Церон<br />Роман. Том I

Орлицкий, кончив, устало опустился на стул. С многих мест раздались одобрения. Пожилой человек лет пятидесяти, если не больше, изящно одетый, с моноклем, крашеными волосами и усиками, уже несколько раз пытался заговорить. Но его сосед со словами: «Не горячитесь, м-сье Журдан», — каждый раз его останавливал. Воспользовавшись паузой, Журдан желчно обратился к Орлицкому:

— Это, надеюсь, было только введение?

— К чему это? — послышались голоса.

— Это к тому, что я приехал в эту глушь за указанием, что делать? Я мог уловить из сказанного только отдаленный намек. Я поклонник г. Орлицкого, его талант общепризнан, но я не вижу данных, не вижу фактов.

— Хорошо, — произнес Орлицкий, — пусть будет так, как вы хотите, я дам вам факты!

Наше лекарство — это плановое устройство каждого государства и плановое соглашение между всеми ими! Благодаря этому каждый человек получит возможность целесообразно работать.

— Прекрасно, но как же мы проведем это? Если кто-либо и согласится, потребует деньги!

— Деньги есть, — с неизменной улыбкой ответил Орлицкий.

Огонек любопытства все ярче разгорался у Журдана в глазах.

— А если кто-нибудь нападет на государство, которое вы взялись перестраивать?

— Мы уничтожим противника!

— Ого! так не в вашем ли распоряжении сейчас летающая фея «Церон» или что-нибудь в этом духе?

Журдан еле сдерживал себя от злости. Корректные, но насмешливые ответы Орлицкого его вывели из себя.

— Почти что, господин Журдан! — резко заметил сидевший в стороне Стеверс.

— Почти что?

— Довольно, что за перекрестный вопрос? Если вам не по дороге с нами, оставьте нас в покое! — послышалось со всех сторон.

— Но я имею право знать! — встав, произнес побледневший Журдан.

— Лишь то, что мы решим, иначе мне придется отказать вам в гостеприимстве, — резко сказал Орлицкий.

Журдан, шумно отодвинув стул, вышел.

Наступила ночь, накрапывал дождик. Вскоре с лужайки послышался голос Журдана:

— Такси! Извозчик!

Ничего, кроме пения лягушек, не ответило ему. Сделав несколько шагов, Журдан споткнулся о пень и упал. Встав, он медленно направился к веранде, осторожно ступая. Поднявшись по ступенькам, он, стараясь не шуметь, открыв стеклянную дверь веранды, вошел обратно. На него никто не обратил внимания. Сидевшие ближе к входной двери подвинулись и он, извиняясь, сел между ними. Говорил сейчас блондин, по виду скандинавец, старавшийся правильно произнести каждое слово. Рядом с блондином стоял глобус, на котором в различных местах светились три точки, а каждая из них в свою очередь была заключена в тоже светившуюся изломанную линию.

— Вот эти государства, — он показал рукой на светящиеся линии, — согласились принять наш план и наши условия. В их столицах — в этих трех светящихся точках, решено было совместно с нами следующее:

В наше распоряжение поступают все суммы, предвиденные для военного бюджета. Взамен этого защиту их границ мы принимаем на себя.

Журдан был весь внимание, стараясь не упустить не только ни одного слова, но даже ни малейшей детали из того, что здесь сейчас происходило.

— В комитет по выполнению плана членами входит половина кабинета министров. Председателем комитетов во всех трех государствах уже выбран г. Стеверс.

В государственные банки этих государств мы вкладываем количество золота, равноценное величине годового бюджета каждого из них.

Через пять лет наше соглашение, в случае выполнения нами всех условий, автоматически продлится на следующие десять. Через десять — на двадцать пять и так дальше.

— Но откуда же столько денег? — не выдержал Журдан. Ему никто не ответил.

— Одобряете вы сделанную нами работу? — задал вопрос Орлицкий.

— А теперь, господа, знайте, что кто не с нами, тот против нас, — шутливо сказал Орлицкий. — Закончим этот вопрос сейчас же, встаньте, кто за начало борьбы.

Все встали. Встал и Журдан.

— Внимание, господа, — произнес Стеверс, — помните, что завтра первый день нашей мобилизации.

