РrоМетро

Он снова не обиделся, только удивленно хмыкнул:

– А чего это у нее две головы?

– У кого?

– Да у курицы же!

– Так ведь запой был затяжной! Двухнедельный, – сочувственно отозвался я.

Контролер еще немного покрутил монетки в руках, зачарованно улыбаясь, потом, заметив что-то, неожиданно стал серьезен.

– Нет, – сказал он дрогнувшим голосом и протянул мне обе монеты. – Не могу взять. Иначе мне потом… – Он не закончил. – А билеты я вам все-таки дам, а то ведь непорядок…

Он вытащил из кармана пиджака рулончик билетной ленты, перехваченный черной резинкой, стянул ее и, близоруко сощурившись, отмерил два билета, которые и передал мне со словами:

– Только не потеряйте, а то тут много наших ходит. И не все такие добрые, как я.

– Не потеряем, – рассеянно пообещал я, разглядывая билетики.

Обычные билетики, еще N лет назад такие можно было оторвать в кассовом аппарате любого московского автобуса, троллейбуса или трамвая, предварительно бросив в стеклянную щель неопределенного достоинства монетку. Только на этих было написано:

И номер. Причем один из номеров оказался счастливым. И я подумал: почему так бывает! Стоит только закончиться выпивке, как тут же появляется закуска?

Я посмотрел билетики на просвет. Мне почему-то подумалось, что на них должны быть какие-нибудь водяные знаки, и они действительно обнаружились: каждый билет по диагонали пересекала бледная надпись на английском: «One way ticket».

Когда я оторвался от рассматривания билетов, контролер уже покидал вагон. Он обернулся в дверях, посмотрел мне прямо в глаза и сказал внезапно выцветшим голосом:

– А ты, Павел, все-таки написал бы матери. Ждет же… – И решительно зашагал к голове поезда.

Повинуясь неведомому инстинкту, я вскочил и устремился следом за ним, надеясь вырваться из душной тюрьмы вагона до того, как закроются двери. И со всего размаху налетел грудью на… Хотел бы я знать на что. Возможно, на прозрачную стену, невидимую, но очень твердую. Потирая левой рукой ушибленную грудь, я правой начал ощупывать возникшее передо мной препятствие. Правдоподобию, с которым моя ладонь скользила по невидимой поверхности, позавидовал бы начинающий мим.

Стена была абсолютно гладкой и полностью занимала пространство за дверным проемом. Убедившись в этом, я метнулся к соседним дверям, но было поздно. Они захлопнулись у меня перед носом, громко стукнув прорезиненными обкладками.

Впрочем, не думаю, что мне удалось бы улизнуть этим путем. Или каким-нибудь другим, например, выпрыгнув через разбитое окно. И вообще, вероятность того, что мне когда-нибудь удастся покинуть вагон номер 59066, стремилась к нулю.

Причем снизу.

Причем не сильно-то и стремилась.

Судя по всему, поезд просто не хотел со мной расставаться.

Вот он двинул свои усталые колеса дальше, к какой-то неведомой цели. Одновременно ожил динамик и порадовал окружающих песней, исполняемой на мотив «One way ticket», но адаптированной для русских слушателей.

Хотя, на мой взгляд, вместо «У-у, у-у!» следовало бы петь «Ту-ту!». Впрочем, это мнение дилетанта.

Я повернулся к попутчикам. Что-то в моем взгляде настолько встревожило Евгения, что он, не дожидаясь просьбы, принялся рыться в сумке.

– Вот! – Он протянул мне бутылку с криво наклеенной этикеткой. – Только это последняя.

– Давай!

Похоже, это было именно то, в чем я в данный момент нуждался. Я сковырнул блестящую нашлепку и попробовал зубами извлечь из горлышка пробку. Но не у всех же зубы приспособлены для открывания бутылок! Тогда я просто продавил пробку внутрь горлышка указательным пальцем.

Три больших глотка помогли частично восстановить душевное равновесие. Только после этого я взглянул на этикетку. Серыми буквами на сером же фоне было написано «Фетяска».

– Точно последняя? – Я подозрительно взглянул на Евгения.

