Червоточина

Такой? Или тот же?.. Нича почти бегом пересек вагон и зашел в следующий. Там все выглядело абсолютно так же. Можно было заглянуть в одно из трех первых купе, чтобы убедиться, тот ли это вагон или просто похожий, но Ниче очень не хотелось встречаться со своими омоложенными копиями. Он был уверен, что они там окажутся и узнают его; что этот вагон – единственный в поезде. Как ель за окном первого купе, как волнорез – за окном третьего. Но чтобы эта уверенность стала очевидностью, Нича решил провести не связанный с двойниками эксперимент. Он раздвинул занавески на одном из окон, а еще на одном скрутил их в жгуты и затолкнул концы между стеклом и перекладиной. Затем прошел в соседний вагон и убедился, что ходит по замкнутому кругу.

Ниче стало не по себе. Где же в таком случае выход? Даже если выпрыгивать на ходу, то куда попадешь? С одной стороны – «молоко», с другой – сплошной «фотошоп»… Впрочем, фальшивые картинки он видел только из купе, причем из каждого разные. А вот в тамбуре за стекла дверей посмотреть не догадался!.. А может, непроизвольно и видел в них что-то, но сознание промолчало, так что скорее всего ничего там хорошего нет. Но проверить следовало. В любом случае как-то отсюда выбираться надо, иначе он попросту с голоду сдохнет!..

Желудок сразу заурчал, есть и вправду хотелось. Причем давно и сильно. Это новые впечатления и переживания заглушили голод, а сейчас он вовсю давал о себе знать.

Нича вспомнил, что Соня как раз собиралась готовить. Наверняка уже закончила, и сидят они сейчас с Виктором, лопают…

Нича сплюнул. Ну что за мысли лезут в голову! Или не в голову даже – небось мозги в желудок переместились. Скорее всего ребята сейчас о еде тоже забыли; с ума сходят, его разыскивают. Во всяком случае, Соня. Очень хотелось думать именно так.

Надо действовать! Первым делом – проверить тамбур. Нича уже сделал пару шагов, как взгляд его снова упал на двери купе с табличками. 35, 45, 55… До чего же странно примерять эти числа к себе!..

В нем все-таки проснулось любопытство. Захотелось хоть одним глазком посмотреть на себя будущего. Когда еще такой случай предоставится?

Он взялся за ручку двери с числом 35 на табличке. Подумал и опустил руку. Тридцать пять – это не очень интересно. Это всего-то через семь лет! Ну, женится, может; ну, маму наконец-то внуками порадует. А вот что-нибудь совершить такого-эдакого вряд ли успеет.

Внутренний голос тут же шепнул: «Ты сначала выберись отсюда, папаша-герой, тогда и о женитьбе думай!» Замечание было разумным, однако Нича попросил внутренний голос заткнуться. Причем не очень вежливо попросил. Грубо, нецензурно. И направился к последнему купе. Восемьдесят пять, как-никак, – это мудрость, опыт, воспоминания. Вот уж кто его жить-то поучит, о «подводных камнях» предупредит, нужные решения в критических точках подскажет. Да и вообще, если двойник в этом купе окажется – значит более полувека ему еще жить гарантировано. Можно ничего не бояться – ни кирпича на голову, ни ножа хулиганского, ни подсолнечного масла на тротуаре.

Двойник в купе был. Причем двойник в буквальном смысле. Один в один – Нича. Нынешний. Сиюминутный. Даже одежда та же самая: джинсы, рубаха. Только успел курточку снять, на крючок повесить. И улыбается, паразит. Приветливо так, словно давно его ждал и свиданию рад офигенно.

– Проходи, проходи! Не стесняйся.

Нича прошел. Чего уж! Интересно даже. Прошел и сел напротив двойника. И сразу спросил:

– Значит, кирдык?

– В каком смысле? – поднял брови дубль.

– Ну, не видать нам… мне… восьмидесяти пяти.

– Почему? Я же здесь.

– Но тебе же не восемьдесят пять! Вряд ли ты и на месяц меня старше.

Двойник кивнул:

– Я выгляжу точно так же, как и ты.

– Вот и я о чем.

– А ты что, ожидал тут увидеть восьмидесятипятилетнего старика?

– Ничо так!.. А кого же еще? На двери что написано?..

– Ну, мало ли чего где написано… Сам знаешь, как бывает, – усмехнулся дубль. – Ты ведь еще не прожил эти годы, откуда может взяться старик?

– Почему же здесь сидишь ты?

