Неандертальский параллакс. Трилогия

Впереди на небе появились звёзды — приполярное созвездие, которое барасты называли Треснувший Лёд или Голова Мамонта. У Мэри начали неметь на морозе уши. Они шли и шли, вперёд и вперёд, пока…

— Хрящ! — сказал Понтер. Мэри обернулась. Понтер тяжело опирался на Рубена. Он поднял руки и…

Сердце Мэри упало; она услышала, как у Луизы вырвался возглас ужаса. На руках Рубена была кровь; в лунном свете она казалась чёрной. Было слишком поздно; геморрагическая лихорадка с её искусственно уменьшенным инкубационным периодом дала о себе знать. Мэри посмотрела Понтеру в лицо, уже содрогаясь от того, что ожидала увидеть, однако, за исключением удивлённого выражения, оно выглядело нормально.

Мэри быстро приблизилась к Понтеру и подхватила его под руку, чтобы не дать ему упасть. И только тут она осознала, что это не Рубен поддерживает Понтера; это Понтер помогает Рубену держаться на ногах.

В тусклом свете луны и на фоне его тёмной кожи Мэри не сразу заметила кровь у него на лице. Она бросилась к нему, и её чуть не вырвало. Кровь сочилась у него из-за глазных яблок, из ушей, стекала из ноздрей и из уголков рта.

Луиза подскочила к Рубены двумя длинными прыжками и принялась вытирать кровь, сначала рукавом шубы, потом голыми руками, но кровь уже шла так обильно, что она не справлялась. Понтер осторожно уложил Рубена на землю, и кровь шумно плеснула на снег, протаивая в нём глубокие воронки.

— Боже, — тихо сказал Мэри.

— Рубен, mon cher, — сказала Луиза, скорчившись в снегу возле него. Она подложила ладонь ему под затылок; выросшая за день щетина, должно быть, колола ей руку.

— Лу… и-и-за… — тихо сказал он. — Милая, я… — Он закашлялся, и кровь хлынула у него из горла. А потом он, как всегда, говоря эти слова, перешёл на французский: — Je t’aime.

Из глаз Лизы полились слёзы, когда голова Рубена обмякла на её ладони. Мэри искала пульс на его правой руке; Понтер делал то же самое с левой. Она посмотрели друг на друга и покачали головами.

Лицо Луизы исказилось и она разрыдалась. Мэри придвинулась к ней, упав коленями в снег, и обняла её за плечи, прижав к себе.

— Прости, — говорила Мэри снова и снова, гладя её по волосам. — Прости, прости, прости…

Через некоторое время Понтер мягко тронул Луизу за плечо; Она подняла голову.

— Мы не можем оставаться здесь, — сказал он, снова через посредство Кристины.

— Луиза, Понтер прав, — сказала Мэри. — Становится слишком холодно. Мы должны идти.

Но Луиза продолжала плакать, крепко сжимая кулаки.

— Этот ублюдок, — говорила она, вздрагивая всем телом. — Проклятый монстр.

— Луиза, — тихо сказала Мэри. — Я…

— Ты не понимаешь? — спросила Луиза, глядя на Мэри. — Не понимаешь, что он сделал? Ему мало было убить неандертальцев. Он сделал так, чтобы вирус убивал ещё и чёрных! — Она мотнула головой. — Но… я не знала, что вирус может действовать так быстро.

Мэри пожала плечами.

— Большинство вирусных инфекций начинается с проникновения в тело всего нескольких частиц в одном-единственном месте. Бо́льшая часть инкубационного периода тратится на то, чтобы из этих нескольких частиц наплодить достаточно много вирусов, чтобы они смогли сделать свою чёрную работу. Но нас буквально осыпали вирусами с головы до ног; мы вдохнули и поглотили сразу миллиарды вирусов. — Она взглянула на темнеющее небо, потом снова посмотрела на Луизу. — Мы должны найти укрытие.

— А что с Рубеном? — спросила Луиза. — Мы не можем оставить его здесь.

Мэри посмотрела на Понтера, безмолвно умоляя его молчать. Последнее, что Луизе сейчас нужно услышать, это то, что «Рубена больше нет».

