Мир под лунами. Начало будущего(СИ)

- Можно изменить мозг, скелет, биохимию. Но что значит "предан нанья"? Как можно включить в геном преданность?

- Это не так уж сложно, если учесть, что дело не в преданности и в геном ее включать не нужно. Это особенности психологии и чувственного восприятия, которые можно сделать врожденными. Лулу благоговеют перед нами, эта симпатия вписана в нейронные связи нескольких отделов их мозга. Их восхищает наша внешность, наш запах, они априори убеждены в нашем безмерном могуществе.

В душе я согласна с Теи: нанья меня восхищают. Однако во мне все еще живут два человека, и, пока один готов молиться богам, другой скептически пожимает плечами.

- И с тех пор лулу работают на вас?

- Небольшая часть. Вначале их было всего несколько десятков. Великий Тавкарон остался недоволен своим творением и ожидал, что они скоро вымрут.

Ну лулу не вымерли. Напротив, всего через сотню поколений (две тысячи лет, мгновение на часах нанья!) численность и ареал популяции расширились неимоверно. Искусственно внедренные мутации не исчезли. Дети Анту начали победоносное шествие по планете. Внешне они практически ничем не отличались от своих предков, зато были отважны, любопытны и смекалисты. Они не пасовали там, где пасовали другие. Если какое-то физическое или психологическое препятствие останавливало отцов, то дети находили способ его обойти и двигались дальше.

Конечно, были побочные эффекты. Это касалось и физиологии, и психологии. Так, почти сразу обнаружилось, что другие разумные виды ненавидят лулу так же яростно, как нанья, а те отвечают им взаимностью. Если раньше они уживались на одной территории, то теперь начались войны на уничтожение.

(Когда Теи заговорила о побочных эффектах, я чуть было не воскликнула: "Неужели это великий Анту наградил нас девственной плевой?!" Удержало меня не столько то, что я не знала, как называется эта часть тела на языке нанья, сколько опасение, что Теи улыбнется. Веселье нанья прекрасно и тихо, но уж очень долгое. Они могут держать на губах улыбку Будды целую неделю. За это время я успеваю сто раз подумать, что смеются надо мной, даже если это не так.)

В общем, через пятнадцать тысяч лет - вот каковы масштабы наньянской неторопливости! - пришло время сообщить о результатах эксперимента на Эркой. На Луне в это время появился новый господин Дома света - молодой и скептически настроенный. Он не имел никакого отношения к появлению лулу, не ждал от родины похвалы и готов был при первой возможности откреститься и от лулу, и от великого Тавкарона. Эркой затребовал образцы. Вместе с очередной партией металлов туда были отправлены несколько лулу обоих полов и разного возраста. Напрасно великий Амелу ожидал порицания: ему и великому Тавкарону была выражена благодарность, и на Эркой полетели еще сотни новых лэнеи.

- А за что же благодарили? Зачем Эркою лулу?

Теи зевнула, потянулась мягким гибким телом.

- Твои шесть дней закончились. Сегодня я ухожу спать на несколько месяцев.

- Ну и ну! Даже спокойной ночи не пожелаешь! Тогда я постараюсь позже расспросить великого Анту.

- Боюсь, что и он скоро уйдет в сон, - пропела она, вынимая из прически серебряные заколки и распуская по плечам густые белые волосы. Она употребила то же слово, что и раньше: имруру, жизнь за жизнью. - Он и так задержался из-за тебя. Но теперь уже и Льесте вернулся, а значит, пришла наша с великим Анту очередь.

- Льесте проснулся? Но я не видела его сегодня!

Теи ласково погладила меня по щеке.

- Из имруру не возвращаются так, как из обычного сна. Это требует времени. Ты должна бы знать это, ведь туман нес тебя через имруру.

Я ничего не поняла.

- Не была я ни в каком... имруру. Да и в тумане, можно сказать, не была. Я просто вошла в снежное облако и тут же вышла из него - уже в этом времени.

- Ах, вот как. Ты не помнишь. Это обычное явление - при первом попадании в имруру психика испытывает настолько сильный шок, что просто выталкивает все воспоминания об том мире. Тем более, ты ушла туда вместе с телом, это еще больший стресс.

Я покачала головой.

- Ничего не помню, никакого имруру. А вот второе путешествие, через кромлех, было более длительным. И там были... облака, ощущения, краски...

