Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 1978-1979

Когда двинулся с места первый паровой поезд и достиг скорости 10 км в час, то считалось, что при увеличении этой скорости до — сохрани боже! — 50 км в час пассажиры могут пострадать телесно и душевно. А сейчас?

Разве не ошибаются снова эти скептики, когда утверждают, что нам никогда не удастся перепрыгнуть через огромные расстояния к другим звездным системам? Конечно, они правы, если исходят из нынешнего состояния техники; но тогда они пользуются мерками, с помощью которых невозможно познать динамику развития науки и техники.

В более отдаленном будущем в космической верфи будет стоять готовый к отлету фотонный корабль. Автоматы, построенные по биологическим принципам, проложат путь в Неизвестное, сквозь пространство и время За ними последуют люди. И они встретятся в братском единении с другими цивилизациями.

Her такого долгого пути, который человечество не прошло бы ради познания Но всякая достигнутая цель всегда будет только вехой, началом нового этапа.

У одного советского художника есть знаменательная картина. На ней изображен космический корабль, самый странный, какой только можно придумать, — это населенная планета, освещаемая атомным солнцем и с помощью управляемой гравитации устремившаяся прочь от своего остывающего солнца. Она стремится к новому будущему, под животворные лучи новой звезды.

Думал ли художник о нашей Земле? Не знаю. Но я думаю и уверен, что никакие природные катастрофы вплоть до остывания нашего Солнца, не остановят поступательного развития нашей цивилизации. Я верю в это, верю в человечество.

Сергей Павлов

ПЛОСКОГОРЬЕ ОГНЕННЫХ ЗМЕЙ

За одну меркурнанскую ночь Плоскогорье уничтожило два катера-шаролета. Водитель третьего шаролета Анхель Родригес красочно описал момент катастрофы: стоило впереди идущей машине снизиться до критического в тех местах уровня, и… «навстречу кратеру не какой-то ямы или трещины выскочил огненно-голубой головастик, похожий на кобру в прыжке!..» Потом Анхель долго ничего не видел, потому что был ослеплен вспышкой близкого взрыва, но все же сумел дотянуть до лагеря на своем утыканном осколками аппарате. Разведку временно прекратили — в длинную меркурианскую ночь (около 40 земных суток) было много других, более неотложных дел. Конечно, в длиннющий горячий день забот было не меньше, но разведгруппу на Плоскогорье все-таки отрядили. Разведчики облазили множество ям и ничего подозрительного не обнаружили; даже бурение с отбором керновых проб сути не прояснило. А ночью снова происшествие: пытаясь выяснить, почему перестала работать смонтированная разведгруппой линия геофизических датчиков, погиб еще один шаролет (к счастью, безэкипажный). С этим решили покончить и опасною территорию попросту объявили «зоной ночной недоступности», запретив до лучших времен всякую самодеятельность в этом районе. Решение администрации хотя и вызвало ропот разведчиков-энтузиастов, но было абсолютно правильным. Рисковать людьми и техникой без особой на то необходимости преступно, а на фоне главных задач промышленно-металлургического центра Меркурия преступно вдвойне. Тем более что Плоскогорье Огненных змей никому, кроме искателей-первопроходцев, пока не мешало.

