Гражданская война

Всего несколько минут понадобилось нам, чтобы достичь трассы. Здесь Скотт предложил не возвращаться в Париж, а напротив, проехать в направлении от него до ближайшего городка Ретуни (к сведению, он находится восточнее Фонтенбло) и там заночевать. Он хотел перестраховаться, все же не исключая вероятности погони, и, хотя мысленно я согласился с Вильямом, желания продолжать с ним путь не было.

-- Мне следовало бы вернуться домой раньше Патриции, -- возразил я.

-- Как знаешь, -- с натянутой улыбкой сказал Скотт, поворачивая к Ретуни.

В Париже было сухо. Укрыв в придорожных кустах мотоцикл, я стал ожидать такси, но, как оказалось, ночью, на окраине, это занятие может растянуться до бесконечности. Наконец, потеряв терпение, раздосадованный, я побрел по жадным до тишины ночи улицам, надеясь, что ближе к центру мне повезет больше.

Мимо на высокой скорости пронесся мотоциклист и, уже удалившись от меня метров на сто, вдруг круто развернувшись, остановился. Я был уверен, что привлек его внимание.

Ни испугаться, ни о чем-либо подумать я не успел -- почти одновременно с этим из темного проулка в лицо ударил свет фар. Напротив меня стояла полицейская машина. Из нее вышел хлыщеватый сержант, подошел ближе и очень вежливо попросил мои документы.

-- Пожалуйста, -- невозмутимо сказал я, протягивая водительское удостоверение... Пистолет Скотта прямо-таки жег мне грудь.

-- Морис де Санс, -- почему-то вслух прочитал сержант, -- прошу прощения. Все в порядке.

Когда полицейская машина отъехала, я взглянул туда, где минуту назад стоял мотоцикл -- его не было.

20.

Домой я добрался только под утро.

Я уже расплатился с шофером такси, когда увидел бегущего со всех ног мальчика лет двенадцати, а затем и нескольких его сверстников, но мутантов, явно вознамерившихся догнать беглеца. Мальчика я знал -- это был внук Кэтти. Он проскочил мимо меня, налетел на дверь моего дома, и затарабанил в нее, что есть сил. В ту же минуту трое преследователей набросились на него сзади. А ведь я стоял совсем рядом, в пяти метрах, не более. Наверное, даже не желание помочь внуку моей экономки заставило меня вмешаться в эту мальчишескую драку, другое -- желание доказать им, что их уверование во вседозволенность ошибочно. Я подошел к ним, взял за ухо одного, за отворот куртки второго и отшвырнул обоих, как котят, на травяной газон, третий пружинисто отпрыгнул сам. Мне пришлось уделить внимание и моему подзащитному, его успели порядком потрепать.

-- Ну, ну вставай парень, крепче будешь, -- помогая ему подняться, сказал я.

Тут и Кэтти открыла дверь.

-- Бобби... Мальчик мой, что они с тобой сделали, -- запричитала бабушка.

-- Тебе никуда от нас не деться, запомни это, слизняк! -- крикнул кто-то из недругов Бобби. Почти с удивлением, что они еще здесь, я повернулся к ним; их и в самом деле стоило рассмотреть получше.

Я увидел и широкоплечего шестирукого, подобного индийскому божеству; и мутанта со сросшимися у щек головами (или раздвоенной головой?) так, что рот, как и подбородок, был один; и мутанта с головой, как огромная, просто-таки гигантских размеров тыква, и какой-то змеиной кожей и лица, и тела; к ним, останавливаясь после бега, подошли еще двое -- циклоп с безобразно выпирающей нижней челюстью и карлик, кажется, ничем не отличный от человека. Последний и говорил:

-- А тебе (не стану приводить здесь грязное ругательство) конец, мы подарим тебе "испанский галстук", -- он обращался ко мне.

"Какой начитанный юноша", -- горько усмехнулся я.

Смотреть на них было и тягостно, и мучительно больно, потому что все они были детьми...

"Нет, -- думал я, -- никогда не найти нам с ними общий язык. А что если Пат и ее друзья правы?-- и останавливал себя-- Но это же бред! То, что я говорю сам себе -- бред! Неужели я готов оправдать все чудовищные преступления, что она совершила. Разве сын Филидора, Карл, заслуживает кары только за то, что он не похож на нас? Только за то, что его внешность, порою образ мыслей, коробят наше "я". Вот уж верно -- мы сделали их жестокими, непримиримыми; всему, всему они научились у нас".

Я не ответил на их угрозы, но когда закрывал за собой дверь, в спину мне полетел камень.

Кэтти была очень испугана.

-- Они не дают ему прохода, -- пожаловалась она.

-- Кэтти, а с чего все началось? -- поинтересовался я.

"Но это ведь обычная история..." -- казалось, говорило ее лицо, жалобное и неизвестно почему извиняющееся.

-- Мсье, если б вы знали, как меня измучила такая жизнь, я в постоянном страхе за Бобби. В его школе этих уродцев совсем немного, но они будто в каком королевстве, захватили власть, и теперь даже учителя опасаются за себя и своих близких; тех, кто не подчиняется им, или не слишком покорных ждет расправа. Да везде одно и то же, во всех школах. У мадам Деланс, например, на прошлой неделе сына раздели наголо, посадили у школы на цепь и заставили лаять на всех входящих. Откажись он, грозились на его глаза изнасиловать девушку, с которой он встречался, только полиция и помогла.

-- И что, все против них бессильны? -- мрачно спросил я.

-- Иногда удается привлечь одного-другого к ответу, но уж очень редко. На моей памяти это случалось трижды. Например, совсем недавно, да это уже при вас было -- двухголового за изнасилование и убийство молоденькой учительницы отправили на гильотину.

Я вспомнил об этой трагедии. Как и то, что в деле фигурировали двое; второй подросток по всей вероятности и был заводилой, но он не был мутантом. Он отделался длительным тюремным заключением. Когда в жизнь вторгается принцип "око за око", то жизнь бежит по замкнутому кругу и конец только в одном, в смерти, так разве не нелепость -- нести в себе самом обреченность, возможно ли пасть ниже?

-- Вам письмо, -- сказала Кэтти.

Это оказался пакет из Министерства Безопасности. Меня просили о встрече на 16.00 в кабинете... Я только подумал, что есть время отдохнуть, как телефонный звонок опять нарушил мои планы.

-- Здравствуйте, это Рейн, -- сказал в трубку слабый голос.

-- Я узнал вас...

-- Морис, я нашел Томашевского, я как раз нахожусь неподалеку от его дома, это в Иври, здесь еще кабачок с забавным названием.