Под небом Арктики

Вот вам краткая история, товарищи, д’арсонвальской фантазии. Видите, как по-разному можно использовать одно и то же физическое явление. Тропические морские теплопады, полярные теплопады, солнечные континентальные теплопады. Может быть, кто-нибудь из вас придумает еще и новое использование.

Ну, на сегодня довольно, — закончил Пелькин.

Слушатели начали расходиться, молодежь уже спорила о новых системах теплопадов и о наилучшем принципе аккумулирования энергии.

С Пелькиным остались инженеры Колосова, Верховский, Игнат Бугаев и Джим.

21. Суматошный день

– Товарищ Колосова! Дед тебя зовет, — сказал вошедший в комнату рабочий, весь заиндевелый.

– Что случилось? — спросила Вера.

– Работа на радиостанции приостановилась.

– Почему?

– Грунт никакая сила не берет. Не говоря о кирке и лопате, динамитный патрон закладывали — не берет.

– Вот она, мерзлота-то! — сказал Пелькин, кивнув головой Игнату. — Промерзлый слоистый сланец. Хуже гранита. Который месяц бьемся. Попробуй тут в земле кабель проложить! Идем, что ли, посмотрим.

Дед уже издали, увидав Колосову, начал кричать:

– Этак мы никогда не кончим, золотце. Шутка сказать! Еще и фундамента не заложили. Даже ров не вырыли. Работы еще сколько. А к началу навигации надо станцию во что бы то ни стало пустить.

Возле ям стояли рабочие, повесив головы, словно над могилой. Игнат заглянул в одну из них. Рабочий стукнул киркой по краю. Железо зазвенело. Хоть бы маленький кусок отвалился.

– Тут не патрон динамитный закладывать надо, а целую бочку, — сказал рабочий, хмурясь. — А кирка совсем ни к чему по здешнему грунту. В жизни не видал такого.

– Так что же тут думать? — закричал Игнат громовым голосом. — Бочку так бочку! За чем дело стало? Давайте ваши патроны. Давай динамиту, пироксилину, аммоналу! Закладывай шнур, или как там у вас называется. Сверли дыру, одним словом! Руби, коли!

Все засмеялись. Бурная энергия Игната передалась другим. Рабочие зашевелились. Принесли патроны, начали закладывать.

– Закладывай еще! А ну, еще! — командовал Игнат. — Еще! Еще!

Когда приготовления были окончены, у ямы остался один запальщик, все отошли далеко в сторону.

Через несколько минут грянул такой взрыв, что людей едва не свалило с ног волной воздуха. Из ямы вырвался, как из кратера, столб дыма, щебня, кусков камня.

Едва камни упали на землю, как рабочие уже бросились к яме. На месте взрыва зияло большое отверстие.

– Вот это да! — сказал тот же рабочий.

– А ты говоришь! — в тон ему отозвался Игнат.

Дед Мороз тряс руку Игната:

– Спасибо тебе, золотце, раскачал наших ребят. Теперь пойдет. Вижу, что пойдет.

– А радиостанция велика будет, Дед? — спросил Игнат. Верховский совсем расплылся от улыбки. Его большой нос горел багрянцем, очки сверкали.

– Первоклассная станция будет. На тысячу киловатт в антенне. Радиомачта сто метров высоты. Все суда на море наши метеорологические сводки слушать будут, вся Сибирь, и Канада, и в Штатах. На метеорологической станции и радиостанции у меня десяток человек работает. И довольно. А такими делами ворочаем… Ребята подобрались хорошие. Взять хоть радиста Грунина. Прямо талант. Ведь тут мало радиотехнику знать. На Севере радисту приходится быть исследователем, экспериментатором. Природа тут для радиоволн таких электромагнитных сетей, ловушек, барьеров понаставляла, что не всякий радист сквозь эти дебри и волчьи ямы свою волну проведет. Есть такие места, что ни на длинной, ни на короткой не проедешь. И принимать нелегко. Шумит, трещит полярный эфир, магнитные бури сумбур в эфире делают. Тут радисту комбинировать приходится и волны, и мощность, и часы, и дни приема. Тут изобретательность, находчивость, сметка нужны.

– Отойдем. Наши артиллеристы вошли в раж. Опять заложили бочку… Ну, а шарики ваши как летают?

Дед залился мелким смехом.