Шли годы, менялась администрация — запрет оставался, и постепенно привыкли к нему, как привыкали на этой планете к десяткам запретов иных — рук не хватало объять необъятное. И кто знает, когда наступили бы «лучшие времена», если бы не обнаружились доминионы королевства огня (еще два опасных в ночную пору участка) и если бы к одному из них близко не примыкал богатый иридием рудник «Нежданный», которому надо было работать и ночью и днем. Временное перемирие с Огненными змеями, к радости энтузиастов и неудовольствию трезвых практиков, закончилось. Отложив текущие дела, энтузиасты организовали группу технического содействия «Мангуст», усиленную ребятами из отряда «Десант», и подготовили ночную штурм-операцию под названием «Конкиста». Но очень скоро «мангустадорам» пришлось убедиться, что наскоком змеиную крепость не взять: эффектная гибель хорошо оснащенного, как им представлялось, автоматического вездехода послужила сигналом к отбою. Отступив, стали думать, как быть. Штурм электрических площадей в сотни квадратных километров требовал опыта и соответствующего оборудования. Ни того, ни другого не было. Ведь никому и в голову прийти не могло, что на Меркурии доведется вступить в серьезную схватку с природным электроразрядником такой чудовищной энергоемкости и вдобавок неясного принципа действия, — геофизики лишь пожимали плечами. Тогда мудрецы из «Мангуста» решили испробовать в деле дистанционно управляемый тягач-вездеход, оснастив его «надежным — заземлением», а попросту говоря — волочащимися сзади связками цепей и металлических тросов, настолько длинными, насколько это было под силу мощной машине. То самое, что Дик Бэчелор называл «подручными средствами».

…В штурмовой лагерь Нортон прибыл за два часа до назначенного срока операции. В районе лагеря царила глухая меркурианская ночь. Да и сам район, по словам общительного связиста-попутчика, был «глухоманью на отшибе». Этому можно было поверить. За время полета от полуденного Аркада до «вечерней границы» связист то и дело показывал ему, новичку, местные ориентиры, но лишь единственный раз они видели с высоты довольно крупную базу и уже знакомые по Аркаду участки «шахматных полей» — гелиоэнергетическую сеть рудничного комплекса «Менделеев». И после, когда машина прошла над изрезанной кинжальными тенями зоной терминатора, прошмыгнув очень красивую зону «розового луча» (прощальный привет хромосферы уходящего Солнца), и нырнула в глубокую, как океан, планетарную темноту, Нортон, не без подсказки того же связиста, заприметил промелькнувшие на правом траверзе далекие огни опорной базы каких-то разведэкспедиций, а потом они шли над ночным полушарием еще три тысячи километров и ничего, кроме двух вулканических факелов, редких вспышек проблесковых маяков прямо по курсу и неподвижных звезд наверху, не видели

Лагерь ему понравился. Везде и во всем здесь ощущался порядок. Но когда был дан сигнал к началу операции и он увидел, как оборудован штурмовой тягач-вездеход, у него возникло сомнение… Люди едко перешучивались, скрывая тревогу, и лишь руководитель группы Джобер был полон загадочного оптимизма.

Затея, как показалось на первых порах, себя оправдала: механический мамонт, уволакивая свой невероятный шлейф, тяжело вылез на Плоскогорье и с упорством железного идиота стал ломиться сквозь кучи камней, и клубы поднятой пыли, и жгуты ослепительно синих разрядов, и фейерверочные россыпи искр, и дымные столбы света направленных сверху прожекторов эскадрильи специально для этого случая роскошно иллюминированных катеров. Вслед за ним, осмелев, поползла самоходная установка с какой-то аппаратурой; экипаж — водитель и оператор. Водителем самоходки был Аймо Зотто по прозвищу Канарейка — любимец отряда «Десант», самый веселый десантник из всех десантников-весельчаков, каких только можно припомнить, и его убила шаровая молния… Не хочется вспоминать, до чего он был страшный, этот Аймо, когда его принесли в бункер и неизвестно зачем уложили на стол походной операционной. Такого рода внезапности всегда болезненно бьют по нервам. И особенно сильно, если ты в непонятном для самого себя качестве представителя штаба с головой ныряешь в горячий котел незнакомой тебе обстановки едва ли не прямо с трапа доставившего тебя сюда межпланетного корабля и сперва, пытаясь сосредоточиться на изучении орбитальных снимков и карт Плоскогорья слушаешь через полуоткрытую дверь звон гитары, смех и песни Аймо, а потом помогаешь вытаскивать из скафандра его недвижимое тело. Да, он сразу невзлюбил Меркурий. Однако, насколько Меркурий был для него предпочтительнее Юпитера, знал об этом он одни и ни перед кем не собирался отчитываться.