Завхоз Вселенной

В оружейных ящиках оказались три винтовки М-16, пистолет – тяжёлая офицерская «Беретта-9Ф», гранаты, бинокль, прибор ночного видения и даже «стингер».

В джип дополнительно загрузили три канистры бензина и провиант: американские бутыли с питьевой водой, американские консервы и упаковки сухпайков, столь нелюбимых американскими же пехотинцами. Даже упаковка туалетной бумаги имелась. Солидно подошли к делу неведомые благодетели.

Взрывчатку Володя брать не стал, презентовал шейху.

Установили на «Хаммере» тент. Володя сел за руль, включил зажигание. Мотор работал как часы.

Шейх, поняв, что представление близится к завершению, высунулся из шатра и отдал кому-то распоряжение. Полог взметнулся вверх, захлопал на ветру. Несколько арабов споро снимали шатер с кольев.

– Ну, алла-акбар, – подытожил Серый, запрыгивая на сиденье рядом с Володей.

Игорёк как всегда разместился сзади. Рядом лежал какой-то прибор в полиэтиленовой упаковке.

– Это твоё, клавишник, – кивнул Володя.

Игорьку хотелось жрать, и думать он мог лишь о еде. Он не стал спрашивать, что это за клавишный инструмент такой, а полез за сухпаем. Повертел в руках пластиковое блюдце с лаконичной надписью по-английски: «Меню номер 17». Что делать с «Меню номер 17», он не знал.

– Дай-ка сюда, – сказал Серый.

Взял пакет, что-то с ним сделал и сунул обратно Игорьку:

– На. Смотри не обожгись.

– А Володя будет? – спросил Игорёк, принимая раскрытый сухпай.

– Потом, – отозвался Володя.

В «Меню номер 17» входило картофельное пюре с цыплёнком и черносливом. На десерт – яблочный джем, маленькая упаковка галет и жевательная резинка.

Джип наматывал в темноте километры всё той же Сирийской пустыни, в свете фар клубилась лишь красноватая пыль. Володя уверенно вёл в заранее выбранном направлении. Американскую рацию настроили на израильский информационный канал для репатриантов и слушали ночные сводки новостей.

Сообщалось, что в четверг практически взят аэропорт имени Саддама Хусейна, курды приблизились к Мосулу, сжалось кольцо вокруг Басры. Со ссылкой на российские источники рассказывалось об упорных боях на подступах к Багдаду, о потерях союзников; о сбитом «дружественным огнём» истребителе-штурмовике F/A-18 «Хорнет» близ Кербелы. Глава Росавиакосмоса сообщил, что на войну в Ираке работает более шестидесяти американских военных спутников.

Серый дремал. Обстановка располагала к беседе.

Сплюнув скрипящую на зубах пыль, Игорёк спросил:

– Володя, слушай, ты знал, что нас будут бомбить?

– Само собой. Если бы мы шли сирийским коридором, тогда просчитать что-либо было бы трудно. Что нам приготовили: бомбу под сиденье, группу захвата на явке? Иордания была моим личным запасным вариантом, и в Москве о ней речь не шла. То, что Фархад заложит, это я знал, что Камаль не заложит – тоже знал. Единственный способ нас достать – перехватить на трассе. Это понятно. Как перехватить? Группой захвата. В случае неудачи – авиаудар. Чистая работа. Чтобы уйти от спут-ника, требовался хамсин. Операцию я планировал под него. Ничего непонятного.

– А откуда ты знал, когда самолёты появятся?

– Можно рассчитать, плюс-минус четверть часа. Они дождались возвращения вертолётов, решение уже было готово, но требовались детали. Небылицам про нашу неуязвимость, конечно, не поверили. В итоге имеем полтора часа на приказ о запуске двигателей. Подлётное время – двадцать минут. Вот и считай, не меньше двух часов. Они ещё быстро управились. Теперь группы русских «гоблинов», благодаря усилиям израильского Генштаба, не существует. Есть группа глубокой разведки армии США. Буря скоро утихнет, пыль повисит день-другой и уляжется. А мы будем уже у стен Вавилона.

– Где?

– У стен Вавилона. Задачи операции сообщу на месте.

– Володя, а что, в Комитете все такие неуязвимые? Там что, нет нормальных?

– Нормальные сейчас деньги зарабатывают. Потому что сейчас самое нормальное дело – зарабатывать деньги.

– Ты, значит, не за деньги?

Завозился Серый. Зевнув, произнёс:

– Настоящий солдат воюет не ради родины или денег, а ради крови. Ты вон какой сделался прыткий, когда кровью запахло. Рванул, что твой танк. Меня, конечно, замочили б, но не успели: вы их, к такой-то матери, смяли. Я тоже хорошо в них приложился из пукалки, – Серый снова зевнул. – Эх, война – мать родна. Знаешь, клавишник, чем пахнет война? Война пахнет кожей. Не горелой, а доспехом. Я ведь в прошлой жизни до центуриона дослужился. Германскую войну прошёл, Британскую. В Британии и вышел на пенсию. Вете-раны легиона селились вместе, пограничным городом. Вот там нас эти ублюдки и вырезали. Умирать не страшно. Я все свои пять жизней помню. Всегда был воином. Но лучше всего у римлян. Я-то сам из галлов был. А когда гибнешь в бою, ещё сорок дней воюешь, всё никак не успокоишься. Ну, не то чтобы воюешь, так, носишься над полем битвы. Хорошо, если противник разбит, тогда балдеешь. Если наоборот – шаришься по их лагерю, воображаешь, как бы ты им глотки рвал. Легион – это же сам дух войны. Ты в нём, как дитё в колыбели. Идёшь в атаку – словно машина охрененная прёт. И ты как часть… как бы тебе понятней… А, да что там. Ты часть такой силищи! Здесь такого не бывает. Только когда рота разведки идёт в рукопашную, тогда… Да нет, даже у «гоблинов» не то.

– Разве ты не спецназовец?

– Был когда-то в «весёлых ребятах», – равнодушно сказал Серый, – в диверсионной группе. Теперь – вольный стрелок. В кого нравится, в того и стреляю.

– Пять жизней – это ведь пять смертей? – Игорёк повернул разговор к интересующей его теме. – А что там, после смерти?

– Не помню. Как сорок дней пройдёт, так выруба-ешься. Может, память кто выключал, не знаю. Главное, знать, зачем ты родился. Я в этой жизни уже с семи лет знал, кем был раньше и кем стану. С семи лет в армию готовился. Я однажды целым генералом был. У протоегиптян. С атлантами воевали. Вот те, суки, крепкие были, хрен их чем достанешь. Ничего, главное знать, где их флот. Спалил корабли – всё, задёргались, вали, руби. У них же, сук, такие самострелы были. Любой доспех насквозь били. А в рукопашной они никакие. С ними главное – до тела добраться, сблизиться. И стальные кольчуги им не помогали.