– И про шарики слыхал? — спросил он. — Шарики летают. Летают, золотце. Я эти шарики во времена оны с самим Павлом Александровичем пускал. Я только маленько приспособил их к нашим условиям.

И он с увлечением начал рассказывать Игнату о молчановских шарах-зондах, пускаемых в верхние слои атмосферы для автоматической записи метеорологических данных.

– Привязной шар высоко не пустишь, а свободные тем неудобны, — говорил он, — что выпустишь их, а где упадут — неизвестно. В населенных местах это — небольшое неудобство. Народ стал культурный. Найдет и по адресу доставит. Мало шаров не возвращалось, разве какой упадет в болото или в лес на вершину дерева и никто не увидит его. А в тундре какой народ? Кто найдет? Кто принесет? Снегом заметет, и крышка. Вот я и придумал маленькое усовершенствование…

Усовершенствование это заключалось в том, что шар-зонд мог подниматься на заранее рассчитанную высоту, где он разрывался. Благодаря тяжести прибора шар-зонд падал на землю почти вертикально. Самый сильный ветер относил шар лишь на незначительное расстояние. Перед самой землей раскрывался парашют, и зонд плавно опускался, аппараты не разбивались. Кроме того, на зонде горела небольшая лампочка, питаемая батарейкой. По свету лампочки можно было следить за падением шара и легко найти его на земле.

– На полюс холода, в Верхоянск, надо бы молодых стратонавтов посылать. Там почти такой же холод, как в стратосфере. В Верхоянске почти семьдесят градусов холода бывает. Это холоднее, чем на высоте восемнадцати километров. И у нас немногим теплее. Я так считаю: 55 градусов холода, значит, мы «взлетели» на десять километров, шестьдесят градусов — на двенадцать. Зато на высоте восемнадцати температура сразу повышается. Выше 50 километров много озона, который сильно поглощает солнечные лучи. Англичанин Эпльтон предполагает, что на высоте 300 километров летом должно быть 900 градусов по Цельсию! Каково! Там, наверно, сейчас жара. А мы тут с морозом боремся.

Дед еще долго говорил бы, но ему помешали. Прибежал рабочий и сообщил: к новой стройке приполз полузамерзший человек. Как будто американец. Его осторожно отогрели и отнесли в больницу. Но врач говорит, что руки и ноги сильно отморожены. Как бы не пришлось ампутировать.

– Кто он? Откуда? — слышались вопросы.

– Больной очень слаб и еще не может говорить. Его отпаивают теплым молоком с коньяком. Впрочем, одно слово он выговорил — что-то вроде «эйроплэйн».

– Так, — многозначительно сказал Дед. — Этим все сказано. По-видимому, американский аэроплан потерпел аварию. Вот она, метеорология-то. Сунулись в воду, не зная броду. Американские рекордсмены! С Аляски или Канады, наверно, летели.

– Надо немедленно послать наш самолет на поиски разбитого аэроплана. Быть может, кто-нибудь остался в живых, — сказал Пелькин.

Дед кивнул головой. Нелегко найти в полярную ночь, да и не зная, где искать. Не лучше ли подождать, пока придет человек в себя, расскажет толком?

Верховский, Пелькин, Игнат и Вера отправились в больницу. Они услышали, как на аэродроме загудел мотор. Большой аэроплан с сильным прожектором поднялся над «Ледяным городом» и направился на северо-запад. Встретили Симакова. Он сказал им, что был в больнице, видел американца. Тот уже пришел в себя и объяснил, где случилась авария. Недалеко от Челюскина. Наш летчик отправился на поиски. Но едва ли он поможет кому. По словам больного, второй спутник убит. Сам он каким-то чудом уцелел, увидел далекое зарево — огни Челюскина — и добрался ползком.

В этот суматошный день случилось еще одно происшествие. На окраине города загорелись сараи с лесоматериалами. Быть может, кто-нибудь обронил огонь из трубки. Мороз стоял как на двадцати километрах высоты. Тушить было очень трудно. Вода замерзала, не долетев до огня. Приходилось совсем близко подтягивать шланги к огню. Несмотря на то что шланги были окутаны слоем холодонепроницаемой ткани и походили на бревна, в некоторых шлангах вода замерзала.

– Хорошо еще, что водопроводные трубы не лопаются, — сказал Игнат. Верховский, стоявший возле него и наблюдавший за тушением пожара, махнул рукой: