Контракт Султанова

— Эдик, тебе надо сдаться! — сказал Султанов. — Школа окружена! Если начнется стрельба, тебе не уцелеть!

— Нет! — выкрикнул Мышковецкий.

— Тогда тебе надо отпустить заложника. Это тебе зачтется. К тому же у тебя останусь я. Я уже никуда не денусь, можешь мне поверить.

— Нет! — опять выкрикнул Мышковецкий. — Ему не дадут уйти, а спишут все на меня.

— Побойся Бога, ты же верующий. Тебе что мало одного убийства?

— Я никого не убивал! — прокричал Мышковецкий в голос.

— А охранник внизу? Зачем отрицать очевидное?

— Я никого не убивал! — повторил он.

— Хорошо, — успокаивающе поднял руки Султанов. — Я тебе верю. Может быть, неосторожное обращение с оружием. В жизни всякое случается. Тогда тебе тем более надо сдаться. Следствие разберется.

— Это не неосторожное обращение, — возразил Эдик. — Его убили эти.

Он ткнул пистолетом в сторону лестницы.

— Эдик, брось! Будь, наконец, мужчиной! — не выдержал Султанов. — Ты же не псих какой, чтобы верить во весь этот бред. Откуда у тебя пистолет, если ты никого не убивал?

— Это все они! — Эдик опять ткнул оружием в дверь. — Они прячутся сейчас на втором этаже.

— Кто прячется? Зачем?

— Я не знаю! Я не знаю, зачем они дали мне пистолет! — он зарыдал в голос.

— Успокойся ради Бога! Все будет хорошо! — пытался Паша успокоить мальчика.

— Нет, хорошо уже не будет никогда, — сказал Эдик, резко прекратив плакать. — Они уже лестнице. Сначала они были на втором этаже, а теперь они подкрадываются все ближе. Я уже вижу их. Они ползут по лестнице, выгляните, они там.

Султанов выглянул, но ничего не увидел.

— Там никого нет, — возразил он.

— Он нырнул обратно! — Мышковецкий глянул на него и воскликнул. — Они слышат мои слова через ваш микрофон!

Султанов и сказать ничего не успел, как подросток подскочил к нему и единым махом сорвал наушники, выкинув их в коридор.

— Зачем ты это сделал? — возмутился Султанов, он понимал, что ведет себя неправильно, ему надо было бы успокоить подростка, но обстановка злила его своей непонятностью, недоговоренностью, и он на некоторое время потерял контроль над собой. — Как мы теперь с ними свяжемся?

— С кем? — усмехнулся Мышковецкий. — С теми, кто убил охранника и подбросил мне пистолет? Может быть, вы с ними заодно? У вас, наверное, и пистолетик припрятан?

— Ты действительно рехнулся, парень! — заорал Султанов. — Сидишь тут, заложников набрал. Сюда съехались омоновцы со всей области. Ты этого хотел? Считай, ты своего добился!

Он бы возможно долго распинался, если бы не увидел, что с Айсом происходят странные вещи. Мальчика буквально трясло, и доморощенная палитра едва не вылетала у него из рук. Он уставился в дверной проем, словно увидел там привидение.

— Что с тобой? — обеспокоено спросил Султанов.

Произошедшая следом кошмарная сцена была многократно описана им в романах, но он никогда бы не подумал, что все это так страшно. Воздух словно стал твердым, а потом раскололся. Нечто темное и раскидистое прилетело из коридора. Султанов еще до конца не понял, что это пули, как Эдик вскочил и оттолкнул его. Окна были разбиты на тысячу осколков, но перед тем как хлынуть на пол звенящим по осиному потоком, они еще продолжали в течение некоего очень малого промежутка времени, не поддающееся большему дроблению, удерживаться на своих местах. Султанов обрушился на пол, сгребая Айса со стула. В ту же секунду воздух стал тяжелым от насытивших его осколков. На некоторое время Султанов ослеп и оглох. Лишь потом он понял, что это тишина. Айс шептал свои тягучие мусульманские молитвы, и он одобряюще похлопал его по плечу. Поискал глазами Мышковецкого. И его словно обожгло. Мальчик лежал навзничь с открытыми глазами, и было сразу ясно, что он мертв.

