Гном. Трилогия (СИ)

  Пушка в сто миллиметров стабилизировалась по вертикали и наводилась при помощи автоматического аналогового прицела, узлы поперечно расположенного дизеля мощностью в пятьсот пятьдесят киловатт предусматривали "пассивную смазку", а все детали, подлежащие износу или коррозии, имели покрытие из нитрида кремния. Создатели говорили, что танк может простоять в законсервированном виде миллион лет, и после этого в него останется только залить горючее, потому что ни коррозия, ни контактная "сварка" деталей этому устройству не грозили. Как тому самому камню, потому что камень по определению находится в равновесии с окружением и оттого - вечен. Те же фронтовики, уже без всякой иронии, молча и про себя, были уверены, что в бою он проживет, как и положено, от двух до пятнадцати минут. Хотя что да, то да, - при нормальном экипаже машина могла бы сжечь "тигр" километров с трех, и без малейшего риска для себя. По идее, должен был получиться лучший танк всех времен и народов, но так это или же нет, мог показать только бой. Именно по этой причине китайских курсантов учили еще и на новую машину. Всего предполагалось поставить около двух сотен танков нового типа. Ежели что, конечно.

  И восемьдесят процентов китайцев, проходивших подготовку в летных школах СССР, тоже были из числа людей Магистрали: один перед другим, жесткая соревновательность, и моментальная замена неуспешных, - следующими в бесконечной очереди. У прочих курсантов они, как правило, не вызывали любви, но само их присутствие подтягивало, заставляло проявлять усердие.

  - Почти каждый день продолжаю вспоминать товарища Владимирова. Они на самом деле вызывают не то что, страх, а...

  - Опаску?

  - Пожалуй. Или, скорее, очень серьезное отношение к себе. А еще удивляет поразительная глупость белых господ, которые полтора века вели с Китаем дела, и умудрились так ничего и не понять. Если мы не хотим, чтобы тут, - благодаря нашей активности! - выросла на прежнем безлюдье новая провинция Поднебесной, мы должны продумывать каждый свой шаг. Буквально каждый

  - Считаете, что мы совершили ошибку, когда привлекли их к стройке?

  - Во-первых, не "мы", а "я". Не люблю снимать с себя ответственность. Во-вторых, - не считаю. Не могу объяснить, но знаю, чувствую, что так надо. Не только из тактических соображений простой нехватки рабсилы, а стратегически. Мы сделаем нашу, совсем новую Сибирь, новое Приморье, и будем здесь жить рядом с китайцами. С этой точки зрения принципиально важно, какой именно будет соседняя страна.

  - На самом деле вариантов не так много. Враги, соперники, друзья.

  - Я думаю, что не так все просто. Усилившиеся союзники порой становятся соперниками. Или, может быть, будет правильнее сказать на буржуйский манер: "конкурентами". А два старинных врага, потеряв былой напор, вступают в крепкий союз надолго. В жизни нет состояний, в ней есть только процессы. Нам надо стремиться к тому, чтобы соседям была выгодна наша сила. Как сделать, не знаю. Как говорится, толкач муку покажет...

  - А будет?

  - Кто?

  - Толкач?

  - Будет. Ой, будет! И, боюсь, слишком скоро.

  - Войны редко бывают во-время.

  - Это если не напасть самому.

  - Ну... если только есть возможность затеять не слишком большую войну. В большой войне неизбежно возникает слишком много непредсказуемых осложнений. Ее невозможно контролировать. А ту-ут...

  - Да. Тут нам малая война не грозит.

  - А они что про себя думают?

  - Очень правильно думают, товарищ командующий округом. Собираются в полном составе записываться в добровольцы, если что. У них уже и списки готовы, и должности укомплектованы. В один день поднимутся...

  Не то, чтобы для командующего слова его правой руки были каким-то откровением, но, однако же, они подводили какой-то итог тому, что прежде не было определено до конца. Помолчав, он спросил:

  - Чего делать-то будем, Иосиф Родионович?

