Созвездие Видений

И ещё Северу показалось, что он уже видел, — без сомненья, видел этих средьзвездных драконов, стражей пустоты… и не на картинах, не на застывших снимках в архивах и музеях, а в сверкании полета, сражения… мелькнуло темное воспоминание… он напрягся, как вдруг увидел, увидел на экране нечто, заставившее его обо всем забыть.

Голубой ореол защиты, окружающий. «Инд», словно бы потускнел. На схеме появились какие-то черточки и точки, во множестве истекающие к защитным полям драконов. И чем дальше, тем обширнее становился этот поток, и тем явственнее тускнела голубая пульсация вокруг схемы «Инда»…

Что же получается? Выходит, что эти вселенские ящеры питаются защитной энергией «Инда»?!

И не успел Север до конца осмыслить, чем это грозит, как в мозгу его. вспыхнуло забытое: он, подброшенный взрывом, взлетает над поляной, внизу, на траве, безжизненно распростерт имит Невр… а из разрушенного огнем хранилища Первых вырываются имитограммы, и среди этого веера ослепительных картин — имит Тор сражается среди звезд, в открытом, космосе, со змееглавым и огромнокрылым, чудовищем.

Значит, Первые тоже схватились с ними!

Спасибо за подсказку, Первые! Очевидно, вами были использованы все средства противодействия этим владыкам черных пространств, если вы решились на выход из корабля. Конечно, если бы Север был сейчас на борту «Рода-1990», там, возможно, сыскалось бы оружие помощнее того, которым обладали первые, но «Инду» по оборонной оснащенности далеко даже до «Рода-1», «Инд» — обычный тоннельный спусковик, не рассчитанный на столь серьезные встряски. Хорошо. Докажем, что и мы не хуже Первых! В конце концов, в составе Великой Экспедиции мог быть Север Старший, он мот оказаться и на месте Тора в той схватке, так пусть насладится космос зрелищем новой битвы, в которой лицом к лицу с порождениями вековечного мрака окажется Север какой он есть!

И, распахнув энергетический саркофаг, он лег туда.

Щупальца датчиков разбежались по его телу, словно проворные пальцы. Пронеслось вдруг в памяти: чьи-то легкие прикосновения срывают с него одежду там, в лесу, а Меда извивается среди танцующих рысеней.

И тут же он ощутил мгновенную слабость, легкий укол в мозг и сердце, а потом прозрачная крышка саркофага отъехала, дно упруго выгнулось, приподнимая его и заботливо поддерживая.

Еще полулежа, он протянул руку, включил все камеры, силясь глядеть разом и на экран, и в иллюминаторы, где было видно, как наперерез стае межпланетных чудовищ бросился он сам, Север, — нет, имит Север: с искрилом в руке, с разлетающимися серебристыми волосами, в блеске кольчуги — неправдоподобно маленький рядом с огненноглазыми монстрами.

Вот он вскинул искрил, легким рывком оказываясь на расстоянии выстрела от первого дракона, чудилось, замершего от неожиданности, а потом… а потом рядом вдруг раздался сдавленный крик, корабль содрогнулся, ударило мертвенным холодом, словно стены его разъялись на миг и вновь сомкнулись, корабль выровнялся — и все поплыло в глазах. Севера, потому что там… там, за бортом, в межзвездной черноте, рядом с имитом встала против стаи ширококрылых покорителей тьмы… Меда!

Меда, Зорянка.

Бред.

Он и забыл о ее существовании.

Нет, не может быть, это призрак, призрак. Мелькнуло глупое удивление: «Откуда она знает, как пользоваться энергетическим саркофагом?» — и тут же, оглянувшись и окинув безумным взором рубку, он понял: там, в космосе, не призрак, не имит. Там она — живая.

Зорянка!

Кто, какой волхвун злодейный изурочил их путь так, что востряслась летучая колесница, налетели со всех сторон исчадия злосчастные, чудища мраковидные, обуянные жаждою разбоя! И Лиховид бросился против них в битву — один, почти и без оружия, забыв и о Зорянке, и о всех подспорьях своих, орудиях звездочетных, которые тут же изобразили во всех сторонах его битву с чудовищами, что разом набросились на него, грозя разорвать!

