Только тишина

Я почувствовал голод. Коснулся кармашка на груди и нашарил твердую таблетку концентрата. Но там ее и оставил. Через десять минут буду на месте.

Сзади донесся какой-то отзвук, внезапный шелест листьев. Я обернулся. Просека была пуста. Лужайка с редко растущими деревьями уже исчезла во мраке. Я видел только зелень, вдали еще осещенную солнечными лучами.

Я пошел чуточку быстрее. Чувствовал холодный воздух в груди, старался дышать ритмично, но удавалось мне это с трудом. Ничего странного. Целый день на ногах. И без надежды на камелек в каком-нибудь позабытом людьми убежище.

Снова зашелестело. Я сказал себе, что там ничего нет. Что поворачиваться не стоит.

Я глубоко вздохнул и услышал глухой стук, сразу же за спиной. Не выдержал. Оперся о стену просеки и оглянулся.

На тропинке стоял крупный олень. Голова его была поднята вверх и выдвинута вперед, рога лежали на спине

Я усмехнулся. Ну, ясно, зверушки. Никогда в жизни не видел человека, разумеется. Не знают, чего от него ожидать.

Я присмотрелся к его ноздрям, глазам, напряженной как лук шее. Меня поразило что-то ненатуральное в движении головы, в неестественно выпрямленных ногах. В то же мгновение голова наклонилась вперед одним коротким рывком, я увидел нацеленные на меня концы разветвленных рогов. Олень рванулся вперед. Без грации и пружинистости, отличающих крупных животных. Он словно скользил по земле с молниеносно нарастающим ускорением.

Когда я надавил на курок, он был не далее, чем в двадцати метрах. Вспышка ослепила меня. Раздалось протяжное шипение.

Я отступил на несколько шагов. Машинально надвинул на голову шлем, загерметизировал шов. Надел перчатки. Поправил энергобатарею, которая неожиданно начала казаться тяжелой. Все это я проделывал неспеша, словно преодолевая сопротивление окружившей меня сгущающейся жидкости. И только потом двинулся в сторону выжженного на тропинке круга, покрытого свежей копотью.

В лесу царила полнейшая тишина. Птицы смолкли. Ветви деревьев застыли неподвижно. Идя, я стряхивал с них как бы хлопья черного снега. Облачка пара, в которые концентрировалось мое дыхание, стали более отчетливыми. Но мне уже не было холодно.

Я перебросил излучатель через плечо и выдвинул из кармана антеннки анализаторов. Мне не пришлось слишком низко наклоняться. Я уже знал, каким это будет на ощупь.

Соединил контакты. Таблиц я с собой не взял, но помнил достаточно, чтобы разобраться в цифрах, которые начали выскакивать в миниатюрном окошке. Немного органических соединений и металл. Вероятнее всего, обыкновенное железо.

— Сказка о железном волке, — произнес я вслух и тут же поправился: — Олене. По сути дела, то на то и выходит. Теперь ты знаешь, о какой охоте шла речь. С чем и можешь себя поздравить. Осталось только взять рога и повесить над дверью…

Я отвернулся и неторопливо зашагал вниз. До базы добрался через неполные пятнадцать минут. И не услышал ни малейшего звука, который привлек бы мое внимание. Впрочем, я ничего и не ожидал. Не прислушивался. На сегодня с меня было довольно.

Я закрыл за собой люк и тщательно проверил замок. Принял душ, чуток слишком горячий. Сердце громко стучало. Я с удовольствием смотрел на парящую воду, стекающую по покрасневшей коже, под которой все еще ощущал холод, словно там образовались кристаллики льда.

Съел запоздалый обед, внимательно просмотрел записи за день и вытянулся в кресле. Спать мне не хотелось. Но я и не думал ни о чем.

Первые дни колокола оставались снаружи. Не могу сказать, когда их низкий, модулированный голос, скорее ощутимый, чем слышимый, заполнил кабину. Впрочем, это не играло никакой роли.

Я вспомнил о кассетах с записями, которые мне не удавалось взять в магазине. Пожал плечами.

— Может, споем? — предложил себе. — Вот так… — и издал несколько неопределенных звуков. Замолчал.

Чуть погодя заметил:

— Если уж тебе охота валять дурака, то делай это по крайней мере со вкусом.

Я попробовал засвистеть. И обнаружил, что губы пересохли, словно после многодневного перехода через пустыню.

