Квартирный вопрос (сборник)

Технологии, сказочно подешевев, позволяли рядовому обывателю уже после минимального инструктажа пользоваться такими благами цивилизации, которые не снились и богачам прошлого; подобные волшебству, они наделили Потребителя возможностями, доступными ранее лишь богам. Будучи настоящей магией, уже через поколение они воспринимались как должное, и сложно было представить, что когда-то — совсем недавно — мир был совершенно иным. И уж вовсе невозможно было представить себе будущее этого мира без технологических чудес…

Вот тут-то и крылся подвох.

Подсадив всю страну на иглу сверхдешевой и сверхпростой технологии, сделав Изобилие неотъемлемой частью повседневности, Государство оставило последнее слово за собой, монополизировав производство и поставки пены.

Универсальный многофункциональный самоорганизующийся квазиживой субстрат — или, в просторечии, пена — стал для Державы лучшим гарантом экономической, политической и общественной стабильности из всех, придуманных ранее.

Пена стала связующим звеном между самой смелой мыслью и ее материальным воплощением. Роль производителя отныне свелась лишь к придумыванию всё новых катализаторов — матриц, заставлявших пену самоорганизовываться во всё, что только можно было пожелать.

Основой технологии производства матриц была всё та же пена.

Пена стала флогистоном и философским камнем для технологии своего времени. Технологии, лишь неуловимо отличающейся от алхимии и магии прошлого — и позволившей человеку достичь с ее помощью того, что ни магия, ни алхимия так и не смогли ему даровать.

Наступила Эпоха Изобилия.

Вцепившись в перила на высоте доброй полусотни этажей, Влад задумчиво озирал раскинувшийся перед ним мегаполис, когда робкое сухое покашливание за спиной вернуло его в реальный мир.

— Владушка, касатик! — услышал он надтреснутый старушечий голос и, заставив себя улыбнуться, обернулся навстречу Прошлому.

Клавдия Львовна Кунц, ровесница века, зябко куталась в дырявую ветхую шаль, наброшенную на щуплые плечи поверх выцветшего балахона с изображением каннибала, оскверняющего действием опрокинутый крест. Теряющиеся в лабиринте морщин на сухоньком личике подслеповатые глазки ласково смотрели на Влада, бескровные губы мило улыбались. Седые волосы собраны в нелепый пучок; на ногах — яркие полосатые гетры и неизменные тапочки.

Заставлять себя улыбаться Владу больше не приходилось. Получалось само собой — как и всегда при встрече со старушкой.

— Доброе утро, Клавдия Львовна, — бодро поздоровался Влад. — Как ваше здоровье?

— Не дождетесь! — дежурно отшутилась соседка, хитро блеснув глазами из-под тяжелых совиных век. — Куда в такую рань собрался? Мне-то, понятное дело, по старости да глупости не спится. Выспалась, видно, за жизнь-то… А ты-то чего ж?..

— Работы много, Клавдия Львовна. Сроки поджимают, — ответил Влад.

— Совесть, поди, спать спокойно не дает? — прищурилась старушка. — В твои годы только совесть спать и мешает… если есть она.

— Ваша правда, — не стал спорить Влад.

И впрямь, стоит ли отрицать очевидное, даже если понимаешь это только по указанию со стороны?

— Переживаю. Команду подвести боюсь.

— Тебе ли переживать, кудеснику? — притворно изумилась старушка. Вышло это у нее несколько льстивее, чем следовало бы, и Влад привычно насторожился. — На чаёк не зайдешь?

Влад скосил глаза на хронометр и покачал головой:

— Не успеваю, уж не серчайте, Клавдия Львовна. В другой раз с удовольствием.

На самом деле в посещениях сумрачного, похожего на склеп логова этого живого пережитка прошлого, под завязку набитого старой — деревянной еще! — мебелью и воспоминаниями, приятного было мало. Тоска, овладевавшая Владом во время этих визитов, граничила по силе своей с тоской смертной, неизменно погружая его на день-другой в пучины депрессии. Но старушка была настойчива и одинока, и Влад по доброте душевной иногда соглашался. Сейчас он благодарил небеса за то, что для отказа есть не повод даже, а причина.

