Союз нерушимый (СИ)

- БАМ-а? Того самого?

- Не того, который железная дорога, а того, который крупнейший в Айсберге магазин запрещённых штуковин. База была децентрализована и запрятана глубже некуда. Несколько десятков мелких серверов по всему Союзу, сотни физических носителей, специально написанные протоколы шифрования, ключи у разных людей, прокси чуть ли не через сотые руки, - и кто-то всё это расковырял за пару дней.

Увлекательно рассказывает, сукин сын. И не врёт.

- Мы прозвали его Разум. Пытались пообщаться, но он груб и неразговорчив. Кроме того, выйти на него очень сложно. Я знаю, почему Контора ищет хакеров: слухами земля полнится. Депутатов убили чужими руками, взяли людей под контроль через боевые имплантаты. Кроме него, никто не сможет это сделать.

Я всматривался в лицо Ионо, стараясь найти хоть малейшие признаки лжи, - и не находил.

- Хорошо. Давай только уточним некоторые детали...

Я гонял хакера по его показаниям, задавал уточняющие вопросы, пытался подловить на несоответствии или лжи, иногда кричал и угрожал, пару раз всё-таки ударил его шокером, но это всё было бесполезно. Ионо не лгал.

Когда я вызвал перед глазами часы, то обнаружил, что прошло очень уж много времени с момента начала допроса. В "бункере" воздух стал серым от табачного дыма, а к первой паре стаканчиков кофе прибавилось ещё две. Стол был перепачкан коричневыми мокрыми липкими пятнами, а Ионо окончательно измотан.

- Ладно. Сейчас тебя отведут в камеру.

- Мы же договорились? - спросил хакер настороженно.

- Да, - соврал я. - Я поговорю с твоей "тройкой". Можешь быть свободен. Работай хорошо - и, может быть, даже заслужишь амнистию.

Покинув бункер, я направился к кофемашине. Поскольку я засыпал прямо на ходу, кофе хотелось колоть внутривенно. Рядом с ближайшим аппаратом уже кучковались ребята из отдела - такие же помятые.

- Ну что? - спросил наш альфа-самец Вадик, высокий, плечистый и курчавый. - Сознался?

- Не-а, - я занял очередь к тарахтящей машине.

- А чего так? - удивился коллега. - Мой, вон, сознался, - оскалился он.

- И мой тоже, - поддакнул молодой человек, только недавно "воскрешённый" взамен утилизированного предшественника.

- Как это так: у всех сознались, а у тебя - нет? - хохотнул Вадик. - Хочешь, я его... того?

- Не, не надо, - покачал я головой, устанавливая кружку под струю кофе. - Я сам как-нибудь. Того.

"Альгвазилы хреновы".

- Ну, как знаешь.

Кофе не принёс облегчения. Я прислонился к стене, закрыл глаза и простоял так несколько минут, пока не вздрогнул, поняв, что выключаюсь.

Нельзя. Нельзя. Надо пойти к себе в кабинет, отрапортовать Палычу о зацепках и продолжить заниматься делом. Побегать по Москве, пострелять во всяких врагов народа - и сонливость сама уйдёт.

Возле моего кабинета топтался незнакомый тип в серой милицейской шинели со сверкающими медными пуговицами. Я прошёл мимо, обратив на него внимания не больше, чем на предмет мебели.

- Товарищ майор? - окликнул меня "предмет мебели".

Я обернулся и вспомнил, что где-то его видел.

- Да?

- Старший лейтенант Морозов, - он стоял передо мной навытяжку и старался скрыть волнение. - По вашему приказанию... К двенадцати часам.

И тут я вспомнил. Вспомнил и расхохотался. Тот самый дерзкий старлей, которого я ещё в пятницу припугнул визитом ко мне, всё-таки заявился. И, судя по бледному виду, уже успел попрощаться с родными и представлял себя где-нибудь в Воркуте.

Милиционер удивлённо смотрел на меня, не понимая, что вызвало такую реакцию. Я, должно быть, выглядел жутковато. Помятый, заросший щетиной, с кругами под глазами и хохочущий. Встретишь на тёмной улице - испугаешься.

- Иди отсюда. И больше не дерзи взрослым дядям, - отмахнулся я от старлея и вошёл внутрь.

Уже почти опустив задницу в своё кресло, я увидел перед глазами иконку входящего звонка. Палыч.

