?

Совершив противозаконное мероприятие, ватага смело потопала по дороге в Ноттингэм. Шли в хорошем темпе, как солдаты на марше, чутко прислушиваясь к малейшим колебаниям ветра. Ветер не приносил ничего тревожного, поэтому удвоили скорость шага и пошустрили к заветному городу со скоростью древнегреческих марафонцев.

Под гулкий топот молчаливых попутчиков Рубин искренне переживал о содеянном проступке: "Увы... - невесело думал он про себя. - Что не говори, но все же грабить случайных путников могут только совершенно пропащие люди". Он хмурился и вздыхал как малое дитя, стащившее чужое подношение возле каменного алтаря предков. Потом немного отлегло. А когда вышли на столбовой перекресток между двумя развороченными колеями на Дерби и Стаффордшир, то все переживания мигом улетучились, ибо тут повстречали еще одного благородного рыцаря. Рыцарь гнал перед собою изможденного оборванца, тыкал ему в зад копьем и костерил несчастного на все лады. Само собой разумеется, рыцаря в один миг раздели до нитки, а истыканному вдоль и поперек нищему отсыпали внушительную горсть монет и отпустили на все четыре стороны.

Не ожидавший столь королевской милости, бедолага расторопно рухнул на колени и довольно долго бился головой в пыли.

- Тебя как звать-то, а? - ласково спросил бедолагу Рубин.

- Византиец Махулин! - поспешно отозвался Византиец Махулин.

- Живи долго и будь счастлив, брат во Христе... - тепло сказали Византийцу Махулину товарищи Рубина.

- Да прибудет с вами благодать божья! - в откровенном экстазе заявил Византиец Махулин, после того как собрал частыми поклонами всю возможную пыль и грязь на дороге.

Чуть позже напоролись на состоятельного торговца. Его сопровождала раболепная орава челяди и несколькими довольно симпатичных кухарок. Торговец восседал на повозке с товаром, запряженной четверкой лошадок, и лениво созерцал проплывающие мимо окрестности. За повозкой неспешно двигалась охрана из десяти превосходно вооруженных мужчин. Естественно, охранников смели в первую очередь. Затем буквально подчистую смели все остальное, включая симпатичных кухарок. Кухарки не возражали, после чего их осыпали щедрыми дарами, как и Византийца Махулина.

Ближе к полудню повстречали трех святых отцов, одинаково упитанных и розовощеких, словно рождественские поросята, приготовленные к праздничному столу. Они клятвенно побожились, что у них нет не единого пенни. Маленький Джон проверил. Сразу же выяснилось, что святость и ложь находятся в максимальной близости друг от друга.

За служителями церкви последовал огромный норманнский барон, в седельной сумке которого нашлось немало звонкого золота и серебра. За активное сопротивление и отборную светскую брань, его разукрасили так, что самим стало тошно.

Потом потопали дальше, покамест не вышли на стоянку молодых улыбчивых парней. То были здоровенные английские рекруты. Они жарили мясо и прислушивались к сказочным речам одного бравого служаки, который довольно бойко рассказывал публике о том, как ему довелось насиловать нескольких пышнотелых красоток возле малоизвестного арабского города Аль-габейда. Рекруты слушали жадно, буквально разинув рты от изумления.

"Увы, но людей, готовых внимать обыкновенным подонкам с таким алчным интересом, можно завербовать куда угодно, не только в армейское стойло", - подумал Рубин.

Мясо у рекрутов отобрали без излишних хлопот, а бравому служаке посоветовали держать язык за зубами. Дескать, свежим кандидатам в покойники добрая еда ни к чему, а тебе, мол, сволочь обозная, и подавно...

Чуть погодя навстречу выехал целый караван с провизией, ни шатко, ни валко громыхающий по дороге в славное графство Йоркшир. Его обчистили шустро, не моргнув глазом, оглашая окрестности воинственными криками. К вечеру, нагруженные чужим барахлом сверх всякой меры, вышли на берег небольшого озера, в котором плавали утки, и стояла одноногая цапля с ободранным хвостом.