  - Выкрутимся как-нибудь. Не впервой.

  - Опять баб привлекать? - Командующий вдруг выругался без адреса, просто куда-то в пространство, что, вообще говоря, вовсе не было для него характерно. Бросил он это дело в конце двадцатых, оставив "словесность" для тех случаев, когда другим способом добиться правильного понимания не получалось. - Когда они время найдут детей-то делать? Долго ли из бабьей поры-то выйти.

  - Так и прежде без дела сроду не сидели. А детей при этом по восемь-десять душ. Успевали как-то.

  - Ты домашнее хозяйство со службой-то не мешай. Как дома ни крутись, а ребятенок все равно при догляде.

  Этим вечером в его блокноте появилась надпись: "Надомницы" - дважды, жирно подчеркнутая, а далее следовало: "Как" - и пять вопросительных знаков в скобках. С каких, все-таки, мелких шагов начинается, порой, дорога в тысячу ли. Народному хозяйству позарез требовались десятки, если не сотни миллионов человеко-дней, что могли дать ему сидящие с детьми домохозяйки. Ему нужно было освободить множество мужчин для дел, где их действительно нельзя заменить, но для достижения тех или иных целей можно действовать очень по-разному, и попытка реализовать идею на практике имела куда более значительные и многоплановые последствия, нежели можно было представить. Разговор, понятно, серьезный, но, в общем, этот эпизод можно отнести к категории "поговорили и забыли", потому что жизнь есть жизнь, следом началась война, и стало не до каких бы то ни было далеко идущих планов. Вот только реальные проблемы как раз и отличаются тем, что забыть о себе не позволяют. Как-то умеют о себе напомнить, причем с самой неожиданной стороны.

  Хлеб Насущный I: темная ночь

  Даром, что безлунная, ночь все равно выдалась потрясающей. Тепло, тихо, чуть заметный ласковый ветерок с Дона нес упоительное, не разбираемое на составные части благоухание позднего, зрелого лета. Весь день напролет никто, почитай, и не спускался в полуподвал разоренного дома, ставший пристанищем для молодой семьи. Верка и готовила тут, в подобии летней кухни, расположив керогаз на сколоченном мужиками столе. Накрутившись за день, убыла спать, как стемнело, и демонстративно, показывая, кто в дому хозяйка, унесла с собой лампу. До этого начал тереть глаза и клевать носом пятилетний "старшой", Валерка, до одури набегавшийся за день. Еще раньше убыла "малая", двухлетняя Лариска: возилась-возилась себе в разных углах захламленного общего двора, что-то приговаривая, да и замолкла вдруг. Опыт показывал, что такое вот внезапное молчание наступало неспроста и неизменно имело свою вескую причину. Одно из двух: либо шкодит, либо, как сегодня, заснула, где была. Ткнулась лбом в кирпичи, подогнув ноги под живот, и даже не пошевелилась, когда отец поднял на руки и унес вниз, как отключили ее, ей-богу. Друзья-однополчане Борис да Василий восприняли Веркин демарш с лампой подозрительно кротко. Спать не хотелось, ночка шептала, некоторое время они светили цигарками в темноте, а потом Василий завел двигатель "ушки" и кинул к столу переноску. Уж чего-чего, а "самогонной" солярки в его автоколонне было вдоволь. Со светом последний год стало куда лучше, но все-таки не вволю, на ночь пока что отключали. Станции восстанавливали, и строили новые, но работающая на пределе напряжения индустрия требовала еще больше электричества.

  - У тебя ничего не осталось, а?

  - Откуда? Все, как есть, закончилось. И так Верка косилась на твою брагу...

  - Нашла алкашей. Но вот сегодня - потребил бы. Душа просит.

  - А нету! Хотя, - постой-ка... Ты ж при машине? Давай на Грамши, - и на шоссейку. Там, мужики гуторили, всегда есть. В любую ночь-полночь, особенно если безлунная.