Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены

— Спасибо, Лазарус. Я тоже участвовал в той войне, причем воевал в Северной Африке. Б-29 там при мне не базировались, и никаких атомных бомб на европейском театре не применялось — поэтому данные исторической разведки поразили меня не меньше, чем Лазаруса. Эти неблагоприятные данные и побудили нас превратить операцию «Джонсон I», имевшую целью обнаружение и спасение доктора Айры Джонсона, старейшины рода Джонсонов, в операцию «Конвентрийский перелом», в которую операция «Джонсон I» входит как одна из фаз, но цель которой гораздо обширнее — она призвана изменить исход войны. 8 апреля 1941 года избран днем операции не только потому, что доктор Джонсон находился там как врач гражданской обороны, но еще и потому, что Ковентри в ту ночь гигантские «хейнкели» бомбили в четыре захода — это самый мощный налет, который когда-либо осуществляла нацистская военная авиация.

Математики Круга вместе с Шивой сошлись на том, что это переломный момент, в который горсточка людей способна изменить ход истории. Задача девушек майора Гретхен — уничтожить эту воздушную армаду настолько близко к ста процентам, насколько позволит современное оружие. С их помощью Королевские Воздушные Силы выиграют битву, а без нее налет бомбардировщиков может оказаться — или оказался — слишком мощным для «спитфайеров». Еще одна, скрытая цель операции «Ковентрийский перелом» — цель третьего порядка, так сказать, — это спасение жизни пилотов «спитфайеров», чтобы те могли сражаться на следующий день.

Наша операция как раз в духе Ближнего Круга — минимальное вмешательство, дающее максимальный результат, и Круг смотрит на нее весьма оптимистично.

— А теперь — внимание на голограмму. Мы смотрим на город с Луга Серых братьев, на котором в ту ночь находился перевязочный пункт «Джонсона I». Эти три башни — все, что осталось от центра города после предыдущих бомбежек: колокольни собора Св. Михаила, церкви Серых Братьев и церкви Св. Троицы. Слева от нас — колокольня поменьше, не вошедшая в кадр: это все, что осталось от старинного бенедиктинского монастыря, построенного в 1043 году Леофриком, графом Мерсийским, и его женой леди Годивой. Мы арендовали у графа эту башню, и в ней будут смонтированы ворота, которые доставят лучниц Гретхен в 1941 год. Может быть, вам интересно будет узнать, что к аренде, выплаченной золотом, был добавлен еще и презент — великолепный белый мерин, которого леди Годива назвала Этельнот и на котором совершила свой знаменитый выезд на благо горожан Ковентри.

Джубал откашлялся и ухмыльнулся:

— Несмотря на многочисленные просьбы, исходящие в основном от Кастора и Поллукса, наша операция не предусматривает познавательной экскурсии на выезд леди Годивы. На сегодня все, друзья мои. Для участия в операции следует быть убежденным в трех вещах: во-первых, что нацистский режим Адольфа Гитлера слишком страшен, чтобы дать ему победить; во-вторых, что нацистов желательно победить, не забрасывая при этом Европу атомными бомбами; и в-третьих — что стоит рискнуть своей шкурой, чтобы это осуществить. Круг на все эти вопросы отвечает «да», но каждый из вас должен решить это со своей совестью. Если кто-то не готов от всей души ответить «да» на каждый вопрос — ему лучше не участвовать. Гедеонов отряд [183], в который войдут те, кто твердо решился, собирается на первое учение завтра в десять утра в нашем потемкинском Ковентри. Транспортная кабина для доставки на полигон находится к северу от этого здания.

8 апреля 1941 года в 7 часов 22 минуты вечера над Ковентри садилось солнце, отсвечивая красным сквозь пороховую гарь и дым из труб.

Глядя на город, я испытывала странное чувство — так он был похож на имитацию Шивы. Я стояла у входа в пункт первой помощи, где ночью будет работать (работал) отец. Это строение было сложено из мешков с песком, покрыто брезентом и выкрашено в защитный цвет.

Рядом имелся примитивный сортир, а внутри — помещение для раненых и «операционная»: три сосновых стола, несколько шкафов, на земляном полу — дощатый настил. Водопровода не было — только бак с краном. И керосиновые лампы.

