Звоночек 3.(СИ)

- Неужели? Он самый!? А что ж вы там в лагере у себя в отделе собирали?

- Он самый! Мотор "КД"! - с нескрываемой гордостью ответил Василий Васильевич, - А в лагере тренировочный макет на основе "сотки", мы на нём отдельные элементы конструкции отрабатывали.

- А это? Неужто 130? - сказал я, глядя на диаметр двигателя, значительно превышавший полтора метра.

- Да. Так просто удобнее оказалось. Топливная аппаратура для 13-16 была уже готовая, коленвал, шатуны, поршни, помпы, компрессор тоже из неиспользованного задела по 13-8. Нам оставалось только сам каркас и главные шатуны с нуля изготовить. Такие дела. Зато шестнадцатицилиндровая двойная звезда в минимальные сроки.

- И как? Работает? - спросил я о самом важном.

- Вхолостую запускали, а под нагрузкой пока нет. Завтра, с вашего разрешения, установим на стенд и будем испытывать. От результатов будем к КД-16-40 плясать.

- Ну, что ж, граждане инженеры, - обратился я ко всем присутствующим. - Начинается ночь под Рождество, время дарить подарки. Ваш мне понравился. Если такими же темпами будете работать по "десятитысячнику" и дадите рабочий дизель в минимально короткий срок, обещаю приложить все усилия, чтобы ваши дела были пересмотрены. Независимо от результатов пересмотра, ваша работа не останется невознаграждённой. Спасибо.

УК.

Эпизод 1.

Если считать, что новый год начинается не с первого января, а с какого-то заметного события, то 1935-й начал для меня свой отсчёт с двадцать второго числа своего первого месяца. Воспользовавшись тем, что Пётр Милов с семьёй перебрался в отдельную квартиру в Кожухово, получив её от ЦНИИМаш, куда его, после получения диплома, пригласили заведующим лабораторией электрогазосварки, я, прямо скажем, воровски залез в старый дом Полины подчистить тайники с разной мелочью вроде пластиковых карт, думая что там никого нет. Расчёт был верный, жена Акимова должна была быть на заводе, а малыши в детском саду. Но, мы предполагаем, а Господь располагает. Женщина оказалась дома и не одна, а в объятиях своего любимого супруга. Ввалился я, можно сказать, в самый пикантный момент.

Гневу моему не было предела. Арестант, отправленный на МССЗ, по факту, совершил побег, а его конвоир боец Сафонов сидит в полуподвале и решает задачки по физике! Налицо грубейшее нарушение социалистической законности и воинской дисциплины. Да что там УК с уставом! Они меня ни в грош не ставят!

Справедливости ради, следовало признать, что и моя вина в этой ситуации была. Ещё два месяца назад, после того, как на МССЗ доставили не инженера, а однофамильца из лагерной обслуги, приказал закрепить за каждым, кто работает "на выходе", персонального конвойного. Вот они и снюхались.

Короткий допрос выявил, что я не до конца представлял себе глубину задницы, в которую попал. Акимов получал от сотрудничества понятно что, а в замен подрабатывал у Сафонова репетитором, готовя того к поступлению в институт. Мотив понятен, призывали в последнее время в основном пролетариев, людей к железу неравнодушных, а уж посмотрев, какие дела в моём КБ творятся, возжелал товарищ Сафонов быть инженером. Беда была в том, что образования было всего пять классов и дембель весной, времени на подготовку катастрофически не хватало, поэтому и был написан неделю назад рапорт на сверхсрочную. Помню, Косов, который, между прочим, должен был по негласному договору держать на контроле дисциплину, радовался. Двадцать три рапорта почти разом! А нужно от силы трое-пятеро. Можно привередничать и выбирать лучших! Залётчики, сами полностью раскаявшись, впрямую товарищей не выдали, но сложить два и два ничего не стоило. Это ж выходит, что в моём хозяйстве завёлся пушной зверёк! Косов, зараза, чем занимается?!

