Космический ключ

– Да, да, – перебил Файзи и страшно смутился своей бестактности. – Извините, пожалуйста, товарищ полковник. Очевидно, выпустил словечко. Там сказали: «Вероятно не вылетел», это хорошо помню. А вот как я передал товарищу директору?..

– Нехорошо, товарищ Файзи, – с легкой укоризной заметил Карабанов. – Вам, как завканцу, следует быть более точным. Впрочем, это исправимо. Скажите мне, с кем вы говорили в Минске?

– С товарищем... товарищем... Фамилия у меня записана и телефон тоже, я сейчас... – Файзи попытался встать.

– Ничего, ничего, – остановил его полковник. – Сообщите потом. А сейчас не могли бы вы соединить меня с Минском?

– Конечно, пожалуйста, сию минуту, – засуетился толстяк. Он выскочил из кресла, обежал вокруг стола и защелкал рычажками на портативном коммутаторе.

– Алло, алло, говорит Джанабад, заказ 307. Пожалуйста, Минск, по срочному. Ожидать? Хорошо, только вы не задерживайте, пожалуйста, тут такой важный разговор...

– Спасибо, товарищ Файзи, – прервал, его Карабанов. – Не забудьте сообщить мне фамилию и телефон...

– Любопытный товарищ, – проводив взглядом толстячка, задумчиво проговорил полковник.

– Волнуется, – заметил лейтенант.

– Минск – на проводе, – раздался голос телефонистки. – Джанабад, ответьте Минску.

Карабанов быстро подошел к столу.

– Дайте, пожалуйста, центральный телеграф, – попросил он. – Дежурная? Говорит Джанабад. Нужна справка: где подана телеграмма, полученная сегодня от вас за номером тридцать дробь двенадцать? Хорошо, жду.

В дверь проскользнул Файзи. Шариком подкатился к Карабанову, положил на стол записку и так же бесшумно, на цыпочках выскользнул из кабинета.

В динамике зашумело.

– Джанабад, слушаете? Телеграмма тридцать дробь двенадцать подана в аэропорту, почтовое отделение пятнадцать.

– Спасибо, – ответил Карабанов. – Попросите переключить меня на аэропорт.

– Вот вам и «вероятно», – сказал он Рустамову. – Телеграмма-то подана из аэропорта.

– Он мог раздумать в последнюю минуту. Бывают такие канительные товарищи.

– Бывают, – согласился Карабанов. – Сейчас все станет ясным.

Однако дежурный по аэропорту подтвердил, что Владимир Степанович Боровик действительно вылетел первым рейсом в Москву, имея транзитный билет до Джанабада. Быть может, он задержался при пересадке? Но в телеграмме был назван час прибытия. Сверившись с расписанием, дежурный сообщил, что время транзитного полета пассажиром рассчитано точно, синоптическая обстановка на всей трассе была благополучной, рейсы не отменялись и какие-либо задержки «по причине Аэрофлота» совершенно исключены.

Записав пересадочные пункты по маршруту Боровика, Карабанов придвинул к себе бумажку Файзи и заказал новый номер. Его соединили тут же. Приветливая секретарша, справившись только о фамилии, сразу переключила на руководителя института.

– Слушаю вас, товарищ Карабанов, – прозвучал приятный мужской голос.

Полковник в осторожных выражениях высказал опасения по поводу задержки профессора Боровика.

– Да, да, очень некрасиво получилось. Значит, профессор так и не прибыл? – в динамике послышался легкий вздох. – Ну что ж, меня это не удивляет. Вынужден извиниться за своего коллегу...

– Вы полагали, Боровик не вылетал из Минска? – счел нужным уточнить Карабанов.

– Да, я высказал такое предположение, когда мне позвонили утром.

– Но я только что связывался с аэропортом. Профессор отправился первым самолетом.

– Вот как? Ну, это не меняет ничего. Значит, он где-нибудь в пути изменил маршрут.

– Простите, не понимаю... – удивился Карабанов.

– Да, да, нам с вами это трудно понять, – подхватил невидимый собеседник. – У профессора Боровика... э... несколько своеобразное представление о служебном долге. Он может вдруг зажечься какой-либо идеей и позабыть обо всем на свете. Так, очевидно, и случилось.

– Благодарю вас, – ответил Карабанов. – Больше вопросов нет. – Выключив микрофон, он переглянулся с Рустамовым.

