Шаг навстречу

Он мягко и настойчиво усадил меня в невесть откуда появившееся кресло. Мне показалось, что упругая обивка плотно прильнула, в точности повторяя все изгибы тела. Сидеть было чрезвычайно удобно и приятно. Издерганные мышцы и суставы моментально расслабились и заныли от усталости.

— Закройте глаза, вы утомлены и продрогли, отдохните, — голос доносился откуда-то издалека. — Обследование займет не более пяти минут.

Волна, теплая и тяжелая, как ватное одеяло, накрыла меня с головой, руки сами опустились на подлокотники. «Какое еще обследование?» — с трудом шевельнулась засыпающая мысль, и светлые стены поплыли куда-то в сторону…

— Эгей, Стас, хватит спать, обгоришь!

И смех как далекий колокольчик.

Жмурясь, нехотя открываю глаза. Лицо окутано гиацинтовым золотом, и два зеленых бесенка строят рожицы, приплясывают в пушисто-черном ореоле ресниц.

— Алька…

— Вставай! — она теребит мое плечо, потом наклоняется.

Я запускаю руки в душистое облако и пью чуть солоноватый с привкусом моря нектар из нежного горячего цветка.

Долго-долго…

— Ох, Стас… — маленький облупленный и холодный, как у кошки, нос утыкается в ямку на плече.

— Алька, как здорово, что ты у меня есть!..

Взгляд тонет в выбеленном солью куполе вселенского храма. Хочется лежать, лежать, обнимая бархатно-упругий, бесконечно-дорогой комочек, радостно прижавшийся к телу, и незаметно врасти в него, в это гулкое небо, бормочущее море и хрустальное крошево песка.

— Помнишь, как мы с тобой познакомились?

— Угу… Ты пришел ко мне на прием, у тебя ужасно болел зуб. А у меня тогда сорвался бор, и ты едва не откусил мне палец! — и снова тихий колокольчик у самого уха. — А потом долго извинялся…

— Да, и цветы твои угадал. Почему-то сразу подумал: роза не может любить ничего, кроме роз. Нежная, обворожительная, колючая…

Я тихонько пересыпаю в пальцах ласковые золотые колечки. Молчу. Алька замерла и только посапывает едва слышно мне в плечо.

Солнце…

Море…

Песок…

Зеленые бесенята в пушистой темноте…

Засыпаю…

Мне показалось, что кто-то толкнул меня в мозг. Не очень сильно, но неприятно. Я открыл глаза. Оказалось, что сижу уже не в том странном кресле, а перед плексигласовым щитком с красной трафаретной надписью «Регистратура». По другую сторону белоснежно-учтивый молодой человек что-то быстро печатал на выпуклом сером лике дисплея.

Невидимое облако блаженства и удовлетворения обнимало мозг и тело мягкими лапами. Казалось, даже звуки, попав в него, ленились двигаться дальше.

— Вы давно женаты? — спросил парень, не поворачивая головы.

— Полгода. А что? — язык нехотя лепил слова и выталкивал наружу.

— Все в порядке, — улыбка легким бликом скользнула по дисплею, — у вас адаптивный период. Требуется лишь поддерживающая терапия.

Облако задрожало и отпрянуло прочь.

— Какая терапия?! Я здоров!

Мысли вдруг очнулись и принялись лихорадочно искать свои места, сталкиваясь и гремя, как бильярдные шары.

— Поддерживающая, — спокойно повторил парень. — Вы ведь врач?

— Биохимик… — гром в голове быстро стихал.

— Это несущественно. Медик.

— Может, вы все-таки объясните мне… — облако эйфории снова мягко прильнуло к телу, растворяя сомнения и настороженность.

— С удовольствием. На вашем примере, — молодой человек выдернул листок из стрекочущего принтера и повернулся ко мне. — Вы и ваша жена прекрасная пара, по оценке ваших друзей. Проведенное небольшое, м-мм… обследование полностью подтверждает ее. Но сейчас у вас, как и у большинства молодоженов, идет, так сказать, притирка характеров. Отсюда и недоразумения, непонимание или, как сегодня, ссора. Отрицательные эмоции имеют свойство накапливаться, в отличие от положительных — такова одна из особенностей человеческой психики. Центры раздражения в головном мозге обладают гораздо большей инерцией, в отличие от центров удовольствия. Возникает угроза формирования хронического эмоционального стресса.