Глава 7

Письмо Абдурахман получил в среду. Конверт хороший, дорогой, на нем вместо адреса только фамилия печатными буквами: "Юзбашеву". И приписка "Для хозяина". Секретарша, дура, даже вскрывать не стала, побоялась, принесла сразу ему. Но Абдурахман не оплошал, велел вскрыть Духану, предварительно выпроводив дружка за дверь. Вдруг там яд. На фронте еще много тех осталось, кто тоже не прочь оттуда улизнуть.

В конверте оказался единственный листок, тоже на хорошей бумаге. А на нем опять печатные буквы. Красивые, только смысл некрасивый. Юзбашев свернул письмо вчетверо и поехал к Обанаеву. Причем, проделал это в одиночку, даже верного как собака Духана с собой не взял. Абдурахман торопился, успевая на ходу обдумать сложившуюся ситуацию и решая, не пора ли подаваться в другие более спокойные края. Он всегда знал, что "Алга Люкс" это не надолго. В последнее время менты носом землю роют, а уж когда дело касается сумитов, особенно лютуют. Один из ФСБ так и сказал ему:

— Ты черный, значит ты под подозрением.

Маркеша в последнее время дерганный стал. Иногда Абдурахман даже не понимал его. Секреты от него пошли. Это от соратника по газавату — священной войне с неверными. Совсем кафиром становится Обанаев, воистину. Побрякушки себе нацепил золотые, в цирюльню стал каждую неделю ходить. И дружки у него пошли, не чета ему, Абдурахману. Бизнесмены и миллионеры. С простыми людьми и знаться не хочет. Один раз Абдурахмана даже за порог не пустили, важный гость у него, видите ли. Юзбашев потом дождался глянуть, кто это. Выехал на роскошной машине с водителем крутой джигит. Кожа белая, а глаза черные, огнем жгут. За одну такую машину всю фирму Абдурахмана купить можно. Вертит что-то хозяин, сын ишака. Абдурахман сердцем чует, вертит. Зазнался хозяин. От своих нос воротит. Иногда даже не здоровается, если встретит, совсем совесть потерял, шайтан. Зарезать бы его, но с очень большими людьми дело имеет. С Мануйловым в одну баню ходит. Абдурахману приходится с этим считаться, а то бы выбросил письмо к шайтану и аллах акбар. Как начнутся проблемы у босса, а он и знать не знает, а там случись что, и империю его можно к ручонкам прибрать. Помаленьку, с расстановкой, по шажочку. Но нельзя. Вдруг письмо по поручению хозяина подбросили, чтобы проверить его верность. Значит, надо продемонстрировать свою верность. На коленях приползти и поцеловать босса в грязный чурек. Тьфу!

Рядом с воротами хозяйской усадьбы на Южном шоссе стояли несколько автомашин, среди которых выделалась машина со спецсигналами. Опять милиция в гостях! Абдурахман в сердцах сплюнул. С Обанаевым был Великоротов. Полковник милиции, начальник отдела. Абдурахман вида не подал, хотя ментов ненавидел. Они поздоровались, причем, по обычаю как гость Абдурахман протянул для пожатия обе руки. Потом отдал письмо. Обанаев пробежался по тексту глазами, зло дернулся, и быстро спросил:

— Когда получил?

— Как получил, сразу приехал.

Обанаев позвонил по мобильнику:

— Рахмет, где Алекс? Рисует? Из дома не выходите, сейчас к вам еще людей пришлю, — он быстро отдал пару распоряжений, после чего протянул письмо Великоротову. — Что скажешь?

Тот неспешно вчитался. На лист были ровно наклеены печатные буквы: "Первый раз не вышло, но твоего сына мы все равно убьем, а после тебя, сын собаки".

— Хорошая бумага, дорогая, — заметил мент. — Можно пошерстить по лавкам, где такую покупали в последний раз.

— Нет, я сам разберусь, — отрезал Обанаев.

— Как знаешь, — не удивился мент, он давно уже привык ко всем этим выходкам горячих парней с юга. — Как я уже говорил, бумага дорогая, возможно, этим он тебе хотел показать, что тоже не лыком шит. Как говорится: "К твоему "Мерседесу" я подъеду на своем "Вольво".

— Говори по-русски! Вольво-швольво не надо! — вспылил Абдурахман.

— А по-русски, серьезный это человек. Тянет на профессионала. Буквы из журналов нарезал и из разных, чтоб значит сложнее искать.

— Нерусский писал, — сказал Обанаев.

— Это ты про то, что он написал "сын собаки". Не обязательно. Может, он тебя специально с толку сбить хочет.