Реквием по Homo Sapiens. Том 2

Скоро придет и его черед совершить это путешествие: он либо умрет реальной смертью, либо перестанет быть тем человеком, которым был всегда.

Данло стоял в морозной, почти беззвучной ночи и слушал, как шелестит в ветвях ветер. Пахло снегом, ягодами йау и смертью. Ее темные пары висели в воздухе, почти столь же реальные, как пар от дыхания Данло. Вверху, в черноте космоса, блестками свежевыпавшего снега сверкали звезды. Звездные ветра летели через вселенную, и Данло слышал этот слабый звук, слышал их дыхание. Он нашел на небе сверхновые Экстра — блинки, как он называл эти яркие огни в детстве.

Скоро свет одной из них, Звезды Меррипен, прольется на Невернес во всей своей смертоносной красе.

Он боялся пришествия этого света, боялся гибели своего мира и потому повернулся на восток, чтобы помолиться. И там, над темными очертаниями гор Аттакеля и Уркеля, он увидел свечение Золотого Кольца. Этот сгусток живого золота окрашивал звезды янтарем и рубином; он кружился, колыхался и переливался чудесными узорами. Данло долго молился о том, чтобы Кольцо, ответив людским чаяниям, прикрыло его мир от убийственного света Экстра.

Но как только надежда затеплилась в его сердце, он увидел прямо у себя над головой, всего в нескольких десятках тысяч миль, Вселенский Компьютер Ханумана, черный и огромный, как луна. Он загораживал знакомые звезды — Шесакен, Кефиру Люс и другие, знакомые Данло с детства. Могло показаться, что он поглотил эти звезды, как рукотворная черная дыра. Видя, что рост Кольца близ этой чудовищной черной машины прекратился, Данло впал в состояние, близкое к отчаянию. А при мысли об ивиомилах, затаившихся где-то в космосе со своим моррашаром и выжидающих удобного случая, чтобы взорвать Звезду Невернеса, в мягких тканях его живота поселилась черная, леденяще холодная тяжесть. Затем он вспомнил о собственной цели и, подставив звездному свету захолодавшее обнаженное лицо, помолился о том, чтобы ему достало мужества принять странную судьбу, которую он сам для себя выбрал.

Несмотря ни сладкое пение птицы пандити в лесу; ночью он спал плохо. Под утро ему стал сниться его старый сон, пришедший к нему впервые на морском берегу искусственной, созданной Твердью Земли. Высокий серый человек, пользуясь скальпелями, лазерами и сверлами, кромсал его лицо и тело, преображая его в прекрасного тигра.

От этого сна Данло всегда пробуждался в поту, с криком на губах и вкусом крови во рту. Этим утром, в холодном синем воздухе хижины, куда просачивался сквозь снежный купол солнечный свет, он ощутил еще и жуткий голод. Данло вспомнил, что не ел с прошлого утра, когда Кийоши принес ему в камеру завтрак. Быстро надев на себя камелайку, ботинки, шубу и маску, он вышел и покатил на лыжах к оранжевой ледянке между деревьями.

Воздух был прозрачен и сладок, сугробы искрились на утреннем солнце. Зарыв лыжи в снег под большим осколочником, Данло пристегнул коньки и направился в район трущоб к северу от Меррипенского сквера. На пути ему встретился только один конькобежец, в такой же шубе с капюшоном, как и он.

Вскоре Пуща осталась позади, и Данло вышел на безымянную зеленую глиссаду. Рестораны Квартала Пришельцев и всего города были к его услугам — нужно лишь выбрать тот, который поближе, и позавтракать, а потом приступить к выполнению своего плана по свержению Ханумана ли Тоша.

На еду Данло затратил гораздо больше времени, чем надеялся. В трех ресторанах кончились продукты, в четвертом ему пришлось выстоять два часа на улице с десятками других голодных людей. Помимо мороза, их мучили запахи чеснока, силки и кофе, долетающие из соседнего частного ресторана.

Люди в очереди топали коньками об лед и сетовали на несправедливость жизни. Воздух вибрировал от напряжения и звучных плевков.

Многие, чтобы скоротать время, курили юк, джамбул и другие крепкие наркотики. Бурый дым из их трубок только усугублял сосущую пустоту в желудке Данло. Когда он наконец сел за длинный пластиковый стол в ресторане и получил миску вареного курмаша, жидкого и бледного, как мыльная водица, желудок взбунтовался заново, требуя добавки. Второй порции, однако, не полагалось; служитель забрал у Данло пустую миску и буквально вытолкал его на мороз. Очередь, выстроившаяся на красном льду, к тому времени стала еще длиннее.