Так сжалось от любви и тоски сердце Зорянки, что в очах стемнилось, померещилось, что все стороны, света замкнулись. Случись что с ним — не жить и ей на свете белом.

Но разве выстоять ему в одиночку противу целой стаи? Иное дело — спиной к спине.

Где тут двери? Как бы усноровнться?.. Зорянка прильнула к стене колесницы Лиховидовой и всей силой боли своей разомкнула ее, выбежав наружу.

Куда?.. Не иначе, в злачные поля Чернобоговы, ибо царили вокруг та же тьма и холод, что и в царстве смерти.

Она охватила себя за плечи, и ей почудилось, что ладони ее обмерзли, но телу стало тепло, и она помчалась по небесной тьме, полетела по ней, словно падучая звезда, жаром своим растопляя незримые, немыслимые льды, и добежала до Лиховида в тот миг, когда чудища нависли над ним, заключая в смертельное кольцо своих злозрачных морд.

Исполинские змеептицы с острыми зубами, не ведающие пощады. Тела их не кровью налиты, а ядом. Ужас — броня их, и раньше погибнешь от него, чем от удара их клюва, когтя, шипастого хвоста! Какова же мрачная та звезда, под коей рождены они?!

А Лиховид мечется от одного к другому и не видит, что сзади уже разинута пасть, исполненная пламенем страшным.

Смерть это, смерть!

«Ну что же, значит, смерть, — подумала Зорянка отрешенно. — А милого оберегу!»

И она взакличь произнесла то заветное, что надлежало таить пока жива, открыв лишь в последний срок свой:

— Мое имя Дива! Отвори врата тьмы, Хорст! Прими меня в свои владения, Ниян!

С этими словами она метнулась прямо к морде крылатого червя, оставляющего- кроваво-огненный след средь небес, да изо всех сил хлестнула его. ладонями.

Ей показалось, что она горит, как горят звезды — бесконечно, всенощно и вседневно, а потом перед ее помутившимся взором чудище рассыпалось серым пеплом… и другое, задевшее его крылом, и третье, как раз потянувшееся к Зорянке шипастым хвостом… а остальные, то ли смекнув, то ли почуяв неладное, в несколько взмахов исчезли с глаз. И злобный ветер, поднятый их крыльями, заметался, сломался — и лег у ее ног.

Север глазами своего имита — по сути дела, своими — встретился с глазами Зорянки. И сжалось сердце…

Он стоял лицом к лицу с силой — злой ли, доброй, не понять, но с дикой, неуправляемой, необъяснимой — со стихией, и, чудилось, взоры двух цивилизаций, скрестившись, высекают огонь. Темное предчувствие, мгновение страха…

И тут Лиховид кинулся, схватил Зорянку в охапку — и таково-то сердито! — и вместе с нею вновь очутился в летающей колеснице.

Потом, на Ирии, Север наслушался об этом эпизоде множества предположений. Строились догадки о фантастическом даре Зорянки создавать вокруг себя живое защитное поле, о разрушении материи с помощью отождествления себя с нею, ну и так далее. Потом она научится управлять своим страшным и странным умением, подчинять его воле, а не буре чувств. Однако Север-то понял сразу и навсегда: все это сотворило чудодейное безумие Любви.

С утра лил дождь, и радно начало передачи с предупреждения Службы экологической охраны: без надобности на улицу не выходить, содержание ОВ в осадках превышает допустимые нормы.

Сокол и Дива почти и не были на улице. Пока дождь еще не разошелся во всю мочь, проскользнули в подземку, и вот уже много часов подряд переходили с ливни на линию, с поезда на поезд, из вагона в вагон.

Они решили, что должны освободить Фэлкона. Но где искать его? Хотя бы след, ведущий, куда он заточен? Они знали достаточно об этой новой для них обоих Земле, чтобы понять: здесь нелепо задавать прямые вопросы властьнмущим и знающим ответы. Надо искать обходные пути, хотя они долги и не всегда приводят куда надо.

Для начала было решено поискать в поездах подземки товарищей Фэлкона из боевого охранения. Неужто все они арестованы?! И вот Сокол и Дива обшаривали глазами лица, пытаясь уловить то же выражение скрытого напряжения и отваги, которыми вчера обратил на себя внимание Фэлкон. Искали — и не находили.