Сегодня-позавчера_4(СИ)

- Я вынесу тебя! - сказал я ей.

Она улыбнулась разбитыми губами:

- У меня спина сломана, Око. И рёбра - лёгкие проткнули. Не трогай, не мучай меня. Добей!

- Я - Витя.

- Наташа Васильева. Добей, прошу! Сил терпеть нет. И инвалидом жить - не хочу! Добей, пожалуйста!

Я отстегнул медблок, разорвал лётный комбез на её груди (Золотая Звезда, 2 ордена Ленина, 2 Красных Знамени, Красная Звезда), приложил блок. Ах, какая грудь! Зачем же ты в самолёт полезла, чертовка?! Бася сообщил мне данные с медблока. Чёрт! Черт, чёрт!

Срезал виброклинком молодые деревца, связал их стропами и парашютным шёлком, аккуратно положил на носилки отправленную в забытье медблоком девушку, зафиксировал, взял на руки и побежал.

Я не донёс её. Она умерла по дороге, у меня на руках. Медблок не обманешь. Я плакал над её телом. Я - не знал её. И всё же я - оплакивал её. Она - создана была для любви, какие формы без всяких пластических хирургов! И она - погибла в бою. Смертью храбрых. Смертью, более достойной, чем у тысяч мужиков.

Потом я вынес её на аэродром. Уже полностью контролируя себя. Рассказал, то, что видел. Потребовал отправить её самолётом на Большую Землю. И выпил целый стакан спирта.

Полдень. День в самом разгаре. Бой только начался.

0,25%. Опять наших жмут надо бежать. Цепляю пальцами ленты пулемётные, ящик гранат под мышку - бегу спорткаром. Тором-бом-бом! В голове мелодия игры "Жажда скорости".

Отходняк

Вот и всё. Это - последняя партия самолётов. Все попаданцы уже отправлены. Теперь увозят нас, спецов и часть осназа. Больше самолётов не будет. Остальным - пробиваться своими силами. И не на восток. В партизаны.

Опять пообщался с Кельшем. Я выразил своё восхищение организаторскими талантами Лаврентия Палыча, но был высмеян:

- А при чём тут товарищ Берия? Не он руководит операцией.

- Вот это поворот! А кто?

- Устинов. Знаешь такого?

- Знаю. Министром обороны будет.

- Весьма возможно. А Берия, кстати, из-за тебя - слетел.

- Да ты что?! Из-за меня? Слетел?

Я огляделся по сторонам - никого.

- Вот только не надо мне в уши дуть! Такие люди не слетают! Чем он теперь занимается? Атом? Нет. Он его без отрыва справился, так сказать. Чем-то ещё более сложным и архиважным? Колись, давай, Колян! Не поверю, что не знаешь!

- Вообще ничем. Никакой должности. Отправлен в ссылку. В Сибирь.

- Ой, не ври мне, Коля! Я тебе - не летёха пехотный. Я - в вашей обойме. Говори!

- Да, не могу я!

- Намекни. Я - только прикидываюсь валенком.

- А на самом деле - сапог. А вот драться - не надо. Ладно, слушай: ходит слушок о каком-то несуществующем проекте "Полдень".

- Полдень? Полдень, ХХI век! Стругацкие! Ха! Попаданцы! Хроно-зайцы и информация из будущего! Ха-ха! Сняли? Сослали в Сибирь? Как Иван Грозный - Ермака? Красиво! Тем более! Вот что, Коля. Надевай-ка ты Басю.

- Нет.

- Ты - дослушай. У меня в рюкзаке носители информации со всех приборов хроников. Без этих блоков все компы и телефоны - игрушки беспонтовые. Всё это надо передать Палычу. Поэтому - не выпендривайся, одевай и - первым бортом.

- Ты что такое говоришь? Знаешь, что со мной будет, если мы тебя опять потеряем?

- Да куда я денусь с подводной лодки-то? Делай, что говорю, гэбня кровавая!

- Пошёл ты!

- Сам - пошёл!

Поругались. Загоняет меня в самолёт. А я - злой! Ну, и сцепились.

И я его ударил. И вырубил. Комиссара госбезопасности 1 ранга. Пипец котёнку! Больше гадить не будет. Это я про себя. Трибунал, расстрел. Второй раз уже я его бью. А ведь - хороший мужик. Жалею о содеянном.

А, хотя! Так, товарищ генерал, в таком состоянии вы мне и нужны. Согласный на всё. Бася, слазь с меня. Знаю я, что пользователь Кельш Николай Николаевич не будет иметь прав даже пользователя. Пассивной защиты костюма - хватит. Даже если самолёт собьют, Бася, вынужден будет, спасти себя, спасая генерала. Антиграв им в помощь. Одеваю тело Кельша в костюм, поверх - его бушлат.