Старушка заметно погрустнела, и Влад, не выдержав, спросил:

— Что случилось у вас, Клавдия Львовна?

— Ах, молодой человек! — махнула та сухонькой ручкой. — Чаю зову попить, а чайник-то и издох… Думала, может посмотришь заодно, поправишь чего… Ну да ладно. Ступай уж, торопыжка…

Она повернулась, чтобы уйти, но Влад придержал ее за рукав балахона. Обернувшись, соседка с надеждой посмотрела ему в глаза.

— Это всё тот, электрический? — с удивлением спросил Влад. — Он у вас жив еще?!

— Уже нет, как видишь, — развела руками старушка. — Приказал долго жить. Воды теперь согреть негде.

Дарованными Державой и пеной благами госпожа Кунц не пользовалась, утверждая, что не может доверить свои жизнь и здоровье «вещам, сделанным из ничего, к тому же еще и бесплатным». Исключение делалось ею лишь для линии доставки, исправно снабжавшей ее продуктами, да для собственно проживания в сквоте, где само понятие квартплаты отсутствовало как таковое. Всё оплачивалось теми поставщиками, чья продукция была дозволена к распространению на подшефной территории.

Свободных ячеек было предостаточно, вселялся кто и когда хотел, и лишь немногие регистрировались здесь официально. Основную массу населявшего сквот люда составляли провинциалы, использовавшие сквот как плацдарм для дальнейшего своего вживания в непростое течение столичной жизни, после чего либо перебирались в более респектабельные жилые зоны вроде Привилегированных Кварталов, либо возвращались обратно в родные пенаты — кому уж как везло. Влад, Клавдия Львовна да еще десяток-другой семей на всю жилую высотку, жившие здесь постоянно уже многие годы, были исключением из этого общего правила.

— Ну, это дело поправимое, — улыбнулся Влад, и старушка тут же воспряла духом.

— Починишь? — обрадованно всплеснула руками она.

— Куплю, — пошутил Влад и, оставив старушку недоумевать (вспоминая, видимо, когда ей приходилось держать в руках настоящие, не электронные деньги), собрал с перил приличный ком свежевыпавшей пены. Наметанным взглядом выделил из фонового мельтешения наномелюзги знакомую конфигурацию универсального кухонного блока и, свистнув, поманил его пальцем. Блок послушно приблизился, и Влад поглубже вдавил его упругую каплю в ком.

— Бесовщина! — притворно возмутилась старушка, когда ком, установленный на перила, приобрел знакомые очертания.

Влад с улыбкой вручил ярко-оранжевый чайник новой хозяйке.

— Наука, — поправил он. — Вот, пользуйтесь на здоровье! Только в сеть включать не пытайтесь. Достаточно просто воды налить, и всё.

Соседка подозрительно разглядывала чайник, держа его в вытянутой руке. С не меньшим подозрением поглядывала она и на Влада.

— Никак не могу привыкнуть, — призналась она наконец. — Волшба, и только!

— Я тоже не могу, — сказал Влад. — Но приходится.

Времени совсем не оставалось, и обходить этаж по периметру до лифтовой шахты было некогда. Он собрал еще пару комьев пены и пришлепнул их себе на плечи, поймал пару вертевшихся рядом наномух с логотипом «Туполева» и утопил их в радужном месиве.

— Свят, свят! — только и промолвила госпожа Кунц, мелко крестя оскалившегося на груди каннибала, когда через пару секунд за плечами у Влада развернулись два огромных многоцветных крыла.

Влад подмигнул ей и махнул через перила.

На общественной парковке пятьюдесятью этажами ниже гуляли сквозняки, переметая островки свежей пены с места на место. Парковка была пустынна — в наличии не было ни одного готового общественного кара. Топать до метро было далеко и неохота, плюс — или минус — неизбежное опоздание на работу, чего сегодня совершенно не хотелось.

Захватывающее дух управляемое падение сквозь пятьдесят этажей зимнего неба очень обостряет фантазию — Влад проверял это неоднократно на личном опыте. А потому, едва заслышав знакомые детские голоса в створе лестничных дверей, молниеносно принял решение.