Час Предназначения

– Есть чувства, и есть чувства, – осторожно сказал я. – Зависит от того, что ты имеешь в виду.

На этот раз Хакур действительно улыбнулся – насколько позволяло его сморщенное лицо. Протянув свободную руку, он почти нежно погладил меня по запястью.

– А ты ведь хорек, парень.

Его большой палец неожиданно вонзился между моими большим и указательным пальцами, как раз в то место, где есть болевая точка, о которой старик хорошо знал.

– А ведь ты хорек, – повторил он.

– Что ты имеешь в виду…

Старик снова надавил пальцем, и боль заставила меня замолчать.

– Я имею в виду, что если было бы нужно, ты убил бы свою мать. – Он ослабил давление и зловеще ухмыльнулся, показав желтые неровные зубы. – Ты – хорек, и в том или ином смысле весь остальной мир для тебя лишь мясо.

Он был не прав, но я счел разумным попридержать язык и ничего не ответил.

Некоторое время Хакур изучал меня своими водянистыми глазами, затем тихо хихикнул.

– Погляди в лодку, парень.

Мы как раз подошли к краю отмели, где каноэ уткнулось носом в ил. Посреди лодки лежала потертая позолоченная шкатулка с Рукой Патриарха.

«И что теперь? – подумал я. – Неужели старый змей хочет, чтобы я принес еще одну клятву?»

Хакур отпустил мою руку.

– Возьми ее, – сказал он, подталкивая меня к каноэ.

Недоверчиво хмыкнув, я взялся за бронзовую ручку у ближнего края шкатулки. Потянув ее, я понял, что шкатулка достаточно тяжелая; потребовалось немалое усилие, чтобы вытащить ее из каноэ.

Между тем старик достал из-под переднего сиденья коврик – вероятно, одно из творений Дорр, но слишком грязный, чтобы можно было точно это определить. Я заметил, что руки у Хакура не дрожали – служитель Патриарха выглядел дряхлым и немощным лишь тогда, когда это отвечало его намерениям. Встряхнув ковер, он развернул его и расстелил на земле.

– Поставь сюда шкатулку, – велел он. – Осторожнее.

Я обиженно посмотрел на него. Неужели старик думал, будто я стану рисковать величайшей ценностью нашего поселка? Но… лучше промолчать. Присев, я поставил тяжелую шкатулку на ковер.

– Готово, – сказал я. – И что…

– Тихо! – прервал он меня. – Тебе предстоит кое-что узнать.

Служитель опустился на колени, медленно и осторожно, словно старый пес, укладывающийся возле огня. Несколько мгновений он просто стоял, поглаживая пальцами потускневшую золоченую поверхность. Потом поднял крышку, и в свете зари я увидел мумифицированную руку. Мне показалась, что она меньше, чем тогда, ночью, кожа была грубой и сморщенной.

– Ты знаешь, что это? – спросил Хакур.

– Рука Патриарха, – удивленно ответил я.

– И, вероятно, ты думаешь, что она была отрезана у самого Патриарха?

– А что, нет?

Он посмотрел на меня тем взглядом, каким смотрел на глупых мальчишек в течение уже сорока лет.

– У кого хватило бы отваги отрезать руку Патриарху? У меня бы не хватило. Даже после его смерти никто в поселке не осмелился бы на подобное.

– Я всегда считал, что Патриарх оставил распоряжение своему преемнику, чтобы…

Старик жестом остановил меня, не дав договорить.

– Кому бы хотелось, чтобы его изуродовали после смерти? Даже Патриарх не был настолько сумасшедшим.

Я уставился на него. Никто никогда не называл Патриарха сумасшедшим – за исключением женщин, но их мнение никем в расчет не принималось.

– Рука принадлежала Патриарху, – продолжал Хакур, – но вовсе не была отрезана от его запястья. Она просто являлась его собственностью.

Старый змей вещал таким тоном, словно это было безусловной истиной; однако всю мою жизнь мне твердили, что рука действительно была частью тела Патриарха. Когда люди клянутся на ней, когда ее используют при благословении младенцев и на похоронах, старейшины всегда говорят о ней как о плоти самого Патриарха. Если рука – всего лишь один из предметов, принадлежавших Патриарху… если он отрезал ее у какого-нибудь преступника… или еретика… или нейт…

Заметив выражение моего лица, Хакур снова захихикал.