– Увы! – Он распахнул распластанную по сиденью сумку, на дне которой обнаружился только литровый брикет молока «Домик в деревне» с изображением старушки, чей цвет лица указывал на ее стремление быть ближе к земле, а сползающие с переносицы очки – на возможное родство с Женей Лариным.

– А ты предусмотрительный, – похвалил я. – Хотя я лично предпочитаю лечиться кефиром.

– О вкусах не спорят, – сказал Евгений, принимая из моих рук бутылку. – За них морду бьют. Кстати, ты все еще хочешь узнать, куда идет поезд?

– Естественно!

– Тогда выпей еще, – посоветовал Евгений, – а то не поймешь. И я, пожалуй, хлебну, потому что сам пока не все понимаю.

Мы по очереди приложились к источнику понимания.

– Скажи, Паш, – начал Женя. – Только не смейся! Ты в параллельные миры веришь?

– Ну так… – слегка приуныв, ответил я. – Иногда.

– А в перпендикулярные? – усложнил задачу Евгений.

– Значительно слабее.

– Плохо… – Он вздохнул. – Тогда, наверное, не стоит дальше рассказывать.

– Ладно, ладно! – Я поспешил его успокоить. – Уже почти что верю! Еще пару глоточков – и поверю окончательно. Правда, выговорить уже не смогу. – Я, как и обещал, остановился на втором глотке. – Перпер… Пер… Вот, видишь, уже верю!

– Ну хорошо. Только сначала скажи, что ты почувствовал, когда попытался выйти из вагона? Только в подробностях, это важно.

– В подробностях? А что бы ты почувствовал, если б я тебя мордой об стенку припечатал? Только в подробностях!

– Да катись ты на …! – устало произнес Евгений. – Я с ним – как с человеком…

Странно, но та же самая фраза, сказанная с той же интонацией, что и полчаса назад, на этот раз не вызвала у меня даже тени былой ярости.

– Ну и покачусь, – просто ответил я.

– Ну и катись!

– Ну и качусь!

Мы с минуту помолчали, потом я заговорил:

– Ты не понял! Я просто хотел сказать, что почувствовал именно это. Как будто на стену налетел. Невидимую.

– Ага! – Евгений снова обернулся ко мне. – Пока похоже!

– Еще как похоже! Со всего размаху – и об стену, бабах!

– Да я не о том. Я говорю: похоже, теория-то моя верна. Слушай! Про то, что наш мир – не единственный во Вселенной, думаю, напоминать не надо?

– Не-а, – я помотал головой, едва не переусердствовав с амплитудой, – на фиг!

– Правильно. Это и так знает каждый, кто хоть раз в жизни включил телевизор. Только те, кто пытается рассуждать об иных мирах, допускают одну серьезную ошибку. Они называют их параллельными! Говорят о каких-то там точках соприкосновения, и при этом называют параллельными. Разве не глупо?

– Глупо, – согласился я, разминая шею. Все-таки что-то там я то ли потянул, то ли защемил.

– На самом деле, если у нашего мира и есть точки пересечения с каким-нибудь другим, назовем их «чекпоинтами», то этот мир может быть только перпендикулярным нашему. Правда, путешествовать по нему нельзя.

– Не понял! – признался я. – Почему это?

– Да потому что он перпендикулярный! И пересекается с нашим только в чекпоинтах. А поскольку я и ты принадлежим нашему миру, мы не можем попасть в какие-нибудь другие области чужого. Можем только потусоваться в чекпоинтах и заглянуть сквозь них в иную реальность. Чем мы с тобой, кстати, и занимаемся. Усек?

– Не очень, – сказал я, хотя в сознании уже забрезжил огонек понимания. Синий огонек… Словно свет семафора в чужой реальности.

– Да я, если хочешь знать, второй месяц по кольцу круги нарезаю, и только сегодня наконец попал в этот чекпоинт.

– А с чего ты взял, что точка пересечения на кольце?

– Не на кольце! Кольцо само по себе и есть жирная точка пересечения. А догадаться об этом было не так уж сложно. Сам посуди, в том самом перпендикулярном мире ведь тоже люди живут?