Весь остаток утра Данло наводил справки в резчицких мастерских ближнего района. Он раскатывал по людным улицам, стучался в двери и расспрашивал о знаменитом когда-то резчике Мехтаре Хаджиме. Многие из тех, к кому он обращался, предлагали изменить его внешность по весьма умеренным ценам: сделать его синие глаза зелеными, увеличить половые органы, модифицировать его голосовые связки, чтобы он мог петь, как фраваши, — но где найти Мехтара, не знал никто.

Данло расширил свой поиск, обшарив Квартал Пришельцев от Меррипенского сквера вдоль улиц Резчиков и Генетиков до Алмазного Ряда. Он заглянул в Колокол и обошел второразрядные мастерские близ улицы Нейрозингеров; он проехал назад но Серпантину и обследовал подозрительные кварталы к югу от катка Ролло. Там, в маленькой мастерской за железной дверью, он нашел резчика, который знал Мехтара. Резчик, упитанный и важный, в белой полотняной форме своей профессии, смерил Данло настороженным взглядом и не пропустил его внутрь.

— Зачем вам Мехтар Хаджиме?

— Я нуждаюсь в его услугах, — сказал Данло.

— Кто ты, собственно, такой? Почему вы не снимете маску, чтобы я видел, с кем говорю?

— Простите, но этого я сделать не могу, — ответил Данло, стоя в дверях, как нищий.

— Почему? Может, у вас сухотка или грибок? Или вы из тех несчастных, что обгорели при взрыве на пищевых фабриках?

— Я спасаюсь от мороза, только и всего. Рано холода настали в этом году, правда?

— Извините, но человека в маске я к себе не впущу.

— Может быть, вы скажете тогда, где мне найти Мехтара Хаджиме?

— Он уже лет двадцать не практикует. В то время ему принадлежала лучшая мастерская на улице Резчиков.

— Да, я там был. Фасад из синего обсидиана с фигурами эталонов и двуполых. Теперь мастерской владеет резчик по фамилии Альварес.

— Это то самое место. Видели барельеф над дверью?

— Алалой, убивающий копьем мамонта?

— Точно. Глаз у вас острый. Мехтар тем и славился, что ваял из людей алалоев. Такие трансформации были очень популярны в прошлом поколении. Все поголовно хотели стать такими же сильными и выносливыми, как эти дикари.

— Но больше он этим не занимается?

— А вы интересуетесь этим видом ваяния?

Данло помолчал и задал новый вопрос: — Может быть, у Мехтара были ученики, которых он посвятил в тайны своего мастерства?

— Может, были, а может, и нет, — пробурчал резчик, теряя интерес к Данло. — Разве упомнишь? С тех пор лет двадцать пять прошло,

— А не знаете ли вы других резчиков, которые занимались бы ваянием такого рода?

— К Пауливику не заходили? Я слышал, что Пауливик-младший почти не уступает своему отцу.

— Заходил, — ответил Данло, деликатно постукивая ботинками о косяк, чтобы согреться.

— Больше ничем вам помочь не могу. Я могу поправить обожженное лицо или сделать из вас эталона, но превращать человека в зверя — нет уж, увольте.

— Алалои — не звери, — тихо сказал Данло.

— Я не собираюсь спорить с безликим. Если вам нужен Мехтар Хаджиме, ищите его в космосе. Я слышал, что он покинул Невернес много лет назад. Резчик коротко кивнул, как будто имел дело с аутистом или другим субъектом такого же статуса, и захлопнул дверь.

Алалои не звери, повторил про себя оставшийся на холоде Данло. Они люди, настоящие люди.

Замерзнув, устав и сильно проголодавшись, он решил прекратить на сегодня поиски. Ему повезло: на одной ледянке около Серпантина он обнаружил ресторан, где еды было в избытке. В очереди пришлось выстоять чуть ли не три часа, зато есть давали сколько душе угодно — а Данло, будучи по-настоящему голоден, набрасывался на пищу, как тигр. Он роскошно пообедал курмашом с орехами, бобами минг с карийи, сушеными снежными яблоками — а на десерт, о чудо, ему подали кофе и глазированный рогалик. От такой еды живот у него надулся, как у беременной женщины, и он едва передвигал ноги. Бег на коньках по темным, продутым ветром улицам доставлял ему сущие мучения, дважды он присаживался на заснеженные скамейки и некоторое время глубоко дышал, чтобы удержать обед в себе. Было уже поздно, когда он добрался до Пущи и отыскал в снегу свои лыжи. К хижине он пришел глубокой ночью: он помнил на дороге каждый камень и каждое дерево, но из-за царящей в лесу темноты лыжи приходилось передвигать с большой осторожностью. В конце концов он залез в свой дом, где зажег световой шар и печку. Раздевшись догола, он забрался в теплый спальный мешок. Наутро он проснулся от криков гагар таким же голодным, как они, и готовым съесть не меньше вчерашнего.