Контра (СИ)

Таких эпитетов и оборотов речи, которые неудержимым потоком обрушились на голову лекарей, Владимир никогда не слышал. Вроде как не было произнесено ни единого матерного слова, однако более оскорбительной речи, нельзя было представить. Молодой человек, бранивший импортных костоправов, начал это делать на языке Шекспира, после, неожиданно, резко перешёл на великорусскую речь. Кононов с радостью узнал свой родной язык, вот только он, сильно отличался от привычного, примерно так, как белорусский от болгарского. И снова, телом завладели судороги, а разумом вспышки молний, безжалостно вбивающие в него чужие воспоминания. На этот раз, пытка была невыносимой, и казалось, бесконечно длящийся ад никогда не окончится, но и он, спустя "вечность‟, сменился милостивой пустотой мрака.

Глава 1

Это пробуждение оказалось более гуманным. Не было с маниакальным упорством, терзающей измученное тело боли и затмевающей весь белый свет мигрени. Хотя мышцы ощущались так, как будто они были перегружены интенсивной, силовой тренировкой и после только что перенесённых пыток, это ощущение воспринималось внеземным блаженством.

Перед глазами, пока что стояла серая пелена, но вот вернулся слух, и стали различимы глухие удары, как будто чем-то тяжёлым били по чему-то мягкому. Эти звуки доносились откуда-то спереди и слева. А вот сзади, кто-то громко и надрывно верещал, судя по высоте звука - женщина. А уже знакомый молодой голос, также доносившийся из-за спины, вешал, с брезгливыми нотками:

"Я тебя шельмец, со света сживу, вожжами, на конюшне запорю. Нечисть ты островная. Не приведи господь, Александр Юрьевич не очнётся, или ваши английские камлания ему как-либо навредят. Шаманы недоучки! ...

Что происходило дальше, Кононов не слышал. Его сознание вновь затуманилось, и его снова поглотила спасительная тьма. На сей раз не было ни вспышек, ни сверкающих молний, ни боли. Мозг, перегруженный болевым шоком и воздействием безжалостного стробоскопа, вбивающего чужие воспоминания, а быть может и галлюцинации, отключился. И будь у человека, погрузившегося в эту непроглядную пустоту возможность это осознать, он бы обрадовался этому неожиданному подарку судьбы - блаженной пустоте безмолвной бездны.

Первое что почувствовал Владимир, это была безбожная тряска. Казалось, что автомобиль мчался не по ровной дороге, а по волнистой стиральной доске, и при этом, у него вышли из строя не только рессоры, но и амортизаторы. Немного погодя, сознание опознало дробный стук лошадиных копыт. Нет, этот звук был услышан с первого мгновения пробуждения, однако определился только сейчас. Следующим ощущением, от которого отвлекала вибрация, была жёсткая поверхность неудобного кресла, на котором он лежал. Впрочем, голова Кононова покоилась на чьих-то коленях. И чтоб она не сильно болталась, её бережно придерживали чьи-то сильные, немного шершавые ладони. Они пахли крепким табаком и ещё чем-то незнакомым и одновременно таким родным, умиротворяющим.

- Зря вы меня Михаил Николаевич от этого немца оттащили. - хрипловато пробурчал Протас, на чьих коленях покоилась голова Кононова. - Ох зря. Ведь этот нехристь а́нглийская, моего барина, чуть жизни не лишил.

- Успокойся Протас. Ну, прибил бы ты этого шарлатана, а дальше что?

- Да я его, за своего барина зубами загрызу любого ирода!

- Полно-те голубчик. Ты и так его отменно помял. Пока я отвлёкся на его ассистента, ты его чуть до смерти не забил.

- А мне што? Я-то сперва увидел, как вы, ваше благородие, этого басурманина кулаком сшибли. Знатно так получилось. Опосля, вы кинулись в сторону. Ну а там, я увидел что они, Александр Юрьевич, к дыбе ремнями привязаны. После этого, помню что вы меня от этого а́нглийского дохтора оттаскивали. Это надо же, чо они удумали, нехристи, людей, что к ним пришли лечиться, к хитрой дыбе привязывать и пытать до смертоубийства.

- Ничего Протаска, я сам желал забить этих нелюдей - до самого смертоубийства. Но когда увидел, как ты пинаешь ногами этого жирного борова, понял, что ты точно его убьёшь. И из-за него, тебя сошлют на каторгу. А кто тогда, вместо тебя, будет Сашку выхаживать?