- Ко мне! Пулей! - прошипел он и отключился. Загадочно... Я собрался и направился в начальственный кабинет, затаив нехорошее предчувствие. Однако будущее показало, что даже мои самые плохие прогнозы были безнадёжно оптимистичными.

9.

В приёмной было пусто. Либо Палыч, психанув, прогнал и эту секретаршу, либо... В принципе, первое случалось достаточно часто: шеф был чертовски вспыльчив и требователен к подчинённым. Я часто слышал, как он кричал на очередную девушку: "Обезьяну в цирке в шахматы играть научили! А тут дура здоровая с десятого раза не может правильно кофе сварить!"

Кофе Палыч любил пламенно и ошибок никому не прощал. Неудивительно: пил-то он не минеральные удобрения, а настоящий зерновой, доставаемый через десятые руки.

Я потянул дверь на себя, вошёл в кабинет и понял, что всё пропало.

Во-первых, воздух. Сквозь открытое настежь окно задувал холодный ветер, и от былой дымовой завесы не осталось и следа.

Во-вторых, Палыч. Он был бледен, дёрган и замучен. Сидел за своим столом, обхватив голову, и обречённо смотрел на меня.

И в-третьих, десяток вооружённых офицеров в тёмно-зелёной форме и фуражках. По бокам, впереди, за столом Палыча, у книжного шкафа. Едва я приоткрыл дверь, они сразу же взяли меня на мушку.

- Проходите, не стесняйтесь! - за столом для совещаний, повернувшись к двери и закинув ногу на ногу, развалился старик в длинном чёрном пальто. Седые усы и короткая армейская стрижка. Морщины выглядели так, словно были вырублены в коричневой выветренной скале. А глаза - стальные, выцветшие и пугающие, как у удава, собирающегося тебя загипнотизировать и сожрать.

- Здрасьте, - оскалился я. - А что это вы тут делаете?

Несмотря на то, что я вёл себя вызывающе, внутри как будто что-то оборвалось. Если пришли за Палычем, то и нам, его подчинённым, не уцелеть. Чистка ли это, служебное ли расследование, - неважно, в любом случае это не сулило ничего хорошего.

- Плюшками балуемся, - скала треснула: оказывается, она умела улыбаться. - Товарищ майор! Вы обвиняетесь в государственной измене, преступной халатности, шпионаже в пользу США и поддержке врагов народа! - объявил мне старик. - Наручники!

Мир покачнулся, руки завели за спину, на запястьях защёлкнулись браслеты шоковых наручников. По голове словно стукнули пыльным мешком: сознание отключилось - и из деятельного майора КГБ я за пару мгновений превратился в апатичного неудачника. В голове вертелась лишь одна мысль: "Вот и за мной..."

- Без глупостей, товарищ! - предупредил грозный голос за спиной, и в ту же секунду меня, развернув, вытолкали из кабинета. Я сумел бросить прощальный взгляд на Палыча - губы белые, челюсти сжаты, в глазах отчаяние. А каменный старик, повернувшись, сказал/произнёс/выдал:

- Следующего давай. Номер ноль-восемнадцать. Звони!

Значит, и правда весь отдел...

Меня вывели старым потайным ходом, которым практически не пользовались: узкий коридор, весь в пыли и паутине, но на бетонном полу отчётливо видны свежие следы сапог - видно, кого-то уже вели.

Поворот, ещё один, железная дверь со скрипучими петлями. В нос шибает какой-то медицинский запах, и я, подняв голову, обнаруживаю себя в просторной серой комнате, заполненной странными хромированными приборами, внушающими страх одним своим видом. Рядом с большим столом, над которым нависает лампа, похожая на шляпку поганки, - три человека в белом. Здоровые, плечистые, в колпаках и стерильных повязках. На фартуках - красные брызги.

Стоило мне их увидеть, как ноги напрочь отказались идти дальше.

- Нет! - шепчу я и пытаюсь попятиться, не обращая внимания на пистолетный ствол, уткнувшийся в затылок. - Не надо!

- Надо, Федя, - хохотнул, подходя поближе, один из санитаров. - Надо!

Я закричал, едва не потеряв рассудок от паники. Рванулся, стукнул санитара лбом в лицо, услышав сочный хруст, и сразу же сознание помутилось - офицер заехал мне по макушке чем-то тяжёлым, после чего мне стало тепло и мягко.