Началась четвертая неделя моей вахты. Оставалось девятнадцать лет, одиннадцать месяцев и шесть дней. Нет, пять. Мой взгляд скользнул в направлении матовой металлической пластины, встроенной между поверхностью пультов и экранами. Я мог бы отмечать на ней пройденные дни. Еще один фактор. Ускорение ритма. Минимальное, но о других вообще трудно думать.

Я осмотрелся в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить вместо мела. Не обязательно белого. Лучше — бронзового. Или темно-красного.

Безумие. Стоит мне раз начать, и я днями не ограничусь. Начну отмечать часы, потом минуты…

Я вообразил человека, стоящего перед пультом с мелком в руке и поглядывающего на циферблат. Услышал его голос. «Одна» — движение руки; «вторая» — новая черточка; «третья»…

Это был мой голос.

Безумие.

Я встал и принялся расхаживать по кабине. Присутствующий в воздухе звук сделался несколько сильнее. Примешалось неуловимое басовое гудение, словно от удаленных на десятки километров старинных сирен.

Металл. Железо, от которого остаются порхающие хлопья сажи. Неорганическая эволюция. Оставляешь в лесу моток стальной проволоки и отправляешься спать. А через двадцать лет встаешь, берешь ружье и возвращаешься с шикарными рогами.

— Олень, — сообщил я с гордостью. — Бык прямо чудо. Добрые триста килограммов живого веса.

Живого?

— Это тишина, — мой голос прозвучал более твердо. Словно бы я знал, что все зависит от того лишь, смогу ли я кого-либо убедить, что это и на самом деле только тишина. — Тишина, — повторил я. — Остальное — сказочки про железного волка. Колокола. Бычки. Шумы по ночам. Отсчет минут. Хорошо, хоть олень. Хорошо, что не гномик в островерхой шапочке. С длинной, седой бородой, плавно загибающейся к низу. Стоит на тропинке и грозит пальчиком. А когда подойдешь, то окажется, что вместо гномика — один пепел от только что погасшего костра.

Я остановился. Рассуждая логически, железных оленей не бывает. Тот, которого я встретил, являлся частью тишины. Как птицы или колокола. Безумие.

Не задумываясь о том, что делаю, я вернулся в тамбур и снял с полки брошенный туда ручной анализатор. Его окошко было чистым. Я стер данные после прочтения. Разве, что их там никогда не было.

Я взвесил на ладони плоский, дискобразный аппаратик и вернул на то место, где он лежал. Вернулся в кабину и задержался у прохода в нишу, возле диагностического устройства. Пробежал взглядом по его темным, слепым экранам, по рядам индикаторов.

— Нет, — заявил твердо. — Нет.

Я не ощущал усталости. Мышцы мои послушны. Я говорю: «пойду посмотрю, осталась ли еще та запись в окошке анализатора» — и действительно иду. Мой рассудок функционирует нормально. Навязывает свою волю всему телу.

Олень, черные круги, балаган в Централи, который неожиданно исчезает — все это временные отклонения. Железных зверей не бывает. Никогда их не было на этой планете. И за ее пределами тоже. Нет ни малейшей причины, чтобы они появились и за двадцать лет размножились.

Вопрос этот следует считать закрытым.

— А теперь, — сказал я, — неплохо бы снова послушать музыку…

Прошел месяц, а металлическая полоса под экранами оставалась чистой. Выпало несколько дождливых дней. Я проверил параметры и пришел к выводу, что программу орбитальных климатических станций изменили. Циклы наступали с разной периодичностью. Очевидно, пытались воссоздать точную копию природной циркуляции воды в атмосфере.

Болото, образовавшееся между базой и полянкой на вершине холма, подступило к самым стенам строения. Тишина пополнилась новой составляющей: кваканьем лягушек.

Однажды, возвращаясь с обхода наблюдательных пунктов, я задержался в нескольких десятках метров перед каменистой пирамидой и глазами альпиниста принялся прикидывать маршрут. Прямо из травы вырастала массивная, бронзового цвета глыба, собственно — небольшая, наклонная скала. Выше шел узкий карниз, упирающийся в косо срезанную поверхность. Со всем этим я справился бы за несколько минут. Неприятности начинались выше, где осыпь мелких каменных обломков ожидала единственного прикосновения ноги, чтобы скатиться вниз. Все же, когда-нибудь я попробую. Даже если в результате этой забавы загрохочу оттуда, то там не больше двенадцати метров.