Чудища из-за миров[СИ]

Лиде стало страшно. Гостиница как будто отдалилась на километр, а за каждой ёлкой караулили босоногие дикари. С неожиданной для себя прытью она развернулась и кинулась назад в корчму.

— Так я и знала, — встретила её смехом Анька, — ты ещё не дошла до кондиции!

Через полчаса они таки вышли из корчмы, но никаких следов на обочине дорожки Лида не увидела. Вроже и не сильный был снег — но нет следов и нет! Ни больших, ни маленьких, ни босых, ни обутых — никаких. Не сыграла ли с ней злую шутку вишнёвка?

— Что ты там застряла? — спросила Анька. — Потеряла что-то?

— Нет-нет, так… показалось…

В гостинице, лёжа на кровати, как труп, Лида ныла, что сошла с ума, что три часа на склоне — это в первый день слишком, и что придушит Аньку своими трясущимися руками.

Аня спокойно улыбалась.

— Лучше поблагодари меня, что привезла тебя сюда. Между прочим, первый день, а уже заполучила тихого воздыхателя!

— Кого?!

— На горушке и в "Поднебесной" не спускал с тебя глаз. Ти-хо! Не фыркай и не ори. Я специально молчала, пока ты была злая, как кобра, и могла скорчить жабью рожу. А так насмотрелся на тебя приятную, хотя и ёрзающую по скамье. Он сноубордист.

— Сноу… что? — Лида сразу вспомнила странные следы на сноу — снегу.

— Катается на специальной доске, — объяснила Аня. — Такая широкая лыжа.

— Босиком?

Аня покрутила пальцем у виска:

— Ты что, и голову отбила. В ботинках, как и мы.

— Зараза!

— Он? Почему?

— Ты! Развлекаешься! — засмеялась Лида и уже спокойней попросила. — Завтра покажешь мне его.

Настроение резко улучшилось. А следы… Обман зрения и пары вишнёвки!

— Сначала Анечку вежливо попросишь и станцуешь полечку.

— Что? Станцую-станцую…

Уже забыла о следах и мечтала о завтра. Надо же — сноубордист…

…- Внимание! Наезд камеры! Чёрная доска, чёрная с оранжевым куртка и коричневая шапка едут в нашем направлении. Сейчас будет падение… ну и слабак… как он… слов нет… — комментировала Аня.

Было утро следующего дня, они стояли на половине склона, предусмотрительно сойдя с лыжни.

— Слышался голос великой профессионалки, — ядовито ответила Лида. — Когда спустишься на такой доске, тогда и поговорим.

— Ого, ты его защищаешь, он тебе нравится, — запищала Аня и довольно потёрла руки.

Ну и дура. Лида с удовольствием заткнула бы ей рот и сбросила с горушки. Но он… он! Рассмотреть бы его безо всяких зимних упаковок.

Анька куда-то резво умчалась. А Лида ездила очень медленно и осторожно, не могла уже позволить себе ни одного компрометирующего падения.

Он заметно… да куда там — явно наблюдал за ней на горушке. А вечером сидел за соседним столиком в "Поднебесной" и смотрел почти в упор, посылая американские улыбки.

"Я ненормальная, но я ему отвечаю тем же, — подумала Лида. — Идиотка!"

На следующее утро встала возбуждённая. "Возьми себя в руки, — повторяла вслух бесконечное число раз. — Так всегда начинается, как будто в рекламе зубной пасты, а потом они исчезают".

И вообще. И вообще, она немного привыкла к лыжам и лыжне. Долго не могла понять, зачем всё время берёт с собой шарф, который при каждом неуклюжем наклоне лез в глаза, нос или закрывал рот при падении. Единственное удовольствие от этой петли на шее, что могла вытирать ею нос. Снимать перчатки, чтобы достать из кармана пуховика платочек, стало мучительным, а в некоторых позициях лежания на лыжне и невозможным процессом с риском сломать руку.

Съезжала всё удачнее. На мгновение даже уверила себя, что умеет и поворачивать. В следующие секунды лежала, "подрезанная" чёрным сноубордом и не знала, что и сказать. Спасите?!

— Выглядит всё так, как будто я сделал это специально, — широко улыбаясь, сказал он. — Но, честное слово, не так легко наехать прямо на девушку своей мечты. Кажется, это так говорится?

— Я предпочла бы другой способ знакомства, — ответила она. — Но я тебе верю, — добавила, не узнавая себя.

— А я хотел бы сказать, — сообщил он ей в тон, — что начал точно так же использовать шарф. Очень практично.