- Это другое. Дороги кромлехов тоже ведут через тот мир, но они подобны... - она задумалась, подбирая сравнение, которое я могла бы понять, - обычной дороге, прорубленной через лес. Ты пройдешь по ней и скажешь, что побывала в лесу, но не увидишь ни травы, ни зверей, не услышишь шелеста листьев над головой. Путь кромлехов лишь задевает мир имруру, в то время как пути тумана пролегают сквозь него.

Я потрясенно молчала и пыталась вспомнить хоть что-то - но воспоминаний о таинственном мире не было.

- И все же это тоже непростое испытание, - добавила Теи. - Ты дважды шагнула туда вместе с телом. Такое не проходит даром даже для лулу. Скоро имруру придет к тебе сам.

- А вы там бываете только частично, без тела? Какая часть вас оказывается в имруру?

- Неправильная постановка вопроса. Мы - это мы; тело часть меня, столь же важная, как сознание. У вас, лулу, наоборот. Вы не способны воспринимать себя такими, какие есть, - чтобы хоть что-то осознать, вам требуется разделить это, разрезать на части. Вы не знаете имруру, а мы можем уйти туда в любой момент. Мы даже обязаны бывать там чаще, чем хотелось бы... Больше никаких вопросов! Великий Анту расскажет тебе все, что сочтет нужным.

Я замолчала. Как хорошо, что она добрая! Будь у нее другой характер, я бы боялась ее до смерти. Мне и так стоит огромного труда разговаривать с нею, как со старшей подругой. Если б Теи это не нравилось, я начала бы перед нею пресмыкаться. Какой-то жалкий человечек внутри меня постоянно пытается раболепствовать, заглядывать в глаза хозяев в поисках недовольства, готовый загладить его грубыми комплиментами, самоуничижением и шутками. Я непрестанно борюсь с этими позывами, понимая, что нанья ценят во мне именно то, что близко им, - уверенность в себе.

Но как сохранять в себе уверенность, когда эта огромная прекрасная женщина, только что глядевшая на меня как на червяка, неожиданно хватает меня на руки, нежно обнимает и прижимается к щеке своею горячей душистой щекой?! Как не стать в такую минуту маленькой избалованной девочкой, которую обнимает любящая мать?

- Ты такая милая в этом новом платье! - говорят ее пухлые темные губы, и я гляжу на них с замиранием сердца, молясь, чтобы они произнесли еще что-нибудь столь же чудесное.

Теи осторожно опустила меня на пол.

- Пойдем вниз. Я покажу, где хранятся запасы ткани, чтобы ты ни в чем не испытывала недостатка, пока я буду спать.

Мы поехали на лифте. Лишь один взгляд я бросила в зеркало, где отражались среброволосая красавица и ее неуклюжая спутница. Всего месяц я провела в Высоком доме, но мне уже неприятно смотреть на себя. Прежде я не считала себя некрасивой - наоборот, гордилась своей матовой кожей, нежным румянцем, стройным телом. Но рядом с нанья мои черты лица кажутся чересчур мелкими, а фигура непропорциональной. Длинные волосы плохо мирятся с отсутствием шампуня, электризуются и торчат во все стороны, как бы гладко я ни старалась их уложить. Рыжая краска въелась в них намертво, зато у корней уже отросло два сантиметра своих, пепельно-русых - на фоне рыжих они выглядят бесцветными. Обгоревший нос краснеет, губы постоянно искусаны и в корках, кожа на руках покрылась от солнца веснушками, ступни загрубели без обуви.

Все это мелочи. Беда в том, что, даже будь я безупречна по человеческим меркам, рядом с Теи я все равно останусь крестьянкой, плетущейся за шлейфом роскошного платья королевы. Как далек мой собственноручно сшитый костюм от ее изысканного наряда, так далека и заурядная человеческая внешность от божественной красоты.

Насупившись, я вышла из лифта, побрела по коридорам седьмого уровня мимо ведущих в склады дверей, выложенных мозаикой из разноцветных камней мандал в стенных нишах, узких колонн, чье техническое назначение скрывала богатая золотая и серебряная инкрустация, мимо вделанных в стены больших и малых мониторов - некоторые из них казались спящими, другие показывали какие-то графики и схемы, третьи включались, когда мы проходили рядом, чтобы показать вид на океан или на палубы. Белые металлические цветы украшали потолок, спускались на стены, оплетали мониторы и двери драгоценными рамами.