Должен довезти в целости и сохранности карты памяти. Палыч оценит. Он - любит мои подарки. Коньяком армянским отдаривается. Самым лучшим. Ценитель. Разбирается, а сам - не бухает.

Выношу тело на плече. Снаружи - осназ. Командир и его зам. Зам подставил ладонь, командир хлопнул по ней.

- На что спорили?

- Кто полетит первым.

- И кто летит?

- Он. Он стережёт Николая Николаевича, я - вас.

- На что спорили? Ящик водки?

- На Настю.

- Дураки! Она уже выбрала, только вы - ещё тупите. Не догоняете.

- Откуда? Ты - не можешь её знать.

- Баб знаю. Никогда за нами, мужиками, в этом права выбора не было. Да, первым бортом летит товарищ комиссар госбезопасности и тело полковника Васильевой. А мы с тобой, волкодав - крайним. Понял?

- А теперь - ящик! Иди, командир, стельки меняй! Я же тебе говорил - Медведь высоты боится!

Ржут. Никакой субординации. Бардак, а не Красная Армия.

Не боюсь я высоты. Перехода линии фронта опасаюсь. Фантомные боли у меня от мысли о переходе через красную черту. Моё тело не забыло - как это больно.

Кельш застонал. Я его двинул затылком в челюсть. Не время, товарищ генерал! Поспи! И, правда, Бася, совсем я садистом стал. Вколи ему снотворного. Генерал устал. Ему надо отдохнуть.

Смотрел, как ленд-лизовские транспортники, обладающие довольно симпатичными обводами силуэта, отрываются от земли и уходят на восток. Над аэродромом их подхватывают истребители прикрытия. На 1 транспорт - 4 истребителя. 2 - рядом, эскортом, 2 - в облаках.

Всё, Бася пропал из моей головы. Абонент вне зоны доступа. Бывает!

Начался обстрел. Ну, вот, опять! С тоской и бессильной злобой смотрю на разрывы снарядов.

- Скорее! Бежим, Виктор Иванович! А то - совсем полосу разобьют.

Закидываю на спину парашютный рюкзак, пулемёт - в руки. Бежим к самолёту. Запрыгиваю на борт, сажусь на жёсткую лавку, зажатый с обоих сторон другими бойцами, пристёгиваюсь. С тоской думаю о ребятах, что оставлены тут на произвол Провидения.

Почему-то вспоминаю сегодняшний сон. Странный. Нереально реальный, поразительный.

Сквозь рёв двигателей слышу рёв взлетающего предпоследнего транспорта. Наш самолёт выруливает на разгон. Его трясёт от близких взрывов.

- Горит! - Кричит кто-то.

- Кто горит? Мы?

- Они горят! Падают!

Не повезло! Глаза ребят! Они - в ужасе. Медведь, говоришь, высоты боится? Только я боюсь?

- Отставить панику! Повторять за мной! - реву я зверем, которому что-то прищемили.

Начинаю в полный голос петь речитатив молитвы, что читал мне Князь. Бойцы - прилежно вторят.

Разбег закончен, отрыв! Земля - прощай!

Горохом сыпануло в борт, рядочки пробоин. Взрыв, пламя, огромная дыра в конце фюзеляжа, самолёт, как раненный зверь, вздрагивает всем телом. Рядом со мной боец повисает на ремнях - кровь его - у меня на рукаве. Один с криком вылетает в пробоину. Все судорожно держаться за что возможно. Белые лица, в глазах - ужас бессилия.

Самолёт упорно пытается карабкаться в небо, но что-то резко оборвалось. Скрежет, жуткий хруст, хвост самолёта исчезает где-то. С криками люди вылетают в провал. Самолёт клюёт носом, пол взлетает, меняется с потолком местами, я зажмуриваюсь, чувствую, свободное падение, кувыркание.

Полетал, гля!

Удар.

- Очнись, слышишь, командир, очнись! - шепчет кто-то.

Что-то мокрое и холодное льётся на лицо. Подставляю рот, глотаю. Горлышко сосуда, фляжки скорее всего, приставляется к губам. Пью. Вода заливает нос. Кашляю.

Открываю глаза. Ага - я завис головой вниз, шея болит - голова вывернута под неудобным углом.

- Бежать надо.

- Угу, - хриплю я.

Боец срезает ремни, на которых я висел. Падаю, больно. Всё тело болит. Как тогда, в плену, когда меня наказывали хивики за дерзость. Болит всё.