Избранница. Рассказы.

Заперев на два оборота входную дверь, Юлия Петровна скомандовала:

– А теперь – в мэрию.

– Юлечка, а ты и вправду пристрелила бы его, или пугала только? – как бы даже вкрадчивым голосом прозвучал батюшкин вопрос.

Юлия Петровна остановилась и недоуменно уставилась на отца Илью.

– Запомни, батюшка: когда пугаешь, тебя не боятся. Когда собираешься стрелять по-настоящему, сделают все, что тебе нужно. И чему вас там в семинариях учат?

"Господи, не допусти пролиться крови!" – взмолился отец Илья, когда садился в остановленную Юлией Петровной машину.

– Кино снимаете? – спросил шофер, когда слегка опомнился.

– Храм открываем.

– А деньги?

– Деньги отдашь батюшке на восстановление храма.

Шофер вылупил глаза, вглядываясь в Юлию Петровну. Та расхохоталась:

– Едем!

Уже подъезжая к мэрии, шофер отметил про себя, что вот, думаешь, что вроде все в жизни повидал, а, оказывается, нет. Ой, сколько всякого еще есть, о котором не слыхивал и не догадывался!

– Подождешь нас? – спросила Юлия Петровна, вылезая из машины. – Мы через десять минут.

Шофер, смеясь, закуривал и, затянувшись, сказал:

– Да хоть через полчаса. Жду, ха-ха-ха...

...Шофер оказался прав, получилось как раз полчаса. Получилось так по непредвиденным обстоятельствам. Само дело, как Юлия Петровна и говорила, было сделано за десять минут. И вошли сквозь оторопевшую охрану беспрепятственно, никто и не шелохнулся, и в кабинете у приятеля Зоиной мамы все было нормально: и штык приставлен к его пиджаку от Диора, и курок был взведен, и договор с казино был возвращен и тут же сожжен Юлией Петровной прямо на столе у совсем потерявшегося приятеля, и факс из епархии получен, что – да, нужен этот храм, и новый договор составлен, правда, для этого пришлось второй раз палец к курку подносить:

– Только для тебя исключение, твои дела-взятки с сутенером – твои дела. На слово "три" стреляю. Раз, два...

Слово "три" не пришлось произносить. Месть вот была расстроена, уж так скулила, умоляла: ну скажи, ох уж как хочется именно вот этого...

А "вот этот" вдруг успокоился и даже коньяк достал, когда шел ответный факс в епархию, что договор подписан, и, наливая, спросил тихо, совсем необычным для себя голосом, в котором не слышалось привычной иронии и привычной издевки:

– Юлечка, это ты, или не ты?

– Не я, – подумав, ответила Юлия Петровна.

– Прошу прощения, – перебил батюшка. – Это она. Это раньше она была не она.

– Это ты ее так?

Едва не рассмеялся батюшка:

– Да я тебя не мог даже на то наставить, чтоб хоть на чуть-чуть взяточный пыл умерил. Тебя – не мог, а с ней! – батюшка почти кричал ему в лицо. – Кто мог справиться?!

Да, знал, видел отец Илья, что изначальный порыв Юлии Петровны был – лучше храм, чем казино. Она не любила Живого Бога, она ненавидела казино. Но главное, что противовесом ненависти к казино стал не Дом пионеров, а храм Божий.

"Так сделай и ты свой первый шаг!" – кричали глаза отца Ильи приятелю Зоиной мамы. Когда-то давно они между собой тоже приятельствовали.

– Сашка с вами? – спросил он сразу обоих, наливая вторую.

Отец Илья не знал, кто такой Сашка, но ответил за обоих:

– Да.

Приятель Зоиной мамы выпил и налил третью:

– Я позвоню на вахту и скажу, чтобы вы прошли без потерь.

– Мы и так пройдем, – сказала Юлия Петровна.

На этом визит кончился и занял он как раз десять минут.

...Кота звали Мэр. Это был суперэлитный перс с родословной, которой позавидовали бы князья Голицыны. Был он собственностью мэра и всей мэрии и стоил как двое "Жигулей". Все это он прекрасно знал и посему был нагл, ленив, злопамятен и агрессивен. Позволял себя погладить только два раза (сам мэр не в счет) и только тем, кто когда-нибудь подносил ему подношение в виде отварной севрюги (ничего другого не ел). Все приходящие и местные работники называли это подношение "взяткой Мэру". Сам мэр, человек с юмором, только посмеивался. На тех, кто взятки еще не дал, шипел и даже кидался, о поглаживании и речь не шла. Очень затруднительны были прохождения дел в мэрии для тех, на кого шипел суперперс.