— Зачем вы мне все это говорите? — я был в недоумении. — Я же врач.

— Так вот, фирма «Шаг навстречу» как раз и занимается ликвидацией или, если хотите, лечением плохого настроения, — широко улыбнувшись, закончил он. — Быстро, эффективно и безболезненно.

— Это каким же образом? — лениво поинтересовался я.

— С помощью, м-мм, избирательного воздействия на… некоторые области вашего мозга. Этим достигается полный эффект присутствия, точнее, бытия. Пациент воспринимает все происходящее с ним как реальность, имевшую место в его жизни. Причем безо всякого критического осмысления, что дает устойчивый терапевтический эффект. А для закрепления и усиления воздействия нами разработан, так сказать, дополнительный компонент этого способа лечения, и он протянул мне обыкновенный флакончик «Ревита».

Я повертел его в руках:

— Что это?

— Универсальный корректор настроения.

— И как же им пользоваться?

— Очень просто. При возникновении конфликтной ситуации вы принимаете одно драже, а жене предлагаете форму по обстоятельствам. Точнее, корректор сам принимает ее, настроенный на ваши биотоки, улавливает ваше желание. Например, сейчас вы вернетесь домой, и лучше всего будет подарить жене букет ее любимых алых роз. Но сначала проглотите драже.

— А… если не поможет?

— В этом случае ваша жена тоже придет к нам для дополнительного обследования. Успех лечения гарантирован, — улыбка у него была мягкая и уверенная. — Всего доброго!

— До свидания.

— Спокойной жизни!..

И я снова оказался в отсыревшей темноте. Дойдя до угла здания, машинально глянул на номер дома, но его почему-то на месте не оказалось. Я решил, что он прибит с другого конца, но возвращаться не стал.

Эйфория продолжалась.

Я шел, сжимая в кармане флакон, и мечтал. Я сразу поверил во все происходящее. Знаете, бывают такие ситуации, когда обстоятельства, какие бы они ни были фантастичные, оказываются настолько очевидными, что подавляют способность удивляться. В физиологии это называется «запредельным торможением»: любое событие воспринимается как само собой разумеющееся, без объяснений и доказательств. У меня было нечто похожее. Я разговаривал, спорил сам с собой о том, как мне сегодня повезло: раз и на всю жизнь! Теперь мы с Алькой никогда не будем ссориться, даже просто обижаться друг на друга, будем понимать другого с полуслова, делать только приятное и хорошее. Я буду двигать науку, Алька — вдохновлять меня на новые открытия, я обязательно стану доктором, потом — профессором, потом — академиком…

В этот захватывающий момент я черпнул левым ботинком, и лучезарная картина распалась на биллионы мелких серых колючих дождинок, мерно сыпавшихся с ночного неба. Благостный туман тоже куда-то пропал. Чертыхнувшись, я собрался было повторить прошлую операцию с выкручиванием носка, но тут неожиданно из рябого зеркала лужи в хилом отсвете уличного фонаря на меня глянули большие скорбные чуть навыкате глаза — ушастый?!..

Я мгновенно взмок под непромокаемой курткой. Товарняк мыслей и сомнений со скрежетом сорвался с тормозных колодок эйфории и, лязгая и грохоча, ринулся по стрелкам и перегонам извилин…

Ушастик?!.. Дорогой мой!.. Насупленная смоляная мордашка с паутинным платиновым венчиком над покорными обвисшими ушами…

Застиранная лазурь над головой…

Душистое золото вокруг лица…

Теплый нектар на губах…

Красные росчерки энцефалограммы…

«Что-о?!.. — составы в мозгу столкнулись. — Они меня так же, как…»

«Не-ет!.. Не может быть!.. Не должно быть!.. Не хочу так!!..»

«Алька-а!!..»

Я сорвался с места. Погребальные глаза фонарей уныло высвечивали рваные куски асфальта и недоуменно помаргивали вслед дождевыми ресницами. Я не чувствовал себя. Ноги сами выбирали опору для толчка, сердце само находило нужный ритм…

А в зеленую бездну, сталкиваясь, медленно вращаясь, проваливались два «бильярдных шара»: не хочу!… Алька!… не хочу!…