Дюна (шесть романов)

Она обернулась к Корбе.

Заметив это, Корба приподнял подбородок и проговорил:

— Я протестую и заявляю о собственной невиновности!

— Стилгар, прочти обвинение!

Стилгар извлек скатанный свиток буроватой меланжевой бумаги, шагнул вперед. И начал торжественно читать, чуть нараспев, подобно стихам. Его голос придавал четкость и окончательность резким словам.

«…в том, что ты замышлял совместно с предателями покушение на Господина нашего, Императора; в том, что тайно встречался с врагами государства; в том, что…»

Корба с негодующим видом затряс головой.

Алия задумчиво внимала, опершись подбородком о левый кулак. Правая рука ее лежала на подлокотнике. Формальности по кусочку выпадали из ее памяти, оставляя только чувство тревоги.

«…Наши почтенные традиции… поддержка легионов и всего Вольного Народа… Насилие по Закону карается насилием… Величие Императорской особы… нарушение всех прав…»

Чепуха! — думала она. — Чепуха! Целиком чепуха… Чепуха… Чепуха…

Стилгар закончил:

— «…И в настоящем виде предлагаю суду это обвинение».

В наступившем молчании Корба качнулся вперед, вытянув шею, впиваясь руками в колени. Шея со вздутыми жилами напряглась, словно он готовился к прыжку. Он заговорил, и язык его мелькал между зубами.

— Ни словом, ни делом не преступал я фрименских законов. По праву я желаю встать лицом к лицу с обвинителем!

Незамысловатый протест, —подумала Алия.

Но она видела, что слова Корбы оказали существенное воздействие на наибов. Они знали Корбу. Он был одним из них. И чтобы сделаться наибом, сумел проявить и храбрость, и осторожность. Конечно, Корба лишен блеска, но он надежен. Не из тех, что командовали джихадом, — просто хороший и надежный интендант. Не рыцарь-паладин, конечно, но наделен древней добродетелью фримена: нужды племени превыше всего.

Вспомнились горькие слова Отхейма, переданные ей Паулем. Алия окинула взглядом галерею. Любой из них мог представить себя на месте Корбы, а некоторые имели на то причины. Но и ни в чем не повинный наиб опасен ничуть не менее, чем этот злоумышленник.

Корба тоже ощущал это.

— Кто обвиняет меня? — резко спросил он. — По праву фримена я требую поединка с обвинителем.

— Что, если ты сам обвиняешь себя? — бросила Алия.

И прежде чем он успел справиться с собой, мистический ужас на мгновение лег на лицо Корбы. И любой мог прочесть на нем: могущества Алие достаточно, чтобы обвинять его: и обвинения эти пришли из царства теней, из Алам аль-Митхаль.

— Кое-кто из фрименов помогает нашим врагам, — продолжила Алия. — Они разрушают водяные ловушки, они взрывают арыки, отравляют посадки, грабят хранилища.

— А ныне… они посмели выкрасть червя из Пустыни Его, отправить в другие миры!

Голос этот знали все… Муад'Диб. Пауль вошел через дверь, раздвигая плечами охрану, и подошел к Алие. Провожавшая его Чани осталась у края комнаты.

— Мой господин… — проговорил Стилгар, не поднимая глаз к лицу Пауля.

Пауль обвел галерею пустыми глазницами, перевел взгляд на Корбу.

— Ну, Корба, где же твои хвалы?

На галереях послышалось бормотанье, оно становилось громче, доносились отдельные слова и фразы: «… Закон о слепых… обычай фрименов… в Пустыню… кто нарушает!..»

— Кто смеет говорить, что я слеп? — рявкнул Пауль, обратившись лицом к галерее. — Не ты ли, Раджифири? Я вижу, ты сегодня в золотом кафтане. На синей рубахе под ним видна уличная пыль; ты ведь всегда был неряхой.

Раджифири выставил руку перед собой, пытаясь тремя пальцами — «козой» — оградиться от зла.

— Обрати к себе свои пальцы! — крикнул Пауль. — Мы знаем, гдекроется зло! — и он вновь обернулся к Корбе. — Я вижу вину на лице твоем.

— Вина не моя! Может быть, я имел дело с виновными, но… — и Корба умолк, бросив испуганный взгляд на галерею.

На ходу поняв брошенный Паулем намек, Алия встала, спустилась с возвышения, подошла' к краю стола, за которым сидел Корба. Безмолвно, знающим взглядом смотрела она на Корбу.