Если б свалившаяся на меня проблема имела меньшие масштабы, я бы, пожалуй, мог рубануть сгоряча и наломать дров, но не в этом случае. Шутка ли, я мог разом лишиться всех наиболее продуктивно работающих сотрудников КБ с неминуемым срывом работ по "Фрунзе". Этого одного было более чем достаточно, чтоб получить по совокупности всех прегрешений перед советской властью в целом и отдельными её высокопоставленными представителями в частности высшую меру социальной защиты. А тут ещё и массовый сговор охраны лагеря с заключёнными. Отобрав у конвойного патроны и штык, которые мне, в принципе, не угрожали, но единственно для обозначения моего недоверия, я, тем не менее, заставил его нести свою винтовку самостоятельно, чтоб случайные прохожие не могли подумать, будто у нас что-то неладно. По прибытии в лагерь я сразу за воротами КПП объявил Сафонову трое суток ареста "за уклонение от установленного маршрута". Что было чистейшей правдой.

Со старшим лейтенантом НКВД Косовым получился исключительно тяжёлый разговор. Вломившись в кабинет политрука, а именно на этой должности официально числился мой зам, ибо натурального заместителя мне по штату не полагалось, я застал его в состоянии, с моей точки зрения, ещё более постыдном, чем Женю Акимова. Весь его стол был завален черновиками, а толстая стопка переписанных набело листов лежала на краю, придавленная (о Боже!) табельным оружием. Сам старлей увлечённо марал очередную страницу.

- Was ist das? - этим вопросом я удивил сам себя, чего уж говорить о моём заместителе, который автоматом начал отвечать, - Das ist...

- Вот ты и попался, шпиён немецкий! Уууу, контра! Донесение резиденту пишешь?! - ничего такого я заранее не планировал, но тут меня просто понесло от всех переживаний.

- Да ты что, Петрович! Вырвалось, вырвалось у меня! - как баба затараторил обычно уверенный в себе старлей, - При главке вечерний факультатив по немецкому языку организовали, там на уроках только шпрехать разрешается, вот и вылетело! А это не донесение вовсе а проект Уголовного кодекса!

- Тааак... - протянул я, бегло глянув на лежащую сверху, страницу, прибрав заодно ствол. А пусть не разбрасывает! А то, что он себя сейчас не в своей тарелке чувствует, мне только на руку. Объяснений, в принципе, не требовалось. Судя по объёму готового чистовика, мой зам мучается законотворчеством с самой публикации для народного обсуждения проекта новой конституции в начале декабря. Картина маслом. Я выше крыши занят железом, мотаюсь по заводам-смежникам, среди которых первое место сейчас уверенно занимает Люберецкий электромеханический, политрук занят писаниной, командиры взводов ходят начкарами через двое суток на третьи с предшествующими подготовками к караулу и последующими выходными, в итоге личный состав предоставлен сам себе. С учётом всех обстоятельств, я, пожалуй, не прав. У меня, наоборот, всё благополучно! А ведь бойцы от упоения свободой могли б какую-нибудь "Аврору" к Кремлю подкатить и жахнуть!

Это, как говорится, присказка, а вот потом началось. Рассказав Косову о случившемся, но умолчав о женщине, так как хотел разобраться с директором МССЗ Белобородовым, который единственно мог санкционировать её "отгул", келейно, я предложил ему тихо замять дело. Старлей же, не отрицая своей вины за состояние дисциплины и выражая готовность (вот дурак!) понести наказание, настаивал на ограниченном расследовании, только в отношении Акимова. Чтоб другим было неповадно. Вторым не менее важным аргументом было то, что совершенно скрыть произошедшее практически невозможно. С чистой совестью можно лишь стоять на том, что случай единичный, а более не знаем ничего. Тут было о чём задуматься. Если раньше все выдвигавшиеся обвинения в мой адрес были либо смутными догадками, либо просто притянуты за уши, то в этом случае мы имеем легко доказуемый "залёт". Легко потому, что если оговаривать охотников могло и не найтись, то чистую правду выложить - партия велела! Специфика эпохи, ничего не поделаешь.