Кот Мэр лежал на своем обычном месте на мраморной тумбе с мраморным шаром и отдыхал на мохеровой подстилке после ночного сна. На идущую мимо Месть глянул как на того, кто еще не давал подношения и зашипел. Причем зашипел не как кот на собаку, собак он в глаза не видел, как и мышей, а природная наследственность давно выродилась в шерсть и тупую морду с томными глазами, за которые и платят, как за двое "Жигулей". Месть остановилась и завороженно села, не веря своим глазам. Ее природная наследственность была вся при ней и места живым котам там не было. Вид живого кота для Мести значил больше, чем команда "фас", которую теперь уже не надо было произносить хозяйке, не было больше и самой хозяйки. Все перемкнуло в ротвейлерском сознании, кроме живого кота перед глазами. Цель жизни одна: догнать, растерзать и растоптать растерзанное! Юлия Петровна благодушествовала после удачно оформленного дела, чуть расслабилась, и именно в этот самый момент! А опомнилась, когда Месть, сметая все на своем пути, сквозь визги и грохот падения всякого чего-то, на что натыкалась, гналась на Мэром, в котором враз проснулись все инстинкты диких предков, удиравших от шакалов.

– Стой, зараза! – с запозданием крикнула Юлия Петровна и с винтовкой наперевес понеслась вслед за ними.

Батюшка ойкнул и, делать нечего, побежал на Юлией Петровной.

Первой существенной потерей мэрии от погони стал уникальный компьютер, который стоил даже дороже элитного перса. Компьютер вместе с монитором выносил из двери человек в пиджаке, держа его перед собой и прижимая к животу, а дверь была распахнута в сторону коридора. Этой дверью и шибанула Месть в компьютер и того, кто его нес. Дверь, естественно, захлопнулась, монитор взорвался, в компьютере что-то необратимо хрюкнуло и он вместе с носильщиком отлетел к окну и по пути полета они сгребли к окну же еще два стола, на которых тоже было много всякого. С них тоже все попадало, взрываясь и хрюкая необратимо.

Зрелище погони было очень яркое, главное из-за Юлии Петровны, с ее необыкновенными летящими назад седыми волосами и винтовкой наперевес. И на всю мэрию разлетался ее крик-приказ:

– Стой, гадина! Стой, застрелю, сволочь!!

Все, на которых неслась так Юлия Петровна, тут же забывали о только что промелькнувшем ротвейлере. Когда тут же за Юлией Петровной появлялся бегущий батюшка с крестом на цепочке, то уж вообще переставали что-либо понимать.

Второй существенный материальный и моральный удар был нанесен трем мраморным лестницам мэрии, что соединяли два этажа, и всему, что на них стояло и двигалось, а двигалось и стояло достаточно много. Четыре открытых сорокалитровых канистры с изумительной итальянской краской, что стояли на втором этаже на краю лестницы, были опрокинуты на нее двумя работягами, рванувшимися в панике не разбирая дороги прямо на канистры, спасаясь от оскаленной пасти Мести и орущей Юлии Петровны, которые работяг даже не заметили и промчались мимо. И вся изумительная итальянская краска, которую ни огонь, ни вода, ни зубило не берут, вылилась на мрамор и на то, что на нем стояло, двигалось и лежало. А две канистры ухнулись в пролет. Визг и матершина с лестниц очень колоритно дополняли крики Юлии Петровны. Даже если ты джентльмен, но если на твой костюм от Версаче, который стоит, как полкота Мэра, выливается вдруг сверху полведра белой краски, пусть даже изумительной итальянской, тут даже лорд Дерби бы выматерился.

Но самое обидное для избранных сотрудников и избранных гостей было дальше: ополоумевший и почти уже без сил Мэр нырнул под скатерть длинного, метров двадцать, стола, на котором стояло всяких разных явств больше, чем на пиру Ивана Грозного, и хрусталь и фарфор из Оружейной палаты. Одной икры лежало в китайских супницах пуда три. Вслед за Мэром под скатерть, естественно, ринулась Месть и, пробежав под столом все двадцать метров, вынырнула из-под скатерти и почувствовала, что сзади что-то не пускает Она, страшно напрягаясь, бежала дальше, но это был уже не бег, темп был безвозвратно утерян: на шипах, что торчали из ее ошейника, прочно сидела зацепленная скатерть, которую всю и стащила она со стола на мраморную лестницу (много их в мэрии) со всем, что на ней было.