Человек, который упал на Землю

Долго он смотрел на себя, а потом заплакал. Он не всхлипывал, но слёзы лились из его глаз ― точно такие же слёзы, как у людей ― и катились вниз по худым щекам. Это были слёзы безысходности.

Затем он спросил себя вслух по-английски:

― Кто ты? И где твой дом?

В зеркале отражалось его собственное тело, но Ньютон не мог признать его за своё. Оно было чужим и пугающим.

Он достал ещё одну бутылку. Музыка прекратилась. Диктор произнёс: «…танцевальный зал отеля „Зеельбах“ в центре Луисвилла был показан вам в прямом эфире с помощью серии товаров „Краски мира“ ― плёнок и проявителей для самых лучших фотографий…»

Ньютон не смотрел на экран ― он открывал бутылку. Зазвучал женский голос: «Чтобы сохранить воспоминания о предстоящих праздниках, о ваших детях, о семейных торжествах в День Благодарения и на Рождество, нет ничего прекраснее, чем фотографии „Краски мира“, наполненные яркой жизнью…»

А Томас Джером Ньютон лежал на диване с открытой бутылкой джина в руке. Его пальцы без ногтей дрожали, а кошачьи глаза с тоской смотрели в потолок…

3

В воскресенье утром, через пять дней после пьяной беседы с Ньютоном, Брайс сидел у себя дома, пытаясь читать детективный роман. Он сидел у электрокамина в своей маленькой типовой гостиной, одетый лишь в зелёную фланелевую пижаму, и пил третью за утро чашку чёрного кофе. Сегодня он чувствовал себя лучше: загадка личности Ньютона не мучила его так сильно, как в прошедшие несколько дней. Этот вопрос всё ещё оставался для Брайса первостепенно важным, но он решил придерживаться своего рода стратегии ― если бдительное выжидание можно было назвать стратегией ― и умудрился если не выбросить проблему из головы, то, по крайней мере, перестать думать о ней постоянно. Детективный роман, по счастью, оказался довольно глупым; за окном крепчал мороз. Брайсу было уютно у мнимого очага, и он совершенно никуда не спешил. На стене слева от него висела репродукция «Падения Икара». Он перевесил картину из кухни в гостиную два дня назад.

Брайс прочёл уже почти половину книги, когда услышал тихий стук в дверь. Он недовольно поднялся, спрашивая себя, за каким чёртом он мог кому-то понадобиться в воскресенье утром. Его коллеги вели активную общественную жизнь, но Брайс упорно избегал её, и у него было мало друзей. Во всяком случае, у него не было настолько близкого друга, чтобы мог заглянуть к нему в воскресное утро. Брайс захватил из спальни халат и открыл дверь.

За порогом, в морозном тумане, дрожа в тонкой нейлоновой куртке, стояла экономка Ньютона.

Она улыбнулась и произнесла:

― Здравствуйте, доктор Брайс.

― Здравствуйте. ― Брайс не смог вспомнить, как её зовут, хотя Ньютон однажды называл её при нём по имени. Много слухов ходило о Ньютоне и этой женщине. ― Заходите погреться, ― пригласил он её.

― Спасибо. ― Она вошла быстро, но словно бы извиняясь за вторжение, и закрыла за собой дверь. ― Меня прислал мистер Ньютон.

― Вот как? ― Брайс проводил её к обогревателю. ― Вам бы пальто потеплее.

Казалось, она вспыхнула ― а может быть, просто у неё щёки раскраснелись на морозе.

― Я редко выхожу.

Брайс помог ей снять куртку, и она стала греть руки, склонившись над обогревателем. Брайс сел и внимательно посмотрел на неё, ожидая, когда она объяснит причину своего прихода. Её нельзя было назвать непривлекательной: пухлые губы, чёрные волосы, полная фигура в простом синем платье. Она была, наверное, одних с ним лет, и, как и он, носила старомодную одежду. Она не пользовалась косметикой, но судя по тому, как разрумянилось от холода её лицо, она в ней и не нуждалась. У неё была тяжёлая грудь, как у крестьянок в русских пропагандистских фильмах, и она смотрелась бы как совершенная, величавая «богиня-мать», если бы не её застенчивый, скромный взгляд и не её деревенские манеры и речь. На руках под короткими рукавами платья у неё виднелись трогательные чёрные волоски, мягкие и тонкие. Брайсу это понравилось ― так же как и то, что она не выщипывала брови.