Вокруг простирался Луг Серых братьев — запущенный парк, изрытый воронками от бомб. Монастырскую башню, арендованную нами у Леофрика, графа Мерсийского, супруга Годивы, не было видно, но я знала, что она к северу от меня, слева. Полевой агент Хендрик Хадсон Шульц, заключавший сделку с графом, доложил, что у Годивы действительно необычайно длинные красивые волосы, но с подветренной стороны от нее стоять не рекомендуется — она, похоже, мылась не более двух раз в жизни. Отец Хендрик шестнадцать месяцев корпел над англосаксонским языком одиннадцатого века, над обычаями того времени, над средневековой латынью — а задание, стоившее таких трудов, выполнил за десять дней.

Сегодня отец Хендрик находился при Гретхен в качестве переводчика — боевой отряд сочли нецелесообразным обучать дочосеровскому английскому, поскольку их задача — стрелять, а не разговаривать.

К северо-востоку от меня возвышались три шпиля, давшие городу его прозвище: Серых братьев, Св. Троицы и Св. Михаила. Церкви Св. Михаила и Св. Троицы были разрушены предыдущими бомбежками, и почти весь центр города лежал в руинах. Впервые услышав о бомбардировке Ковентри век назад по своему личному времени, я подумала, что бомбить исторический город способны только такие звери, как нацисты. Теперь, хотя преуменьшить злодеяния нацистов и заглушить смрад из газовых камер невозможно, я знаю, что бомбардировка Ковентри велась не просто ради Schreeklichkeit [184]: Ковентри был важным промышленным центром Англии, таким же, как Питтсбург в Америке, а не тем буколическим городком, который я себе представляла. Так что, если сегодня судьба будет к нам благосклонна, мы не только уничтожим большинство тяжелых бомбардировщиков Люфтваффе, но и спасем жизнь многочисленным рабочим, не менее важным для победы, чем храбрые солдаты.

Гвен-Хейзел занималась проверкой связи:

— Кровь, я Конь Годивы. Как слышишь меня?

— Конь, я Кровь. Слышу тебя.

Этой ночью мы будем пользоваться уникальной сетью связи (в которой я даже не пыталась разобраться — я инженер по пеленкам и кухонный химик, а электрона сроду не видела), в сочетании с еще более поразительной пространственно-временной техникой.

Снаружи задняя стена перевязочного пункта представляла собой штабель мешков с песком. Изнутри эта стена была завешена занавеской — предполагалось, что там кладовая, но на самом деле там находилось двое пространственно-временных ворот: одни вели в 4276 год и в учебную клинику Бундока, а другие могли циркулировать туда и обратно, не создавая пробок. На бун-докском конце еще одна пара ворот сообщалась с Веулой — чтобы направлять более трудные случаи на лечение туда, в иное измерение времени, а потом возвращать в Ковентри.

Подобная этой, но несколько отличающаяся от нее пара ворот служила отряду Гретхен. Она со своими девушками и отцом Шульцем ждала внутри монастырской башни одиннадцатого века. Ворота, ведущие в двадцатый век, сработают только тогда, когда здесь завоют сирены и Гвен-Хейзел сообщит об этом Гретхен.

Гвен-Хейзел могла вести переговоры с двадцатым, сорок четвертым и одиннадцатым векам поочередно или одновременно, пользуясь горловым микрофоном, подъязычными переключателями и встроенной в тело антенной, находясь по любую сторону ворот.

Кроме того, она держала связь еще и с Зебом и Дити Картерами, которые на борту Веселой Обманщицы висели в тридцати тысячах футов над Ламаншем, недосягаемые ни для бомбардировщиков, ни для «мессершмиттов» и «фоккеров», ни для зениток того времени. Обманщица согласилась там находиться лишь в том случае, если ей самой позволят выбрать нужную высоту. (Обманщица — пацифистка, обладающая прискорбным, по ее мнению, боевым опытом.) Однако она ручалась, что и на той высоте засечет, как поднимаются в воздух и формируются соединения «хейнкелей», гораздо раньше, чем британские береговые радары.