Рабочий день

Лапин сел в кресло и хлопнул ладонями по подлокотникам. Ассистент возился со шлемом. Он вывернул его наизнанку, расправил белые и красные присоски управляющего поля, включил подачу раствора, и вот присоски налились, выпрямились и образовали прихотливый двуцветный узор.

Лапин сидел и улыбался.

Там, за стенами бокса управления, разметавшись на двадцати пяти гектарах огромным безжизненным сплетением оборудования, ждет его комплекс "Людмила". Премудрая электроника со всеми ее алгоритмами теоретически может довести вероятность образования терфакта в реакторе "Людмилы" до сотых долей процента. Человеческий мозг, руководящий автоматикой, - до десятых долей.

Вот сейчас он, Лапин, наденет шлем и включится. И никто на свете не может предсказать, где и в каких обстоятельствах он себя ощутит. Это как сон - не закажешь. Поэт, лесоруб, полководец, ученый - кем бы он ни стал, не имеет значения. Важно другое. Все, что он увидит и сделает, так или иначе будет связано с состоянием комплекса. Его воля к действию через белые присоски разбудит реактор. Засвистят инжекторы, гром пойдет по трубопроводам, гулко вздохнет весь комплекс, выжимая рабочие режимы. Любые отклонения от них Лапин воспримет через красные присоски как препятствия к тому, что в этом сне наяву он сочтет своей целью. Удержать процесс на оптимуме можно только в буйном порыве творческих сил, когда ты сам решишь, что способен на это. Ты будешь добиваться своего, а лабиринтные накопители будут в это время жадно хватать и фиксировать терфакт, бесценный энергоноситель, перенапряженную комбинацию элементарных частиц, угаданную человеком в звездных недрах. Трехсот миллиграммов терфакта довольно, чтобы на год обеспечить энергией миллионный городАссистент склонился над боковым пультом, защелкал тумблерами, всмотрелся, подождал и сказал:

- Готов.

- Давай. - Лапин протянул руку за шлемом.

Ассистент заколебался. Возражать оператору было запрещено. Но ведь надевать шлем, проверять его и застегивать - все это должен делать он сам. Он за это отвечает.

- Давай, - повторил Лапин. - Не трусь, парень. Я три года сам был ассистентом. Не напутаю.

Тельфер послушно поволок за вывернутым шлемом соединительную косу и коробку преобразователя данных. Лапин внимательно проверил присоски, аккуратным отработанным движением рук дернул за наушники. Шлем хлопнул и округлился, как положено, без единой складочки.

- Разрешите, помогу, - торопливо сказал ассистент. Присоски охватили голову Лапина. Кожу защекотало, пошел теплый зуд. Во время тренировок Лапин привык к этому ощущению, и сейчас оно ему даже нравилось. Ряд за рядом присоски входили в контакт. Зуд проходил, но приятное тепло осталось. Ассисент напряженно ждал. Сколько раз именно в этот момент операторы глухо говорили: "Кончай". Они сдергивали шлемы, отирали пот и, не поднимая глаз, уходили из бокса. Некоторые навсегда.

- Пошел, - сказал Лапин и откинулся в кресле.

Ассистент положил ладонь на большой зеленый грибок пусковой кнопки и подождал еще несколько секунд. Но Лапин молчал, и тогда ассистент нажал на грибок.

Глаза щипало, удушливый серный запах сжимал горло. Дым сочился из трещины в камне прямо перед носом Лапина. Лапин понял, что широко раскинутыми руками держится за крохотные зазубрины в теплой скале. Ноги его стояли на узеньком уступчике. Стояли, кажется, прочно.

Осторожно, чтобы не потерять равновесия, Лапин повернул голову и попытался оглядеться. Хорошенькое дело! Он прилепился к стенке кратера действующего вулкана. Дна кратера внизу он не различил. Там царил дымный сумрак, кое-где мерцали багровые огоньки, и если они были на дне, то до него было километра полтора. До противоположной стороны кратера было не меньше километра. Ее было очень плохо видно. Мешал дым. И смотреть, выворачивая шею, было неудобно - темнело в глазах.

А над головой было бледно-голубое небо. Сквозь серую пелену дыма сияли розовые рассветные облака. Там было утро. Солнце стояло еще очень низко и не освещало даже верхней кромки кратера.

