Мистериум

— Он потерял жену и сына в пожаре?

— Да. Но не это главное. Он сказал, что это было худшее, что может случиться с человеком — потерять то, вокруг чего вращалась его жизнь. Он сумел как-то это пережить, он продолжил жить дальше. А потом, говорил Декс, этот человек заметил странную вещь. Он заметил, что больше ничего не способно сделать ему больно. Что могло бы быть хуже? Смерть? Он встретил бы её с радостью. Потеря работы? Пустяк. Так что он перестал скрывать своё мнение. Он стал говорить правду. Он попадал в неприятности, но никакие угрозы больше для него ничего не значили. Больше никаких страхов. К примеру, раньше он терпеть не мог летать на самолётах, он страшно боялся — но это ушло. Если самолёт упадёт и он погибнет… что ж, его жена и сын уже через это прошли. Может быть, он найдёт их там, может быть, они его ждут. — Она содрогнулась. — Понимаешь? Он стал смелым почти случайно. И это вошло у него в привычку.

— Это произошло на самом деле? Он тебе именно таким показался?

— Кое-что пообтрепалось со временем. Это было очень давно. Но да, мне кажется, Декс именно такой человек.

Смел, подумал Демарш, но, вероятно, не опасен. Человек, которому нечего терять, нечего и защищать.

Позже, уже засыпая, Эвелин сказала:

— В городе стало больше солдат. Сегодня снова проехал полный грузовик.

Демарш кивнул, и сам уже почти уснувший. Он думал о Доротее. Он вспоминал лицо Кристофа с яркими, словно фарфоровые блюдца, глазами.

— Саймеон? С городом случится что-то плохое? Когда ты говорил по телефону…

— Тс-с. Это всё мелочи.

— Я не хочу, чтобы случилось что-то плохое.

— Ничего плохого с тобой не случится, — сказал лейтенант. — Я обещаю. А теперь спи.

Утром на земле было полдюйма снега. Сапоги Демарша поскрипывали на замёрзших тротуарных плитах, когда он шёл к машине; мокрый снег срывался с ветвей деревьев, когда он ехал в центр города, где демонтаж Ту-Риверс уже начался.

Глава восьмая

Конец осени в Ту-Риверс выдался переменчивым.

Утро частенько было обжигающе холодным; дневное небо — либо пасмурным, либо глубоким и густо-синим. Дым печей стелился над городом. Женщины в очередях за продовольственным пайком надевали длинные пальто или толстые мешковатые плащи; мужчины волокли ноги, накинув на головы капюшоны парок или натянув шапки на самые уши. Никто не задерживался на улице дольше необходимого.

Грядут перемены, шептались люди.

К примеру: теперь каждый день, между семью и восемью утра, два-три военных грузовика въезжали в город, плюясь сизым дымом из покрытых ржавчиной выхлопных труб. Грузовики были грязно-зелёные, и в каждом сидело шесть-восемь солдат. Грузовик останавливался рядом с каким-нибудь зданием — обычно магазином или складом, и солдаты, дрожа от холода, вылезали через задний борт и скрывались внутри. Там они укладывали всё, что найдут, в ящики, помечали их ярлыками и составляли ящики в штабеля для погрузки.

Они брали не всё, но по одному образцу каждой вещи: один тостер, один телевизор, по одному экземпляру каждой разновидности домашнего или офисного компьютера. Ничего не могло избежать попадания в эту городскую опись  — ни кресла, ни обувной крем, ни оконные жалюзи; однако особое внимание уделялось техническим приборам, особенно содержащим микрочипы или память.

Кельвину Шепперду — бывшему наёмному пилоту и бдительному гражданину, который каждые три дня совершал вылазку к пункту раздачи продовольствия, потому что Сара отказывалась терпеть такое унижение — казалось, что солдаты собирают все эти вещи для какого-то гигантского музея… музея полезных мелочей и бытовых приспособлений, своего рода Ноева ковчега промышленных товаров.

Это было систематическое разграбление, и оно займёт немалое время, однако в конце концов работа будет завершена, город каталогизирован и все его сокровища описаны и помещены под замок, а потом… что будет потом, он мог лишь гадать. Он не знал, что случится потом; он лишь знал, что мысль об этом приводит его в ужас.

Одним холодным утром в конце этого года Линнет Стоун передала Дексу Грэму карту, упакованную в картонную трубку.

Он развернул её на выщербленной пластиковой столешнице у Такера. Ресторан Такера с разрешения Бюро возобновил работу в середине октября. Меню ограничивалось яичницей, сыром, хлебом, кофе, восстановленным из порошка молоком и рублёными бифштексами, которых все старались избегать. Тем не менее, открытие ресторана подняло моральный дух. Декс полагал, что так и было задумано.

Из-за выпавшего вчера мокрого снега на завтрак никто не пришёл. Декс и Линнет были единственными посетителями. Линнет пыталась замаскироваться бесформенной блузой и скромной юбкой, но всё равно, по мнению Декса, выглядела странно в виниловой кабинке. Он попытался представить себе её естественную среду. Какое-то более достойное место. С ковром, а не этим пузырящимся линолеумом. Со скатертями, а не голым пластиком.

С помощью солонки, перечницы и сахарницы он закрепил на столе три угла карты. Затем сделал вдох и впервые охватил новый мир взглядом.

Карта шокировала его, хотя он и догадывался о многом из того, что увидел. Шок происходил не от новизны, а от её грубой зримости. Чудо, облечённое в синие чернила и мелкий шрифт.

Линнет терпеливо ждала, пока он разглядывал карту. Затем попросила:

— Расскажите, что бросилось вам в глаза.

Он собрался с мыслями.

— Восток заселён плотнее, чем Запад.

Она кивнула.

— Разумеется, Восток был освоен раньше. Английские и французские колонии. Все старые города: Бостон, Монманьи, Монреаль, Манхэттен. Во время Бретонской войны колонии провозгласили независимость. Республика стала объединением пятнадцати восточных колоний. Она расширялась на запад по мере того, как аборигены истреблялись или переселялись. Очевидно, что существенная часть Дальнего Запада до сих пор практически не заселена.

Он проследил голубую змею Миссисипи от провинции Миль-Лак до города Новый Орлеан. На запад от неё — решётка степных и горных провинций: Атабаска, Босежур, Сиу, Колорадо; Наханни, Кутенэ, Платт, Сьерра-Бланка — от моря Бофорта до Новой Испании. Новая Испания занимала приблизительно территорию Мексики, плюс полоса вдоль побережья, достигавшая примерно южного Орегона. Канады не было. Территории к северу от сороковой параллели принадлежали Республике.

— Испанские земли, разумеется, спорные. Война.

— Вся карта кажется какой-то пустой. — Даже в окрестностях Великих озёр города встречались нечасто. — Каково население вашего мира?

Она задумалась.

— Помнится, я видела оценки. Два миллиарда?

— Там, откуда я явился, почти шесть.

— Да? Интересно, почему?

— Не знаю. История двух миров довольно похожа. Мы говорим на более-менее одном и том же языке, и я узнаю некоторые из этих названий. Если наши истории похожи на дерево — одна ветвь налево, другая направо — было бы полезно знать, где они разошлись.

Линнет, похоже, задумалась. Декс предположил, что для неё эта идея в новинку. Она ведь не смотрела в детстве «Стартрек», не знала, что в «параллельном мире» мистер Спок носит бороду.

— Если истории «разошлись», как вы сказали, то это случилось очень давно. Религии сильно различаются.

— Но всё равно имеются параллели. Мы оба из миров, где господствует христианство, пускай детали и разнятся.

— Существенно разнятся. Наверное, ещё до Голгофы?

— Или сразу после неё. Скажем, первое или второе столетие. До того, как христианство приняли римляне. До Константина.

Линнет моргнула.

— Но они ведь не приняли. Римляне, я имею в виду. Не было ни одного христианского императора.