Внезапно она выпрямилась, улыбнулась более непринуждённо и проговорила:

― Совсем не похоже дровяную печку.

Сначала Брайс не понял, о чём она говорит. Затем, кивнув на светящийся красным светом обогреватель, ответил:

― Нет, конечно нет, ― и добавил: ― Не хотите присесть?

Она села в кресло напротив него, откинулась назад и положила ноги на оттоманку.

― И к тому же не пахнет дымом. ― Она задумалась. ― В детстве я жила на ферме, и я ещё помню, как прыгала по утрам вокруг печки, пытаясь одеться. Я клала на неё свою одежду и вставала спиной к огню, чтобы согреться. Я ещё помню этот запах. Но я не слышала запаха дыма уже бог знает сколько ― лет двадцать.

― Я тоже, ― ответил Брайс.

― Ничто больше не пахнет так же хорошо, как раньше, ― сказала она. ― Даже кофе ― такой, как его теперь делают. Многие вещи вообще больше не пахнут.

― Кстати ― не хотите ли чашечку кофе?

― С удовольствием, ― ответила она. ― Хотите, я принесу?

― Я принесу сам. ― Он встал, допивая свою чашку. ― Всё равно я собирался налить себе ещё.

Брайс пошёл на кухню и приготовил две чашки кофе из кофейных таблеток ― с тех пор, как страна разорвала отношения с Бразилией, ничего лучше было не достать. Он принёс кофе на подносе, и взяв свою чашку, экономка Ньютона мило улыбнулась. Она казалась очень спокойной, словно старая добродушная собака ― не знающая ни гордости, ни размышлений, которые могли бы нарушить её покой.

Брайс сел в кресло, потягивая кофе.

― Вы правы, ― сказал он, ― ничто больше не пахнет так, как раньше. А может быть, мы слишком постарели и всё забыли.

Улыбка не сходила с её лица. Она сказала:

― Он хочет знать, поедете ли вы с ним в Чикаго. В следующем месяце.

― Мистер Ньютон?

― Ага. Там будет встреча. Он сказал, что вы, наверное, про неё знаете.

― Встреча? ― Некоторое время Брайс задумчиво пил кофе. ― А, Институт инженеров-химиков. Зачем он хочет туда поехать?

― Не знаю, ― ответила она. ― Он сказал, если вы захотите поехать с ним, он придёт сегодня после обеда, чтобы поговорить о поездке. Вы же сегодня не работаете?

― Нет, ― ответил Брайс. ― Нет, по воскресеньям я дома. ― Голос его не дрогнул, но мозг начал бешено работать. Удобный случай сам шёл ему в руки. У него был наполовину оформившийся план, который родился два дня назад, и если Ньютон действительно к нему придёт… ― Я буду рад поговорить с ним об этом. Он сказал, когда придёт?

― Нет, не сказал. ― Она допила кофе и поставила чашку на пол рядом со своим креслом. «Она явно чувствует себя как дома», ― подумал Брайс, но он не имел ничего против. Это была естественная непринуждённость, а не показная, как у людей вроде профессора Канутти и всех его коротко стриженых коллег в Айове.

― Он теперь почти ничего не говорит. ― В её голосе появилась нотка напряжения. ― На самом деле, я его и не вижу почти. ― Кроме напряжения, было в её голосе что-то мрачное, и Брайс задался вопросом, что же всё-таки могло связывать этих двоих. И тут ему пришло на ум, что её появление здесь тоже было удобным случаем ― случаем, который может больше и не выпасть.

― Может, он был болен? ― Только бы ему удалось её разговорить…

― Насколько я знаю, нет. Он странный. Иногда на него что-то находит. ― Она уставилась на раскалённую спираль обогревателя, не глядя на Брайса. ― Иногда он разговаривает с этим французом ― его зовут Бриннар, ― иногда он говорит со мной. Иногда просто сидит в своей комнате. Дни напролёт. Или пьёт ― но по нему и не скажешь.

― А что делает Бриннар? В чём состоит его работа?

― Я не знаю. ― Она бросила быстрый взгляд на Брайса, а затем снова уставилась в печь. ― Я думаю, он телохранитель. ― Она снова повернулась к нему, лицо её было озабоченным, встревоженным. ― Знаете, мистер Брайс, он носит с собой пистолет. И вы посмотрите, как он двигается! Он такой проворный! ― Она покачала головой, как это сделала бы обеспокоенная мать. ― Я ему не доверяю, и не думаю, что мистеру Ньютону следует ему доверять.