Лапин увеличил уступчик под ногами до приличных размеров, подпер его снизу понадежней, отлепился от скалы и сел. Задача была ясна сама собой. Весь этот мрачный пейзаж надо было превратить в тот самый мир, который он пережил нынче утром во время самостоятельной тренировки. Надо же, как просто даже обидно!

Сидеть в кратере не было никакого смысла. Лапин встал, взмыл навстречу розовым облакам. Солнце сильно и резко ударило ему в глаза, он зажмурился, поднялся повыше, перевернулся в воздухе и, поморгав, огляделся.

Вулкан стоял на краю высокого бесплодного плоскогорья, круто обрывавшегося к океану. Сверху гора была похожа на округлый вздувшийся нарыв. Кратер был закрыт пеленой дыма. Вокруг никаких признаков жизни, даже на Землю было не похоже. Ах, да какая разница! Была планета, на ней материк и океан, на берегу океана - вулкан. Этот вулкан надо превратить в мирную гору, рождающую реки, взрастить на ней леса и поселить зверей, птиц и всяких букашек.

Лапин спустился на край кратера, сел на теплую глыбу, свесил ноги и принялся за работу. Прежде всего он убрал назойливый дым и теперь увидел противоположную сторону кратера - мрачную острозубую закопченную стену. Было в ней что-то грозное, враждебное самой природе человека, и Лапин решил начать именно с нее.

Он сгладил базальтовые клыки и вырастил на них густой лес, освещенный солнцем. Потом встал, подошел к самому краю бездны и глянул вниз. Далеко внизу он увидел уступ, на котором вначале оказался. И не успел подумать, во что бы его преобразить, как скала под ногами содрогнулась, Лапин отпрыгнул. Раздался оглушительный грохот. В глубине кратера вспух огромный черно-багровый клуб, гора заходила ходуном, опора под ногами исчезла, и Лапин провалился в бездну навстречу вздымающемуся дымному шару. Он попытался превратить падение в полет, он напряг все силы, но вулкан всасывал его. Отступить! Как бы половчее отступить! Мимо него, лопаясь на лету, с отвратительным треском неслись вверх дымящиеся комья. И Лапин прикинулся таким комом, ударная волна шибанула его снизу, подбросила. Беспорядочно крутясь, почти теряя сознание, Лапин летел и сам не знал, куда летит - вверх или вниз, пока его снова не ослепило солнце. Пронесло! Грузно плюхнувшись на склон, Лапин припал к нему, а рядом и на него начали валиться обжигающие тяжелые обломки скал. Долго ли, коротко - Лапин не считал, но, когда все это прекратилось, он выбрался из-под нагромоздившейся кучи и поднялся к краю кратера. От его трудов ничего не осталось. Из кратера столбом валил черный горячий пепел.

Лапин стал терпеливо укрощать вулкан, но это оказалось не так просто сделать. Черные фонтаны колебались, падали, но тут же вздымались вновь. Стена пепла редела и вновь сплачивалась. Камни подпрыгивали. Вулкан судорожно приподнимался и оседал. Уняв наконец разошедшуюся гору, Лапин долго отдыхал. Потом он вновь взялся за дело, но ни вторая, ни третья попытки справиться с вулканом Лапину тоже не удались. Вулкан сметал все, что он успевал сделать.

На четвертый раз, когда он уже порядком устал, его захлестнул-таки лавовый поток. И тысячу лет ему пришлось бы пролежать в душной и узкой щели. Он был медленно растущим кристалликом серы. Когда жар спал настолько, что он смог двигаться, ему пришлось стать еще меньше и пробираться наружу по узким трещинкам в непроглядной горячей тьме, отчаянно угадывая направление.

Едва выбравшись на поверхность и снова увидев над собой бледно-голубое небо с розовыми облачками - значит, все начиналось сначала, - Лапин опрометью нырнул обратно. Прямо на него опрокидывалась исполинская черная стена. Его ударило в плечо, отшвырнуло. Каменный вал пронесся над ним, и все снова затихло. И, не успев еще встать на ноги. Лапин сообразил, что это никакой не обвал, а попросту маленький камушек. И все же он в миллионы раз больше Лапина. Неужели он стал таким крохотным, таким беззащитным? Ну, это мы сейчас исправим!