– Дотронься до руки, парень. Я покажу тебе кое-что интересное.

С некоторой неохотой я коснулся пальцами пергаментной кожи. Хакур тоже протянул руку, нажав на небольшой выступ в металлической стенке шкатулки. Я понятия не имел, что он собирается делать, пока не услышал тихий щелчок.

Вздрогнув, рука зашевелилась под моими пальцами и, прежде чем я успел отскочить, сжала мою собственную ладонь мертвой хваткой. Я отпрыгнул назад, отчаянно тряся рукой, словно пытаясь стряхнуть уголек из горящего костра. Мертвая рука последовала из шкатулки за мной, прилипнув ко мне подобно смоле, пока я прыгал по отмели, пытаясь от нее избавиться.

– Ха-ха, парень! – рассмеялся служитель. – Если бы ты только мог сейчас видеть свою физиономию! – Смех его звучал хрипло и скрипуче. – Если бы все те девицы, которые млеют от твоей игры на скрипке, увидели бы тебя сейчас…

От его мерзкого хихиканья у меня заныли зубы, словно от скрежета напильника по железу.

– Что происходит? – крикнул я. – Это что, какая-то магия?

– Магия! – Слово прозвучало словно сердитый лай. – Что за глупые предрассудки, парень? Рука и шкатулка – это просто машины, специальные машины. Ты думаешь, настоящая рука может просуществовать больше ста лет, не рассыпавшись в прах? Подумай здраво! И не проси меня объяснить, как она работает, – я не знаю. Но это не колдовство и не происки дьявола, обычные проволочки и прочие штучки.

Я не мог себе представить, как проволочки и штучки могут заставить руку двигаться со скоростью атакующей гремучей змеи. Однако у мэра были часы Древних, из которых каждый час вылетала птичка и щебетала; если наши предки умели делать механических птиц, почему бы им не изготовить и механическую руку?

– Что ж, рад, что ты хорошо посмеялся, – сказал я Хакуру. – А теперь нельзя ли сделать так, чтобы эта рука меня отпустила? Слишком уж крепко она в меня вцепилась.

– Думаешь, крепко? – Водянистые глаза старика блеснули в лучах восходящего солнца. – Она может сжиматься намного сильнее – как железные щипцы.

– Не сомневаюсь, – согласился я. – Но твоя шутка удалась, и она меня достаточно впечатлила. Может быть, все же пора пойти домой позавтракать?

– Шутка? Думаешь, Рука Патриарха – шутка?

– Нет-нет! – быстро поправился я. – Рука – не шутка, это священный артефакт, но…

Я не договорил. Рука неожиданно усилила свою хватку, стиснув костяшки моих пальцев, – так же, как когда-то на школьном дворе порой хватал меня Боннаккут.

– Ты не веришь, что это священный артефакт, – тихо прошипел служитель. – Теперь, когда тебе стало известно, что она механическая, ты думаешь, что это всего лишь еще одна безделушка Древних.

– Она священная, она особенная, я верю.

Рука снова сжалась. Я почувствовал, как один из моих пальцев поддается под ее давлением со слышимым хрустом. Однако пока он еще не был сломан, лишь слегка вывихнут.

– Прекрати! – заорал я на старого змея.

– Я ничего не делаю, – с невинным видом ответил тот. – Рука обладает собственным разумом. Мой старый учитель объяснял это так: когда люди лгут, они потеют. Не обычным, но особым нервным потом лжеца. А Рука Патриарха ощущает этот пот на твоей ладони, парень, и его вкус ей не нравится. Ложь вызывает у нее тошноту.

«Это же рука! – хотел сказать я. – Ее не может тошнить!» Но, призвав на помощь все свое самообладание, произнес совсем другое:

– Я не верю, что Древние могли сделать нечто подобное. Во всех книгах Древних, которые я читал, об этом ничего не упоминается.

Хакур искоса посмотрел на меня.

– Может быть, и нет. Возможно, рука старше самого Патриарха или даже поселка. – Он улыбнулся, снова показав желтые зубы. – Основатели Тобер-Коува были непростыми людьми, парень, Древним было до них далеко. Есть немало тайн, передававшихся от одного служителя Патриарха к другому, о которых, возможно, следовало бы тебе рассказать, но я не могу поделиться ими с тобой, пока…