— Мы вернёмся за ним завтра, — сказала Мэри, — но сейчас нам нужно где-то укрыться.

Луиза помедлила несколько секунд, и Мэри достало соображения не торопить её. Наконец, она кивнула, и Мэри помогла ей подняться на ноги.

Начал задувать холодный ветер, неся по снегу позёмку. Тем не менее их следы в снегу были хорошо видны.

— Кристина, — сказала Мэри, — поблизости есть, где укрыться?

— Проверяю, — ответила Кристина. — Согласно центральной картографической базе данных неподалёку от места крушения куба есть охотничья хижина. Добраться до неё будет проще, чем до Центра Салдака.

— Вы двое идите туда, — сказал Понтер. — Я же попытаюсь всё же добраться до установки деконтаминации. Не обижайтесь, но вы меня только задержите.

У Мэри подпрыгнуло сердце. Она так много хотела ему сказать, но…

— Со мной всё будет хорошо, — сказал Понтер. — Не волнуйся.

Мэри сделала глубокий вдох, кивнула и дала Понтеру обнять себя на прощанье; её трясло. Понтер выпустил её и пошёл в холодную ночь. Мэри вернулась к Луизе, и они побрели туда, куда указывала им Кристина.

Через какое-то время Луиза споткнулась и упала лицом в снег.

— Ты в порядке? — спросила Мэри, помогая ей встать.

— Oui, — ответила Луиза. — Я… я что-то задумалась. Он был такой замечательный человек…

Им понадобился почти час, чтобы дойти до хижины — мороз уже пробирал Мэри до костей, но в конце концов они это сделали. Хижина была очень похожа на жилище Вессан, только побольше. Они вошли внутрь и активировали светильные рёбра, которые залили помещение холодным зеленоватым светом. Здесь был небольшой обогреватель, и вскоре они сообразили, как его включать. Мэри поглядела на часы и покачала головой. Даже Понтер не смог бы за это время одолеть расстояние до шахты.

Они обе были вымотаны, и физически, и эмоционально. Луиза упала на одну из лежанок и свернулась клубком, тихо плача. Мэри легла на выложенный подушками участок пола и обнаружила, что тоже плачет, павшая духом, подавленная, переполненная горем и чувством вины и преследуемая образом хорошего человека, проливающего кровавые слёзы.

Глава 42

Мэри много раз молилась в ту ночь, тихим шепотом, чтобы не потревожить Луизу. «Господи на небесах, Господи всемилостивый, спаси его…»

И потом: «Господи, прошу, не дай Понтеру умереть…»

И потом ещё: «Проклятье, Господи, ты задолжал мне за тот раз…»

Наконец, проворочавшись всю ночь, измученная кошмарами, в которых она тонула в море крови, Мэри заметила, что через маленькое окошко хижины струится солнечный свет и доносится «кек-кек-кек» странствующих голубей, встречающих зарю.

Луиза тоже проснулась и лежала на лежанке, уперев взгляд в деревянный потолок.

В хижине был вакуумный шкаф и лазерная печь, предположительно, питаемые солнечными батареями на крыше. Мэри открыла вакуумный шкаф и нашла нарезанные куски мяса — какого животного, она определить не смогла — и какие-то корнеплоды. Она испекла их в печи на завтрак для себя и Луизы.

В хижине был также небольшой квадратный стол с седлокреслами по четырём сторонам. Мэри забралась в одно из них, Луиза уселась напротив.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мэри, когда они закончили есть. Она никогда не видела Луизу такой: растрёпанной, с тёмными кругами под глазами.

— Я в порядке, — ответила она тихо со своим характерным акцентом, но по её голосу было ясно, что это совсем не так.

Мэри не знала, что сказать. Не знала, стоит заводить разговор о Рубене, или лучше эту тему обходить стороной в надежде, что Луиза каким-то образом перестанет о нём думать хотя бы ненадолго. Но потом Мэри подумала об изнасиловании, о своей неспособности не думать о нём хоть на секунду. Луиза просто не могла сейчас думать ни о чём другом, кроме как о смерти любимого человека.