Блок-пост

Взрослые и дети весело сдували пыль со старых тетрадок, в которые записывались понравившиеся стихи и песни. Вот уже на пожелтевших страничках появились новые записи. Все стало на свои места. Прошлое осталось в прошлом навсегда.

Папа с удовольствием рассказывал и показывал. Где были домики соседей, где пряталась невеста его дяди Нильса, где стояла старая мельница. И много интересного рассказывал папа и дядя Эрик детям, о яблоне, под которой летом всегда обедала семья мельника. И как мельничиха однажды угостила мальчишек пирожками. И почему больше нет старой мельницы. И почему на озере стоит теперь только один дом. И еще, как папа Ник встретился со своими друзьями, но те его не узнали.

Несколько раз приезжала водная инспекция. Проверяющие чиновники слегка поругали за недостатки и уехали.

Несколько раз скандалила мэровская теща – этот лес не давал ей покоя. Уж очень хотелось дамочке построить санаторий для "чистой публики". Но у нее ничего не получилось. Тетка потрясла кулаками, поохала и удалилась.

Неожиданная встреча или десять лет спустя.

Жизнь шла своим чередом. День сменял ночь, осень сменялась зимой, зима перетекала в весну, весна разогревалась летом. Все как будто спокойно. Но однажды на базу никсов влетела приземистая пожилая женщина. Она громко причитала – в городе похитили Васю. Папа Ника, Эрик, Дани и другие работники базы по горячим следам бросились на помощь. Эльфы быстро подняли свои связи с полицией страны. Похитителей удалось задержать в аэропорту. Граждане Эстонии, супруги Инга и Альберт Соомареа готовились вылететь в Таллинн вместе с похищенным мальчиком. А сам мальчик все время повторял: "Где бабушка? Что вы с ней сделали?" Через пару часов Васю обнимали друзья и бабушка, которая была на седьмом небе от радости.

Мужчины занимались похитителями. К большому удивлению полиции и никсов, в похитителях узнали известных борцов за права человека. Их уговорили на это дело супруги Д…сы, которые умоляли вывезти из страны их внука, сына единственной дочери. Со слов нанимателей, муж дочери тиранил жену, убил ее, а теперь мучает и сына, запрещает ему видеться со своими родственниками. Единственное, что было у бабушки и деда – этот снимок. На фотографии три мальчика стоят, обнявшись, на берегу озера. Вася стоял в центре, поэтому его и приняли за внука господ Д…сов.

Пожилые супруги и сами точно не знали, кто из мальчиков приходиться сыном их дочери – им все было недосуг это выяснить у матери. Конечно, "спасателей" немного насторожило, что любящая бабушка не может узнать своего внука. Но госпожа Д…са была так убедительна. А Инга Соомареа сама трижды мать, дважды бабушка. Узнав истину, правозащитники были рассержены и еще больше утвердились в своей неприязни к жрецам золотого тельца. Это чувство господин Альберт унаследовал от своего далекого предка, который родился где-то на севере Лапландии. Пожилые супруги, чьего внука они с женой самоотверженно ринулись спасать, бессовестно их обманули, как младенцев, насмеялись над самыми святыми чувствами и чуть не сделали преступниками.

Никсы пообещали спустить дело на тормозах с условием, что эстонцы устроят встречу с родителями покойной жены старшего Ника. Только случайная ошибка помешала свершиться трагедии. Эти попытки надо было прекращать раз и навсегда.

– Интересный расклад получается, – поделился старший Ник со своим братом,- с чего вдруг им понадобился мой сын. Хоть что со мной делай, но не верю я, что эти господа вдруг воспылали любовью к внуку. Такая публика вообще любить не способна.

Они свою дочь толком не любили. Не спроста они затеяли все это.

Эрик что-то говорил брату, успокаивал его. Но Ник все-таки боялся – вдруг он потеряет сына. Что если силой закона обяжут отца отдать мальчика родителям жены?

– Ну и пусть, брат. Мы тогда этот закон… (тут Эрик употребил непристойное слово, которое в данном контексте означает открытое и крайне циничное неповиновение властям). Пусть только попробуют сунуться эти грязные людишки! – выпалил в порыве гнева мужчина, и тут же осекся. Вспомнив, что его любимая может услышать эти слова и обидеться. Эрик очень дорожил расположением жены.

