Цвет надежд - зеленый

- Но это было сделано в строжайшей тайне, - подхватил Аффе, сделав знак своим помощницам, чтобы они увели доктора и привели Густафссона.- И вот она - наша достопримечательность! На этой неделе мы получили, - Аффе вытащил бумажку и заглянул в нее, - сто три тысячи четыреста пятьдесят шесть писем от наших зрителей. Восемьдесят рроцентов из них, то есть восемьдесят одна тысяча четыреста двадцать семь, оказались единодушны в своем желании - им хотелось увидеть Человека, Который Стал Зеленым. Пожалуйста, ваше желание исполнено: перед вами Пер Густафссон.

Аффе повысил голос, и фамилия Густафссон прозвучала, как победный клич. Одновременно Аффе широко раскинул руки.

- Папа! - крикнул Уве.

Вся семья склонилась к телевизору.

Да, там в свете рампы стоит Густафссон. Зеленый цвет бьет в глаза, он виден очень отчетливо - лицо, уши, шея, даже корни волос. Но он становится еще заметней, когда Густафссон замирает, тоже раскинув руки.

- Итак, вот он! - продолжает Аффе. - Перед вами Пер Густафссон, который предпочел стать зеленым, чем просидеть полтора года в тюрьме.

При этих словах из публики послышались типичные звуки одобрения: оглушительный свист и довольный рев. Но их перебили аплодисменты.

Одновременно все в студии начало неуловимо меняться. Зрители даже не заметили, в какой момент осветитель стал колдовать со своими стеклами. Зеленый цвет бледнеет и сливается с общим фоном. И вот уже зрители перестают его видеть.

Аплодисменты стихают.

- Видишь, как мы рады, что ты пришел к нам, - продолжает Аффе. - О твоей истории мы говорить не будем. Но нам хотелось бы знать, как ты себя чувствуешь после введения этого чужеродного" элемента?

- Никак... Я его вообще не чувствую.

Густафссон по натуре не застенчив. Но непривычная обстановка, несмотря на старания Аффи, вызывает в нем неуверенность.

- Значит, ты в отличной форме? - с энтузиазмом подхватывает Аффе. - Но это же замечательно! Ну, а вообще? Как ты себя чувствовал первые дни?

Сценическая лихорадка начала отпускать Густафссона. Он ощущает дружеское расположение к себе всего зала. На сердце у него становится тепло. Ему хочется поблагодарить всех.

- Большинство людей были ко мне очень внимательны.

- Правда? Никто над тобой не смеялся?

- Не-ет. Этого я не могу сказать.

- Но любопытные, конечно, находились?

- Да, любопытные были.

- А теперь, как мы знаем, ты снова работаешь? Трудно было получить работу?

- Да нет. Во всяком случае я ничего такого не заметил. Работу мне устроил куратор.

- Наверно, предложений было много? Только выбирай?

- Да, предложения были. Мне, например, предлагали место ночного сторожа. Но тогда я уже договорился со столярной мастерской...

- Мне шепнули, что ты работаешь по вечерам? Верно, приятно забивать гвозди, правда? Все мальчишки это любят. А теперь у меня к тебе такой вопрос: умеешь ли ты петь?

- Мы же уже говорили об этом. Да, умею.

Аффе на мгновение теряется. Но тут же находит выход из положения.

- Совершенно верно, прости, пожалуйста. Это было днем, но наша встреча была такой мимолетной. Ты еще говорил, что иногда поешь под лютню. Послушай, а не знаешь ли ты какую-нибудь песню про природу... про леса, озера? Наверно, в тюрьме тебе вспоминались именно такие песни?

Теперь Густафссон чувствует себя так же непринужденно, как Аффе. У него появляется желание ответить колкостью, но он сдерживает себя:

- Ты ошибаешься, если думаешь, что в тюрьме человеку хочется петь!

- Гм... да... конечно... Но все-таки, ты ведь такой поклонник природы. Неужели ты там даже не думал о лесах и лугах? Я уверен, что ты знаешь песни о природе. Спой нам, пожалуйста. Вот, становись сюда, к микрофону.

Аффе исчез. Густафссон, залитый ярким светом, остался один.

Заиграл оркестр.

И тут вышла заминка. Густафссону вдруг показалось, что он теряет сознание. Он забыл песню, забыл слова, забыл все. Так и стоял, пока не вспомнил, что у него в руке бумажка с текстом.

Однако его родные ничего не заметили. Они воспользовались этой заминкой, чтобы обменяться мнениями.

- Как хорошо слышно, каждое слово, - сказал Уве.

- Аффе просто молодец, - заметила Грета.

- Он всегда такой веселый, - сказала Ингрид.

- Еще бы, - сказал дедушка. - Чужая беда плечи не давит. А что это с Пером? Почему он не начинает?

- Неужели забыл слова? - воскликнула Ингрид.

Заглянув в текст, Густафссон все вспомнил. Но раньше, когда он пел, аккомпанируя себе на лютне, он мог по своему желанию ускорять или замедлять темп. Здесь же темп задал оркестр, и Густафссону было трудно начать.

Оркестр терпеливо исполнил первые четыре такта раз, другой, третий, четвертый. Только на пятый раз Густафссон начал петь,

Смотри, уж начали цветы

в долине распускаться.

А тут на ринге чудаки

предпочитают драться.

Атлет толкает тяжести,

и день бредет к закату.

А я к кассиру путь держу,

чтоб получить зарплату.

Потом мы в путь пускаемся,

пускаемся, пускаемся,

чтоб лес пройти насквозь,

как поступает лось.

А то в кафе являемся,

являемся, являемся

и пьем, а кто не пьет,

пусть молча слезы льет.

А солнце жарит лес и луг,

траву, а также скалы.

Чего ж котлет оно не жарит,

ведь масло вздорожало?

Одни взмывают в небеса,

другим в воде удобно.

А кто врасплох застигнут - тот

кричит довольно злобно.

А мы поем, как скворушки,

как скворушки, как скворушки,

а не найдем свой дом

в скворешнике живем,

любуемся на перышки,

на перышки, на перышки,

на белый свет глядим

и червячков едим.

Пусть мудрый компас день и ночь

показывает север.

Однажды он покажет нам,

как жать, где ты не сеял.

Всегда покажет компас путь

на льдистую равнину.

Но лучше б он нам показал.

как выиграть машину.

Башмачник делает башмак,

жестянщик гнет жестянку.

А я, чуть утро, на плите

варю себе овсянку.

Зима, а нам ни чуточки,

ни чуточки, ни чуточки

купанья не страшны,

и мы не ждем весны,

а крякаем, как уточки,

как уточки, как уточки,

ведь кто не скажет "кря",

в риксдаг стремится зря.