– Я забронировал место. У тебя есть шанс на то, что когда-то здесь окажется лысый дедушка.

– Почему лысый? – невольно потрогал шевелюру Нича.

– Ну, может, не лысый. Может, просто седой. Или крашеный. Откуда мне знать?

– В соседних купе – такие же?

– Конечно. То, что позже этого мгновения, – всего лишь проекция твоего настоящего. Помнишь, отец пытался научить тебя программированию? Так вот то, что дальше – только код программы. В прошлом – результат ее работы. А сейчас в ней происходит обработка поступающих данных. И учти, в первую очередь ей поставляешь их ты. К тому же программа интерактивна и многовариантна.

– Это как? – наморщил лоб Нича. – Дважды два может и пятью оказаться, если я захочу, что ли?

– Нет, конечно. Дважды два – всегда четыре. Но это же константы. А тебе приходится иметь дело с переменными. Тебе их зачастую и задавать придется самому. И действия – тоже самому. Или выбирать: поделить тут лучше или умножить? Сложить или вычесть?

– Или на хрен послать все, – буркнул Нича.

– Или на хрен, – кивнул двойник. – Это ведь тоже выбор. Твой собственный.

– И это вот – мой выбор? – процедил Нича, поведя вокруг руками. – Это тоже я сам захреначил?!

– Программа не на Бейсике написана, – буркнул дубль. – И ты уже не в детский сад ходишь, не березы за окном считаешь. Помудри и с интегралами. Жизнь – то еще уравненьице! Не все в ней от тебя одного зависит.

– А может, она просто сбойнула, твоя программа? – прищурился Нича. – Компьютер завис? Вирус завелся?..

Двойнику вопрос явно не понравился. Он поморщился, как от зубной боли.

– Любая сверхсложная система подвержена сбоям. Чем сложнее система – тем они вероятнее. Ты ведь не маленький, мне ли тебя учить?

– Понятно. Стало быть, так и есть, – закивал Нича. – Ну, спасибо и на том. Хоть что-то. А когда ее починят, не знаешь?

– Блин! Ты меня задолбал! – подскочил вдруг двойник. – Я тебе кто – Билл Гейтс?! Я же тебе условно все показал, в принципе!.. Ты одно должен понять – от тебя все зависит! Все, понимаешь?! И всегда! Как бы то ни было, что бы ни случалось, выбор всегда остается за тобой! – Дубль немного успокоился и снова сел. – Ты не всегда можешь что-то изменить, но всегда должен пытаться. И главное – правильно выбрать. Плюс или минус. Да или нет. Единица или ноль.

– Любит или не любит, – примиряюще улыбнулся Нича.

– Ничо так! – ехидно прищурился дубль. – Ладно, бонус… Любит. А теперь иди. Время порой – самая важная переменная. Дороже любых денег.

Нича хотел спросить, куда же ему конкретно идти, но как представил, что услышит сейчас вопли и нравоучения, сразу передумал. Надо же, какой он, оказывается, зануда!.. Надо поработать над собой на досуге.

Поезд начал вдруг сбавлять ход, перестук колес стал реже, реже, реже… Ниче показалось, что и сердце его, подстроившись под этот ритм, стало биться с перебоями. Ощущение было неприятным. Он резко помотал головой, сдвинул в сторону дверь, шагнул и… оказался в тамбуре.

Вагон дернулся и остановился. «Что-то новенькое!» – пробормотал Нича и подумал, что можно наконец и посмотреть, что же видно за дверями тамбура.

Он глянул налево – и обомлел: за дверью была квартира родителей! Мама с отцом сидели на диване и разговаривали. Вот мама повернулась к нему, протянула в его сторону ладонь и стала что-то горячо доказывать отцу…

– Мама! – выкрикнул Нича и схватился за ручку двери.

Он уже опустил ее, осталось потянуть дверь на себя, но что-то в последний миг заставило его обернуться. Ну конечно, была же еще и вторая дверь! А что за ней?..

А за ней, в знакомой уже комнате с тремя шкафами, растерянно озиралась Соня. В ее глазах была такая тоска, что Ничино горло вмиг будто забилось ватой – ни вдохнуть, ни проглотить, ни вытолкнуть.

– Ну ты и скотина!.. – прохрипел он, бросил еще один взгляд на родителей и с трудом, словно пальцы свело судорогой, отцепил их от дверной ручки. Затем окончательно развернулся и отчаянно, как в холодную воду, бросился ко второй двери.