- Прости барин, не подумал об этом. Как увидел я своего барчука, без чувств, так горе глаза и застило. Я же Сашеньку с малых лет выхаживал. Когда он ещё без штанов ходил.

- Да не за что тебе прощения просить. Я сам не сдержался и искренне желал смерти этим шарлатанам. Будь кто-либо из них родовитой особой, я бы его обязательно вызвал на дуэль. А это быдло заморское. Его только ногами и пинать, как погань мерзкую. Это же надо, до чего эти снобы распоясались, они Сашку варваром обозвали. ...

Кононов, по-прежнему не открывал глаза, слушал беседу и никак не мог понять: "О каком таком Сашке говорят эти двое незнакомцев? Может быть, этот бедолага, о котором говорит эта парочка, лежит на другом сидении кареты? Ох, как же мне хреново. Хотя. Тут же понимаю, что тот человек, который моложе, на самом деле, мой друг детства, а старик, дядька Протас - отставной солдат, приставленный ко мне с детства. Вот только откуда я всё это знаю? Ой, ну и тяжки последствия наркоза, в голове непонятный сумбур и мешанина, в тело ноет от боли, и одновременно ватное от навалившейся на него слабости. Уж точно, вылечили: в таком состоянии, о проблемах со здоровьем не вспомнишь - не до того. И ещё, невзирая ни на что, жутко хочется спать, и больше никаких желаний кроме этого. Только спать, спа-а -ать, спа...‟.

"Ой, господи, горе то какое-э-э! - этот девичий крик, на грани истеричного визга, мог разбудить и покойника, что говорить о пусть и измучанном, спящем человеке. - Что же теперь будет? Как же это переживёт Елена Петровна?...‟

" Цыц дура! - осадил её голос дядьки Протаса - Барин, после лечения притомился, вон он и уснул, крепко уснул‟.

"Да что, неужели я не вижу, раны на челе Александра Юрьевича?‟

"Ну, точно дура. Ты Фроська, лучше Ваньку покличь, надобно нашего барина в его покои отнесть‟.

"Это ты, козёл душной, ополоумел! Не уберёг нашего барчука!‟

"Цыц оба! - это уже гаркнул Михаил, которому надоела бесполезная словесная перепалка. - А ты, Ефросинья, не голоси как кликуша, а зови Ваньку. Да несите своего хозяина в дом. А я за нашим, русским, врачом поеду‟. ...

Сказано это было так властно, что девка только ойкнула, и молча умчалась за Иваном. Который вскоре появился и без разговоров, как пушинку, взял своего барина на руки и осторожно понёс его в дом. Вот только Кононов ничего этого не ощущал, он снова прибывал во власти галлюцинаций. И снова, у него сверкали вспышки чужих воспоминаний, которые незаметно раскрывались в долгие эпизоды жизни некого Александра Мосальского-Вельяминова. Вот только, на сей раз, не было никаких внешних проявлений этого процесса, ни конвульсий, ни боли.

Снова пробуждение, очень хочется пить. В этот раз, Владимир лежал на кровати, правильнее будет сказать, что утопал в мягкой перине, которая почему-то заменила привычный ортопедический матрац. Тело ощущало приятную прохладу шёлковой рубахи и местами, колкость накрахмаленной простыни.

Рядом с кроватью сидела молодая, рыжая девица с приятным, немного округлым, веснушчатым личиком и приятно удлинёнными ушками, как у эльфийки. Она весьма ловко вязала деревянными спицами и была настолько увлечена этим мудрёным процессом, что не заметила, как Кононов открыл глаза. Он знал эту девушку, поэтому и обратился к ней:

- Фрося, дай воды напиться.

- Ой! - Вскрикнула девушка и, уронив на пол своё рукоделие, забавно отмахивая руками, побежала к двери, оповещая всех домочадцев радостным криком. - Александр Юрьевич очнулись, пить просят. ...

Крик девушки смолк, как только за ней закрылась створка большой крашенной в белый цвет двери. Впрочем. Правильно будет сказать, что он растворился в топоте ног, стуке дверей и каких-то взволнованных выкриках. И это продолжалось недолго, как по мановению волшебной палочки все разом стихло; после чего пару раз приоткрылась створка двери, из-за которой выглянули радостно-любопытные лица прислуги. И больше ничего, снова наступила мёртвая тишина.