— Я полна практичных идей, могу вести рубрику в газете.

Лида подумала, что такое знакомство глупейшее из глупых. Уже знала, что сказала бы Анька, но поклялась в душе, что ничего не скажет ей о шарфиковых ухаживаниях.

— Ну, ты прям, как капризный детёныш, — ворчала Аня вечером в корчме. — Не такой, не сякой, нехороший, потому что с чёрной доской вместо белого коня. И очень плохой, ведь назвал тебя "девушка мечты". А что, блин, должен был сказать: "Ты такая красавица, бежим скорее, а то ЗАГС закроется!"?!

— Издевайся, издевайся… Сейчас он притопает сюда.

— Правда?

— Он вежливо спросил, может ли присоединится.

— Спросил? Романтик, блин. Нет, явно приезжий, не гураль. Тот бы прилез бы, сел и сказал: "А чего ж водки нема?" — голос Аньки разнёсся по залу. — И ты согласилась? Ну… не знаю… ты такая кретинка, ещё влюбишься, а мы отдыхать приехали.

— Спасите нас от друзей, — прошептала Лида, но тут на расстоянии протянутой руки появился он и поставил на стол три жжёнки.

— Эх, какой наблюдательный, — сказала Анька и подала ему руку. — Аня.

— Ивась… Иван Белевич, — представился он, пожимая ей ладонь.

— Блин, не говорила мне, что подцепила шляхтича, — подмигнула Анька Лиде.

В этот вечер Анька говорила больше их двоих вместе взятых, а точнее, прерывала то Лиду, то Ивася, стоило им открыть рот не для питья. Когда вышли из "Поднебесной", в воздухе пахло морозом и дымом из трубы.

Лида с Ивасем распрощались, как дипломаты при Аньке-переводчике.

Наступил следующий день. На горушке Аня оставляла их в покое и каталась одна, охваченная лыжным безумием. Они тоже пытались ездить, даже отважились подняться на самую вершинку и съехать оттуда. Упали почти синхронно на половине спуска, что было очень неплохим результатом.

Ивась сказал, что здесь ещё не бывал, расспрашивал о каких-то пустяках вроде меню обеда или тёплой одежды. Один раз даже спросил, много ли она может выпить жжёнки.

— Ведро.

Почему-то ей показалось, что в его лице не было понимания шутки, коротко кивнул.

А когда решительно поднимались на горушку опять, то Ивась Лиду поцеловал. Без вопросов, нерешительности и шарканья ножкой. Держа в обеих руках её лыжи и свой сноуборд, наклонился к ней и поцеловал. Вышло неплохо и ничего больше. Лида не потеряла сознание, не отпрянула и не умерла. Кретинка, ожидающая восторгов новой любви. Когда пошли опять, смотрел на неё телячьим взглядом, словно целовался впервые в жизни.

— Спасибо, ты мне очень помогаешь, — сказал он. — Я очень благодарен!

Лида очень хотела что-то услышать что-то более понятное и романтическое. И почему её ничуть не увлекало это классически красивое мужское лицо? Хотя… уж слишком классическое…

Вечером стояла у входа в гостиницу, прижавшись к Ивасю, тесно ограниченная его рукой, но разговор не клеился. Тему, которую начинала она, он огибал дугой. Если сам начинал что-то говорить, то Лида не совсем знала, что отвечать. Это были опять же нелепые пустяки. И снежная тишина тоже смущала. Милый нерешительный мужчина и безнадёжно нерешительная идиотка, то есть она, Лида.

— Не знаю ещё, что именно должен сказать. Что ни приходит мне в голову, всё кажется не тем, — неловко признался ей Ивась.

Совсем не хотела она тех "не тех" слов, пыталась понять, что должна сделать, чтобы он не смог сказать что-то банальное. И в этот момент с трудом выдавил из себя:

— Знаешь, мне не везёт. Всё ищу. Как-то напрасно ищу.

— Почему, с какими ты встречался до меня? — её вопрос прозвучал так конкретно, что он явно растерялся.

— М-м-м, не знаю, как сказать. Ну… с другими.

Умел рассказывать и ничего не объяснить.

Очень ей хотелось крикнуть ему в лицо: "Знаешь, что это и есть то единственное, что нас связывает? Мы самые необычные в мире неудачники! Или… или требуем чего-то такого… такого… чтобы с неба падали жаренные голуби? Какой-то дурацкий кроссворд — эти наши судьбы". Не крикнула.