Мародер. Каратель

— Это не мы, это старшой!

Ахмет снова поднял АПБ и выпустил короткую очередь поверх голов. Пацаны синхронно рухнули на корточки, одинаково закрывая головы.

— Встать. Когда я спрашиваю — отвечаешь точно и по делу. Ясно? — дождавшись слабого блеянья в подтверждение приема, Ахмет продолжил:

— Кто был за пулемётом?

— Старшой по к-караулу, Аркаша М-ммент, рыжий такой.

— Это тот, который при входе на ваш базар стволы собирает?

— Д-дда.

— Он знал, что по мне стреляет?

— Н-нннет, ммы ему н-не ск-казали.

— Значит, вы меня вычислили, подняли кипиш — типа кто-то шарится. Старшему, что это я, не сказали. Старший меня застрелил, а вы труп бомбить напросились. Что, АПБ заметили?

— Д-ддядя Ахмееет…

— Заткнулся. Ещё без спросу вякнешь — заткну. Повторяю: АПБ захотели?

— Да-а-а…

— Хуй на. Как отзываетесь, девочки?

— Андд-дрей.

— Ты?

— Миха.

— Так, Миха и Анд-дрей. Вы уйдете отсюда моими стукачами, или останетесь здесь собакам. Кто хочет быть моим стукачом? Оба, значит. Молодцы. Стучать начнете прямо сейчас — мне нужны сведения, за разглашение которых Дом вас порвет. Это, ребятки, чтоб вы дружили ещё крепче. Даётся одна попытка. Начинаешь крутить жопой — стреляю. Миха, ты первый.

— Ну, это, КПВ. С Хаслинской стороны. Это, он с весны не работает. Пружина крякнула. Пытаются, это, подобрать, а всё равно. После второго выстрела, это, клинит.

Да, угадал парниша; Ахмет сдержал довольную ухмылку — информация была подходящей. За слив на сторону любой мелочи, касающейся боеспособности Дома, вздёргивают без разговоров, так что один сел на крючок плотно. Оставался второй.

— З-з-ззаика, твоя очередь.

— Дядя Ахмет, я щ-щас нничег-го тт-такого не знаю. Я тт-т-ттебе мм-могу узнать, к-ккгде Дом керосин берет.

…Ух как Миха зыркнул на своего приятеля! Э, похоже, дружок-то совсем расслабился и готов слить уже конкретный секрет. Это сейчас они вернутся, и Миха тут же побежит каяться. Хуиньки… Ахмет сорвался с места и мгновенно скрутил Миху, поставил на колени и заломил голову, выпятив горло.

— Складышок не потерял?

— Н-не… — тот суетливо обшарил карманы, достал ножик и дернулся было протянуть его Ахмету. Тот сделал издевательскую морду:

— Режь, блондинка.

Андрюха вытаращился на Ахмета, побелел и затрясся.

— Быстро. Или меняешься местами с этим зассанцем.

…Однако. Да, молодежь растет… Заика на удивление быстро втянул сопли и почти уверенно перехватил горло своему впавшему в ступор приятелю. На это ушли, видимо, все его силы, и теперь он напоминал забитую баллонником мартышку — на пепельно-сером лице сопли и слезы смешались с брызгами крови, даже в темноте было видать, как размашисто трясутся губы. Пацан совсем ополоумел, и единственное, на что ещё хватало контроля — тщательно обходить взглядом сучащее ногами тело бывшего приятеля.

— Отошел.

Ахмет быстро обшарил ещё подергивающегося Миху. Ничего полезного в карманах новопреставленного не нашлось, ни куртка, ни обувь ничего из себя не представляли.

— Нож оботри и сюда брось.

Андрюха сомнамбулическими движениями выполнил команду. Да, паренек-то скисает на глазах, надо бы его встряхнуть как следует, чтоб всё как следует уложилось в мозгах.

— С этого дня, всё что ты узнаешь — будешь докладывать мне. Или тому, кто покажет тебе этот нож. Меня ты не видел. Запомнил?

— Л-ладно…

Тут Ахмет, загодя набравший воздуха, рявкнул:

— А ну встал прямо! Ответ не слышу!

От его рыка в руинах кто-то шарахнулся по осыпающимся обломкам. Хотя почему «кто»? Понятно кто, непонятно разве — почему только сейчас; с последнего выстрела прошло никак не меньше пяти минут.

Андрюха, вытянувшись, испуганно покосился в сторону собачьей движухи; на его доселе напоминавшем слюнявого дауна лице появилась тень осмысленности. …Ага, отходит убивец наш. Блин, уж пугать начал, как слюни-то развесил; не, крепкий всё же паренек. Каин, бля…

— Да, д-дядя Ахмет, я всё п-понял.

— Бегом.

Повторять не пришлось — Андрюха дунул к своему Дому так, что за ним не увязалось ни одной собаки. Все они теперь были заботой Ахмета… Ёбаные твари — непонятно о ком подумал Ахмет — навязались на мою голову… АПБ и две трофейных волыны давали, конечно, возможность отмахаться даже от большой стаи — но на место убитых тут же сбегутся новые. Эти твари неплохо усвоили прямую зависимость урожая свежих трупов от интенсивности стрельбы. Так что начнешь палить из АКСа — готовься к усилению наката. А когда их набирается достаточно, им вполне по силам окружить и остановить человека — и если не на что будет влезть, не спасёт уже ничто… Надо же, бля. Проблема! Пройти-то осталось метров четыреста. Через музыкантов соваться — ну его на хуй, там уже караул напрягся, и ПНВешки у них всегда рабочие. Как въебут всем караулом… Ладно, солью одну волыну школьникам. Во сука ночка — одни убытки…

У школьников всего два караула — оба на втором этаже, их расположение было хорошо известно Ахмету. Народу там жило много, но Дом был небогат и нормально не управлялся, ПНВешек у них сроду не водилось. По той же причине сектора были расчищены кое-как, и Ахмету легко удалось незамеченым подобраться на дистанцию нормальной слышимости.

— Эй, в карауле! Слышь, школьники!

— Чего надо? Давай, уёбывай, а то щас из подствольника вмажу!

Ахмет ухмыльнулся — это был наглый блеф, надо же — из подствольника он вмажет, нищета школьная. Но сейчас было не время зубоскалить — надо договориться по хорошему.

— Ты не узнал, что ли? Это сосед, из углового.

— Ахмет? Хули ты тогда по ночам вокруг Дома шныришь, сосед? Тебе делать не хуя? Давай пиздуй отсюда, нечего здесь шарахаться. — Караульный был прав по всем понятиям — в самом деле, шляться ночью вокруг чужого Дома было совсем не по-соседски.

— Вот я и пиздую. Слышь, сосед! Ты это, давай-ка по соседски разойдемся. Я оставляю «укорота», вот, видишь? — Ахмет поднял за ствол трофейный АКС-74У над кучей бетона и подсветил фонариком. — И прохожу по сектору, нормально?

На посту задумались.

— Лады. Но смотри, без гнилья, если чё — порвем, никакие твои мины не помогут, понял?

— Ладно тебе, я просто домой иду. Никакой лажи. Ну чё, выхожу?

— Давай. Огрызка брось подальше. Ага, вот так. Теперь у второй рожок отцепи и иди. И держи в разных руках, до края сектора, понял?

Оставалось сраных триста метров. Ахмет уже видел темный силуэт своего Дома. …Всё. Бля, неужели я вернулся? Аж не верится… С обоих флангов доносились шорохи конвоирующих его собак, но Ахмет даже не думал о них — настолько незначительной мелочью казались они сейчас, казалось, передушу голыми руками. Лучшим средством от этой чумы служили гранаты; однако уже не один год прошел с тех пор, как гранаты, особенно «эфка» или РГОшка [216] стали не сказать чтоб совсем уж роскошью, но дефицитными и дорогими. Ахмету оставалось полагаться на АПБ и хладнокровие, в пассиве оставались сотрясение, всё сильнее дававшее себя знать, и отбитые при падении ребра. Добравшись без приключений, лимит которых, видимо, без остатка исчерпали жадные базарные хлопцы, он с трудом преодолел собственноручно подготовленную полосу. Луну окончательно затянули низкие тучи, и Ахмет едва различал безопасный путь. Ну чё, бля, сам натыкал — самого и размажет, всё по-честному. А хорошо натыкал, ай да я… Только бы какая дурная псина не ломанулась, а то как сейчас сорвет ОЗМку [217] — и кранты. Но собаки отстали задолго до разрушенного ЖЭКа — многие из них ещё в щенячьем возрасте накрепко усвоили границы страшного места, куда лучше не соваться.

Ноги, почуявшие близкий роздых, практически подламывались — за последние сутки им пришлось отпахать как за неделю. Его никто не встречал — караульные, конечно, проспали появление хозяина… Ну вы покараулить, — сейчас как завиновачу вас, раззяв. На рожок, скажем, пятёры с рыла. Отойдёшь тут на недельку — и вот вам. — Приблизившись к дому на бросок, поднял кусок кирпича и засветил им в свое окно. — Интересно, обратят внимание, что Кябир не рычит?… С четвертого послышался испуганный шепот, мертвая тишина сменилась легким шухером: лязгнул станок «Утёса», кто-то передернул затвор волыны. Ахмет злорадно дождался, пока тяжеленный «Утёс» доволокут на эту сторону, и только тогда подал голос: