Воплощенный идеал

— Перестаньте, — вяло сказал Стордал. — Давайте решим, что нам делать.

— Не спешите, Стордал, — ответил магнат, внезапно овладев собой. Теперь он говорил ровно, хотя в его тоне звучала явная угроза. — Ответьте по возможности честно: вам нравится вот эта женщина? Вы были с ней наедине довольно долго.

— Конечно, нравится, — честно ответил Стордал, игнорируя запрещающий взгляд Мэрилин. Им овладело равнодушие. Если Хедерингтон намерен разыграть сцену ревности, пожалуйста! Он ему подыграет. Хотя вместо этого хотелось бы принять ванну, как следует поесть и выспаться. Голова его кружилась от усталости. — Мне сейчас не помешала бы рюмочка виски, — сказал он. — Да и вашей жене тоже.

— Все в свое время! Итак. Возможно, у вас хватит наглости признаться, что вы влюблены в мою жену? — он пригнулся в кресле навстречу Стордалу и стал похож на ястреба.

— Я думаю, у меня хватит наглости сказать именно это, — Стордал произнес слова, о которых сожалел потом всю жизнь.

Позже, в течение многих лет, он бесчисленное количество раз вспоминал этот разговор и не мог понять: что заставило его вести себя столь нелепо? Им овладели тогда и гнев, и ненависть к магнату, и донкихотское желание защитить Мэрилин.

Одну истину, однако, он усвоил, хотя и позже. Признаваясь боссу, что ты влюблен в его жену, считай, что тебя уволили. Кстати, из этого романа тоже ничего не выйдет. Все это — прописные истины. Но тогда, в тот самый момент…

Хедерингтон как-то сразу успокоился, даже улыбнулся.

— А теперь прогуляйтесь и пригласите остальных. Нам надо разработать дальнейшую стратегию. — Все это было сказано уже вполне пристойным тоном.

Выходя из палатки, Мэрилин воскликнула:

— Боже, какой ты дурак, Алекс! Какой ты непроходимый дурак… — Она дрожала, лицо ее покрывала смертельная бледность, чего не могла скрыть даже грязь.

Небольшой группе людей во главе с Хедерингтоном, который выглядел так, словно не было никакого скандала, Стордал рассказал обо всем, что видел в «крепости». Он говорил о болезни, поразившей аморфов, о гниющих растениях и дохлых червях. Дальше Стордал остановился на состоянии Моисея.

— Моисей явно выжил из ума, — сказал он, — и причина не только в физическом истощении и отсутствии нормальной пищи. Он сгорает от нервного перенапряжения, вызванного неприятностями последних дней. Хотя он и считает себя всесильным, у него нет элементарного жизненного опыта. Этого душевного конфликта он не перенесет. Моисей не допускает мысли, что какие-то события могут выйти из-под его контроля. Видимо, на него повлияли и мы с миссис Хедерингтон: его внешность и умственные способности не приобрели постоянства, а мы с миссис Хедерингтон действовали на него своими идеалами. Если учесть, что мой идеал — пятилетняя дочь, то станет понятной некоторая инфантильность этого аморфа.

— Это довольно опасно, — вставил Сантана. — Осознав, что он проигрывает войну, Моисей может уничтожить все заводское оборудование.

— Победить он не сможет, — возразил Дуайт, — у него нет шансов. После нашей атаки, я думаю, в его войске остались преимущественно женщины. Это так, Стордал?

— Совершенно верно. Кроме того, у аморфов совершенно нет продовольствия. Если мы подождем какое-то время, они просто умрут от голода.

— Я не уверен, что захочу так долго ждать, — возразил Хедерингтон.

— У нас есть другие способы?

— Да, и я изложу их через минуту. А пока, Бригс, какие выводы вы сделали по поводу болезни растений? Вы этим занимались.

— Но у меня здесь нет лабораторного оборудования — запротестовал биолог. — Разумеется, я исследовал растения и червей, но материала явно не хватает. Могу сказать только, что «блюдечки» погибают своей смертью. Никакого наличия вирусов. Растения просто увядают, словно бы их вырвали из почвы. Возможно, вернувшись в лабораторию, я смогу сказать больше.