— Многие из наших уже на месте, снабженные всем необходимым, — добавил Орлицкий. — Нам осталось еще только вложить в банки государств уговоренную сумму денег.

VII

Мощная многомоторная амфибия, окрашенная в цвет федерации, кружилась над маленькими островами, казавшимися пунктиром, делящим Индийский и Тихий океаны. Больше года назад на некоторых из этих островков были расставлены автоматические разведчики, славшие известия. В специальной каюте флагманского судна были экраны, на которых проектировалось все, что эти автоматы видели вокруг себя. Над одним из островков амфибия снизилась, но внимательный глаз О’Генри нигде не мог найти автоматического аппарата, им же самим здесь в свое время установленного. Кроме того, сам остров невозможно было узнать. На скалистом массиве в центре была срезана верхушка и там виднелись махавшие ему руками люди. Лагуна исчезла. Я ошибся, — подумал О'Генри и приказал пилоту забрать высоту. На горизонте он увидел целую флотилию судов, производящих между островами какие-то работы. По внешнему виду они напоминали крупные рыболовные судна, но, внимательно всмотревшись он увидел на них все характерные особенности военных судов. Ему показалось, что они были довольно небрежно маскированы. Почти задевая их крылом, пролетела мимо одного из них амфибия. На палубе судна сушились сети, паруса были спущены, Внимание О'Генри сосредоточилось на маленькой фигурке, окруженной экипажем. «Не может быть», — отгоняя от себя мелькнувшую мысль, прошептал О'Генри. Но через минуту, нервно схватив трубку радиотелефона, он произнес:

— Алло! майор Осаки, алло! Здесь говорит О'Генри.

После короткой заминки до него дошел голос Осаки:

— Я рад вас видеть, О'Генри, но вы нарушили нейтралитет и, если немедленно не улетите, я прикажу открыть по вам огонь.

В ответ О'Генри весело рассмеялся:

— До скорого свидания, Осаки!

— До скорого, О'Генри!

Через минуту несся доклад о этой встрече и с амфибии и с судна. С аппаратом начало происходить что-то странное. Шум моторов стал прерывчатым и амфибия начала накреняться все больше и больше. Внизу на большой высоте показалась каемка пены у коралловых стен, опоясывавших остров. На нее, вдруг потеряв равновесие, начала стремглав падать амфибия.

Осаки в бинокль с беспокойством следил за трагедией, начавшейся разыгрываться около острова. Ему вспомнилась набережная, облитая солнцем, Нелли, идущая по ней, держа за руку маленькую Риту, а рядом с ней он и О'Генри.

От пансиона, где жил Осаки, было два шага до моря. Оно виднелось из окна его комнаты и достаточно было перейти уютный сад пансиона, чтобы выйти к нему. Купальня была значительно дальше, за вокзалом, за пристанью. За табльдотом в пансионе было мало народу. В нем Осаки, благодаря своему соседу, торговцу из Генуи, познакомился с Нелли. Торговец свою жизнь поделил на три равных части: между Генуей, Сан-Ремо и Монте-Карло. Его бесчисленные записные книжки, испещренные цифрами, подтверждали, что действительно он нашел систему постоянно выигрывать в рулетку. Он начинал свою работу в десять утра. Около часу приходил в казино, чтобы вернуться в два-три часа ночи, принеся с собой выигранных двести или триста лир. Его система была несложна. С жетонами, зажатыми в руке, он часами присматривался к тем, кому улыбалось в тот день счастье. К их ставкам он прибавлял свои два-три жетона. А потом снова ждал, не спуская испытующего взгляда с зеленого, манящего к себе поля. Когда Нелли в сопровождении его и Осаки попала в это капище богини азарта, было рано и залы еще не наполнились. И ей и Осаки бросилась в глаза высокая седая дама, гулявшая между столами с зажатым в руках столбиком жетонов. Ни разу ни одного жетона она не бросила на стол. Но когда другие выигрывали или проигрывали — она нервничала, глаза начинали у нее блестеть. Как объяснили им, это переживание — единственная ее радость в жизни. Ее семья трагически погибла, имущество пропало. У нее оставалось лишь столько денег, чтоб жить здесь впроголодь и, утром разменяв деньги на жетоны, в той же кассе казино, радостная, обменивала их ночью вновь на деньги.