Старший брат молча согласился с младшим. Они вместе вышли с базы. Эрик проводил брата до дома, где уже собралась вся семья. Всю неделю отец и сын были как на иголках. Наконец-то их пригласили в посольство.

Бабушка чуть не с порога бросилась к мальчику с поцелуями, от которых "любимый внук" отчаянно отбивался. А тесть, который несколько лет назад высокомерно махал перед носом зелеными бумажками, заискивающе глядел в глаза "любимому зятю", подобострастно улыбался, старался предугадать движения последнего и производил впечатление крайне неприятное. Мальчишка вырвался от бабушки (чем сильно ее опечалил) и прижался к отцу.

– Что Вам нужно от нас? – плохо скрывая раздражение, спросил старший Ник, – что Вам дома не сидится?

– Вы просто не понимаете моих чувств, – высокопарно рыдая, заявила теща, – этот мальчик сын моей единственной дочери. Он все, что у нас осталось! Пожалуйста, позвольте мне хотя бы изредка видеться с внуком. У нас больше… У нас больше никого нет.

При этих словах бабушка разразилась новым приступом рыданий. Дедушка нервно капал валидол в предложенный стаканчик с водой. Ох, как они давили на жалость: громко причитали, каялись в содеянном. Но что-то настораживало в этой сцене семейного воссоединения. Уж слишком театральными были все движения и слова, заимствованные из третьесортных бразильских сериалов.

Взгляд бабушки напоминал папе что-то очень знакомое. Выражение ее лица напоминало морду кошки, готовой к прыжку, нетерпение киллера, когда жертва запаздывает, лицо контрабандиста, который почти обманул таможню, прищур солдата, который глядит в сторону вражеских окопов через прицел винтовки. Бегающие и хитро блестящие глазки совершено не сочетались со скорбным лицом и словами раскаяния. Дедушка тот вообще с большим трудом придерживался роли. Он то и дело окидывал любимого внука оценивающим взглядом работорговца, словно прикидывал, сколько за него можно выручить.

Мальчик ни в какую не соглашался отойти от папы. Он даже не смотрел в сторону любезных родственников, не слушал обещаний.

– Что вам от нас надо, господа хорошие? – повторил свой вопрос папа мальчика.

– Я требую права видеться с внуком.

– По-моему, я никогда не запрещал Вам, матушка, навещать ребенка. Вы сами отказались от него. Он, видите ли, Вашу семью, такую распрекрасную и всеми уважаемую опозорил. Что же изменилось теперь? Эгле не вчера умерла. Зачем Вы подставили Соомареа – они ведь Вам поверили, Вас пожалели? Думаете, они, что, на ваши грязные деньги позарились? Они считали, что спасают мальчика от маньяка.

Теперь, им все известно. Почему нельзя было просто приехать – раз уж так нетерпится видеть маленького Ника? Зачем было устраивать весь этот балаган?

Хотите общаться с ребенком – пожалуйста! Но: только у нас дома и в моем присутствии. Или в присутствии моей жены.

– Ты слишком много задаешь вопросов, парень, – голос тестя опять приобрел высокомерное звучание.

– Я имею на это право. В отличие от Вас!

– Поговори еще! Да кто ты такой! Да ты просто жалкий неудачник, который не мог сладить с капризной бабенкой! Да что ты можешь дать ребенку, нищий, голодранец!

Отцу было смешно слышать последнее обвинение. Потому что, никсы далеко не бедные существа, очень далеко не бедные. Их труд оплачивается, примерно как работа ведущих агентов самых дорогих спецслужб. И старший Ник разразился громким смехом.

Но тут вмешалась бабушка, которая угрожающе размахивая зонтиком, двинулась на бывшего зятя и стала приближаться к ребенку, которых отскочил от нее, как напуганный зверек.

– Из-за тебя моя дочь умерла. Ты не достоин растить моего мальчика, мою бедную сиротинку. Ты – убийца! – агрессивно выкрикивала старушка.

– Вы сами виноваты! – парировал отец, отняв у пожилой дамы зонтик, – Вы сами убили свою дочь – убили своей ленью, своим невниманием и бессердечностью. Может быть, один единственный телефонный звонок, одно доброе слово матери удержали бы ее на краю пропасти. Но Вам, матушка, было некогда! Конечно, развлекаться с молодыми поклонниками гораздо интереснее, чем вытирать слезы дочери-истерички.