Левер (который был жив и здоров) взял слово:

— Если болезнь растений распространится на лишайник Уилтона, нас ждут большие неприятности. Пока что все в порядке. Лишайник хорошо принялся, и условия работы на стройплощадке вполне нормальные. Но если он начнет гнить, мы можем собирать вещички и убираться с планеты.

— Ладно, с этим пока подождем, — Хедерингтон почему-то улыбался. Принимая во внимание все рассказанное мистером Стордалом, я думаю, довольно глупо оставлять оборудование в руках аморфов. Надо действовать немедленно, еще до захода солнца. Попробуем поговорить с Моисеем и урезонить его. Если же переговоры ни к чему не приведут, мы подгоним сюда малый космический корабль, на котором я прибыл, и изжарим их. Постараемся сохранить оборудование, хотя купол, видимо, сгорит.

— Я не уверен, что с Моисеем удастся договориться, — заметил Стордал, у него возникло нечто вроде гордости за своих аморфов. Не могу представить, что он сдастся без боя.

— Уверен, вы найдете способ его уговорить.

— Я?!

— Именно вы. Через десять минут вы отправитесь под белым флагом в расположение аморфов. Постарайтесь повлиять на Моисея. Если заупрямится припугните. Кстати, можете прихватить с собой мою жену. Кажется, она ему тоже нравится.

16

Итак, любовники шагали по ничьей земле, под сомнительной защитой белого флага. Размахивая им, Стордал совсем не был уверен в том, что аморфы понимают значение этого символа. Он чувствовал, что идущая рядом Мэрилин дрожит. Было трудно понять, кто их скорее всего пристрелит: свои или чужие.

— Джей надеется, что аморфы нас прикончат — сказала она, хотя это было ясно и без слов.

— Да, я знаю.

Они приближались к заграждению, и аморфы взяли их на мушку. Моисей тоже стоял на ящиках, озадаченно переводя взгляд с приближающейся пары на укрепления колонистов, оставшиеся у них за спиной.

— Моисей! — крикнула Мэрилин — Прикажи своим людям спрятаться! Мы идем для переговоров — И добавила, уже для Стордала: — Боюсь, наших колонистов соблазнит большое скопление аморфов Среди них есть дураки, которые откроют пальбу по любому сигналу. А двое самых кровожадных могут и приказать…

Стордал не ответил; он считал, что без толку говорить об одном и том же.

Сильные руки помогли им перебраться за ящики. Оказавшись внутри кольца, Стордал сразу начал:

— Может, мы сумеем договориться? Для этого мы здесь.

Лицо Моисея осунулось, он выглядел до крайности измученным.

— Хорошо, — кивнул он. — Пройдемте в купол.

По дороге Стордал заметил, что охрана на две трети состоит из женщин.

Внутри купола, казалось, воняла уже сама земля. Повсюду стонали больные, у стены лежали трупы.

Моисей провел парламентеров в закуток — их бывшую тюрьму — и плотно закрыл дверь.

— За последние несколько дней люди наслушались от меня громких лозунгов, — сказал он. — Не хотелось бы, чтобы они знали, что я их продаю.

— Что с вами произошло, Моисей? — спросил Стордал. — Всего несколько часов назад вы и слышать не хотели о сдаче. Мне даже показалось, что вы… — нужное слово ускользало от него.

— Что я маньяк, жаждущий победы? — подсказал аморф.

— Ну… примерно так.

— Разве вы не знаете, что я таков, каким меня создали? — Моисей вздохнул. — Я не могу контролировать свои поступки. Сколько я себя помню, мне внушали свои мысли люди с мощным интеллектом. Каждый из них добивался своей цели любой ценой. Я и действовал согласно тому характеру, который в меня вложили. Меня учили, что мне всегда будет сопутствовать успех, потому что я — высшее существо с безграничным умом. Однако обстоятельства сложились не в мою пользу, и это привело к внутреннему конфликту, своего рода раздвоению личности, или, если хотите, шизофрении. — Он грустно улыбнулся. — Словом, я понял, что меня учили неправильно. Я считал, что стою над своим народом, потому что мыслю не так, как он. А оказалось, что прав не я, а народ.

— Ваш народ состоит из идеалистов, — вставила Мэрилин, — они воплощают то лучшее, что есть в нас, в людях.

— Просто я принял добродушие аморфов за слабость. Маньяк может легко впасть в такую ошибку, не правда ли?