– Что ж, и впрямь – ложная тревога?

– Виноват, товарищ полковник, – нерешительно произнес Рустамов. – Но почему, действительно, вы заинтересовались им, этим профессором?

– Не выношу неясности, – объяснил Карабанов. – Человек вылетел и исчез. Как так? Теперь кое-что проясняется. Кстати, если характеристика минского товарища верна, у профессора Боровика не так-то трудно было выкрасть его изобретение... Сейчас я поговорю с академиком Кулиевым. А вам, лейтенант, – в дорогу. Прикажите водителю залить полный бак.

Полковник раскрыл полевую сумку, вынул свой походный блокнот. Когда лейтенант вернулся, он уже заклеивал конверт.

– В Управление, – Карабанов протянул конверт. – Садитесь и слушайте. Итак, о Джунавадхане. Старый басмач. Курбаши. В тридцатом году, после разгрома его шайки в Хорезме удрал за границу. Там, с помощью друзей из британской разведки стал шейхом кочевого племени. У нас остались корешки. Большая часть его агентуры была нами ликвидирована, но не исключено, что кое-кто мог и уцелеть. Надо тщательно проверить. Помните слова Блера о «сообщении из-за рубежа», о «принятых мерах»?

– Так точно.

– Они были сказаны, конечно, неспроста. В чем же видел этот авантюрист угрозу своим планам? Ответ мы получим только распутав весь клубок: Блер – Джунавадхан – его агентура. Необходима быстрота. Как заявил тот же Блер: «Солдатики уже ринулись на штурм».

– Ясно, товарищ полковник.

– Я написал здесь обо всем. Прошу, чтобы вас подключили к работе. Потом мне доложите, что и как. Теперь отправляйтесь, – полковник выглянул в окно. – Машина ваша уже на месте. Спешите, лейтенант. Аллюр – три креста!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Сюзен – дерево пустыни

ГЛАВА 14

Следы убегают за барханы

Он нашел ее в мертвой, спаленной карателями деревне. Крохотная девчушка безмятежно лепила песчаные коржики у родничка, скрытого от домов разросшимися кустами ежевики. Здесь, как видно, и провела она те страшные часы, пока в деревушке хозяйничали гитлеровцы.

Девочка доверчиво протянула ручонки бородатому, страшному на вид партизану.

– Мам-ма... – произнесла девочка. – Мам-ма...

Боровик растерялся. Он оглянулся на свеженасыпанный холм, под которым они только что погребли останки сожженных в избе-читальне жителей деревушки (холм был виден поверх кустов), затем перевел взгляд на девочку. И вдруг подхватил, молча прижал к пропахшему дымом ватнику ее беззащитное, щупленькое тельце.

– С трофеем? – встретил его на базе комиссар Кулиев. – Ну что ж, как раз сегодня принимаем самолет с Большой земли.

До этого он был одинок. Родители погибли еще в гражданскую войну, жена осталась в песках Туркмении. И вот, одиночество ушло. В далеком Ашхабаде у него объявилась дочка. Да, да, дочка, дочурка! Перед отправкой девочки на Большую землю комиссар Кулиев, присевший написать сопроводительную, вопросительно посмотрел на Боровика.

– Да, а как же мы назовем ее?

Девочка еще не умела говорить. «Мам-ма, мам-ма...», – неизменно отвечала она на любой вопрос.

– Пишите: Галя Боровик, – сказал Владимир Степанович. И обрадовавшись совершенно неожиданно пришедшему и такому удачному решению, уверенно повторил:

– Вот именно: Галина Владимировна Боровик.

– Опередили комиссара, – заметил Кулиев. – А ведь я было тоже решил удочерить. Ладно, быть по сему. Но жить мы ее пока определим ко мне. Напишу в Ашхабад, жене...

Галочку отправили в ту же ночь, а через полгода и сам Боровик, тяжело раненный в схватке с оккупантами, был вывезен в глубокий тыл.

Весной 1942 года, когда юго-западные провинции Ирана подверглись опустошительному налету шистоцерки, советское правительство командировало на борьбу с нею лучших своих саранчеведов. Вылетел туда и Боровик, еще не оправившийся как следует от ран. По пути он навестил свою Галочку в гостеприимном доме Аспера Наримановича Кулиева. А после заграничной командировки так и осел в туркменской столице до конца войны.