Тот отвел глаза, задергался, оглядываясь на галерею.

— Чьи глаза ты ищешь? — спросил Пауль.

— Вы же слепы! — выпалил Корба.

На миг Пауль почувствовал жалость к нему. Верховный Квизара Тафвид впутался в сеть видения столь же плотно, как и все остальные.

— Чтобы видеть тебя, не нужно глаз, — проговорил Пауль. И принялся описывать Корбу: каждое движение, каждый испуганный, молящий взгляд, обращенный к наибам.

Отчаяние овладело Корбой.

Алия видела, что он может сломаться в любую секунду. И на галерее это должны понимать тоже, думала она. Кто его соучастники? Она глядела на лица наибов, подмечая малейшие движения невозмутимых физиономий… гнев, страх, неуверенность… и вину.

Пауль умолк.

В жалкой попытке заставить голос звучать гордо Корба выдавил: И кто же обвиняет меня?

— Отхейм, — отвечала Алия.

— Отхейм умер! — запротестовал Корба.

— Откуда ты знаешь? — осведомился Пауль. — Через собственных шпионов? Ах, конечно же, все мы знаем про твоих посыльных и шпионов. Нам известно, ктодоставил сюда камнежог с Тарахелла.

— Для защиты Квизарата! — завопил Корба.

— Ну и как же он попал в руки предателей? — спросил Пауль.

— Его украли, и мы… — Корба глотнул и умолк. Взгляд его лихорадочно метался справа налево. — Все знают, что голосом моим говорила любовь к Муад'Дибу. — Он поглядел на галерею. — Разве может мертвец обвинять фримена?

— Голос Отхейма не умер, — отвечала Алия и остановилась, когда Пауль прикоснулся к ее руке.

— Отхейм прислал нам свой голос, — продолжил Пауль. — Он называет имена, он говорит о предателях, называет места их сходок и время. Разве ты не видишь, Корба, на Совете наибов кое-кого не хватает? Где Меркур и где Фаш? И Кеке Хромого сегодня нет с нами. Еще Таким… где он?

Корба водил головой из стороны в сторону.

— Они улетели с Арракиса, повезли краденого червя, — отвечал сам себе Пауль. — И даже если я сейчас освобожу тебя, Корба, Шаи-Хулуд заберет твою воду за участие во всем этом. А знаешь, почему я тебя не освобожу? Вспомни-ка о тех мужчинах, которых ты лишил глаз, о них — лишенных моего внутреннего зрения. У них ведь есть семьи, Корба, и друзья… Куда ты спрячешься от них?

— Но все случилось по чистой случайности, — молил Корба. — И во всяком случае они получат от тлейлаксу… — он осекся.

— Кто знает, не поработят ли металлические глаза своего хозяина? — спросил Пауль.

Наибы на галерее зашептались, прикрывая ладонями рты. Теперь они уже куда прохладнее взирали на Корбу.

— Так, значит, для обороны Квизарата, — проговорил Пауль, возвращаясь к мольбе Корбы, — отлично. Вот устройство, которое излучает гамма-лучи, разрушает землю и выжигает глаза тем, кто окажется возле него. Ну и как ты, Корба, желал использовать его для защиты Квизарата? Или твои квизара тафвид мечтают выжечь глаза всем, у кого они еще есть?

— Ну, из любопытства, милорд, — молил Корба. — Древний закон разрешает лишь Семьям владеть атомным оружием, но ведь Квизарат повиновался… повиновался…

— Повиновался тебе, — отозвался Пауль. — Действительно любопытно.

— Пусть меня обвиняет лишь голос, но пусть он обвинит меня в лицо! — отвечал Корба. — У фримена есть на это право.

— Сир, это так, — проговорил Стилгар.

Алия остро глянула на него.

— Закон есть закон, — настаивал Стилгар, ощущая ее возражения. И принялся цитировать законы фрименов, сопровождая их содержание собственными комментариями.

Алия слушала Стилгара со странным чувством, как будто слышит его слова, прежде чем он произносит их. Как может он быть настолько простодушным? Никогда еще Стилгар не казался ей столь консервативно преданным традиционному закону Дюны. Выставив вперед подбородок, он агрессивно рубил слова. Неужели и вправду в нем нет ничего, кроме этой глупой помпезности?

— Корба — фримен, и будет судим по закону Пустыни, — заключил свою речь Стилгар.