Арсик

жать не будет, – сказал Дерягин.

– Ах как жалко! – вырвалось у Татьяны Павловны.

А Арсик уже достал из кармана заявление и протянул мне. Я взял листок и недоуменно повертел его в руках.

– Что же вы? Подписывайте! – сказал Дерягин.

Я написал на листке: «Не возражаю». Я даже не успел сообразить толком что к чему, а заявление уже было подписано помощником директора.

– Вот и все, – облегченно сказал он. – Мы вас к этому не принуждали.

– Чистая правда, – сказал Арсик и вышел из кабинета.

– Все к лучшему, уважаемая Татьяна Павловна, – сказал Галилеев. – Давайте посмотрим на дело практически. Идея требует всесторонней проверки. Мы не можем проводить сеансы облучения со всеми сотрудниками. К сожалению, мы не сможем добиться такого положения, чтобы все без исключения стали ангелами с помощью установки Томашевича. А единичные ангелы нам не нужны.

– Это верно! – рассмеялся Дерягин.

Татьяна Павловна заволновалась, стала предлагать компромиссные решения. Например, создать установку пониженной мощности для приятного времяпровождения. Нечто вроде телевизора. Она сказала, что можно заинтересовать Министерство легкой промышленности.

– Да, такой удобный приборчик для пенсионеров. Успокаивающий нервы, – сказал я.

– А почему бы и нет? – сказала Татьяна Павловна.

– Ну его к Богу! – сказал Дерягин.

– Чего по-настоящему жаль, так это запоминающего элемента Томашевича, – сказал профессор. – Вот здесь бы мы имели реальный выход.

И тут только я понял, что все свершилось, что поезд уже ушел, а я по собственной воле расстался с Арсиком. Как же это получилось? Почему я не защищал вместе с ним наш свет и нашу музыку? Зачем я выбрал позицию нейтрального наблюдателя?

Я полагал, что объективность важнее всего. И только теперь догадался, что никакой объективности нет, не может быть объективности, если одни люди слепые, а другие зрячие. Если ты стал зрячим, то изволь верить в то, что увидел. Изволь отстаивать свой свет, потому что иначе тьма поглотит его. Право быть зрячим нужно подтверждать все время. Каждый день, каждую минуту. В противном случае ты снова ослепнешь.

Я пришел в лабораторию в скверном расположении духа. Мне было стыдно взглянуть на наших.

Они пили чай. Дымился наш электрический самовар. Мой стакан был полон. Все сидели молча, задумчиво, но обреченности я не заметил.

– Геша, попей чайку, – сказал Арсик. – И не расстраивайся… Прости, что я тебя заранее не предупредил.

– Что ты собираешься делать? – спросил я.

– Уеду, – сказал Арсик. – Неужели ты думаешь, что я потерял интерес? Начну по новой.

– И опять будет то же самое…

– Нет, Геша! – хитро сказал Арсик и подмигнул мне. – Теперь я умнее. Теперь я знаю, что не у всех есть душа, а значит, придется воевать.

– Геннадий Васильевич, мы тоже с Арсиком уходим, – сказала Шурочка. – Не обижайтесь.

– Кто – мы?

– Я еще, – сказала Катя. – Мы поедем на Север.

Я ничего не сказал. Крепкий горячий чай обжигал губы. Я дул на него – в стакане бежали маленькие