Украиский гамбит. Война 2015 (СИ)

— Танки есть?

— Нет танков, нет! — услужливо замотал головой Камиль Оз Тюрк. — Джипы и четыре машины пехоты 'бредли'.

— Где высадились?

— Говорит, что в аэропорту, — сказал Костя.

— Задача?

— Захватить центр и выйти к городскому парку.

— Зачем?

— За женским полом… — пробормотал Камиль Оз Тюрк, глядя в пол.

— Зачем?!

— За женским полом. Таков приказ. Их надо погрузить в самолеты и вывезти в Турцию, — сказал Костя и пожал плечами, выражая сомнение насчет правильности перевода.

— Ага!.. — многозначительно произнес Марков, но тоже ничего не понял. — А вот это видел! — Он демонстративно скрутил дулю и сунул под нос турку. — Вы и половины не прошли. А против вас одни ополченцы! И вы не прошли! Не-е-е про-шли-и-и! Уразумел меня? Хренов спецназ! Америкосы их пустили перед собой. Ясно, как день! Сами боятся идти! — обернувшись, объяснил он Косте.

— Ну да… — согласился Костя.

— Ес, ес, америкосы… — заискивающе улыбнулся турок.

Губы у него дрожали.

— Так, ладно. Сарайкин кончай с ним. Только не в подвале. Выведи, а то загадишь здесь все.

— Дайте мне! — раздался пьяный голос Игоря Божко. — Я уже их столько побил, что одним больше, одним меньше… Ну пожалуйста? Я вас очень прошу… Ради бога, дайте мне этого толстожопого… Ну дайте, сволочи! Гады!!! — он сучил ногами и били ими в железобетонные стены подвала.

Тут они в этот момент и поперли. Решили, видно, отбить своего. Все вымелись наружу. Костя разрезал веревки на руках Божко и выскочил тоже. Игорю Божко алкоголь был противопоказан. Если он выпивал больше двух стаканов водки, то — спасайся — Божко был непредсказуем, как зимний ветер, нес какую-то околесицу о боге и всемирной справедливости. Это у него выходил постафганский и постюгославский синдром. А еще он считал себя язычником и пророком. Мужики его на всякий случай проверяли — предсказывал он точно ноль в ноля, но переубедить его в чем-либо было невозможно. Заклинили у парня мозги напрочь. А во всем остальном он был нормальным человеком: тихим, скромным и даже очень покладистым.

Турки снова понадеялись на свои 'хаммеры' с крупнокалиберными пулеметами и с безоткатными орудиями и на два 'бредли' со скорострельными пушками. Первым же залпом снесли остатки третьего и второго этажей двух крайних пятиэтажек. Окрестности площади затянуло пылью и дымом. Горело то, что прошлый раз не выгорело. Накануне предусмотрительный Марков велел перенести пулеметы ДШК по обе стороны за мост и в недостроенное здание высотки крепкой постройки, и они отсекли пехоту, а с 'хаммером' и 'бредли', которые по неосторожности подобрались ближе всех, разделались с помощью 'корнетов'. Хотя жаль было тратить на какой-то 'хаммер' такое оружие. 'Корнеты', как и другое современное оружие, сбрасывали на парашютах, и оно было наперечет. РПГ же местного разлива было много, но стрелять из него по 'хаммеру' было опасно. Обычно гранатометчика после выстрела демаскировал белый пороховой дым, да и дальность у него была небольшая. А 'корнетом', образно говоря, можно было бить аж за двадцать километров, никто тебя не достанет. 'Хаммер' вспыхнул, как стог сена. В нем с треском принялись рвать снаряды. Из экипажа никто не выскочил. 'Бум-бум-бум!!!' — басовит и размеренно били ДШК. 'Та-та-та-та… Та-та-та-та… Та-та-та-та…' — вторили им ПКМ. Вокруг позиций турок поднялось облако пыли. 'Бредли' тоже загорелся, попятился в надежде спастись, и взорвался. Его башенка перелетела через улицу и упала во дворе домов справа от дороги.

Турки замешкались. Их принялись долбать со всех высоток, которые еще стояли. 'Бум-бум-бум!!! Та-та-та-та… Бум-бум-бум!!! Та-та-та-та…' Стоял такой грохот, словно в округе все жители разом вздумали заколачивать гвозди. Турки стали отступать к угловому дому на 'Ветке', от которого осталась груда белых кирпичей, и влево, по трамвайным путям, в глубину квартала — к складам и в частный сектор. Над складами стлался черный едкий дым — там вторую неделю горели кабели.

И все бы было ничего, и можно было вздохнуть с облегчением, но еще одна колонна пробилась по Артема со стороны железнодорожного вокзала, и вот тогда Костя понял, что их окружают. Стреляли теперь ото всюду, и пули визжали так, что казалось все они летят именно в него — Костю. А его оператор — Сашка Тулупов даже не пробовал снимать, как обычно, своей 'сонькой', а только дергался при каждом взрыве или выстреле.

Вдруг в тылу у первой колонны раздались непонятные взрывы и пулеметные очереди. Турки дернулись, присели, побежали. А на Киевский проспект выкатил Т-90 и, расшвыривая 'хаммеры', как спичечные коробки, вышел к туннелю, и мир узнал своего героя — Валентина Шмалько!

Вечером того же дня Костя взял у него интервью, а так как материал был 'горячим', до глубокой ночи расшифровывал текст, редактировал и записывал. В результате получилась очень даже неплохая передача. Сашка Тулупов стал уже зевать, и в конце концов так и уснул с камерой в руках.

Конечно, Костя Сабуров немного принижал свои способности. Ему все время казалось, что он не дотягивает до той условной планки, которую он себе установил. Но в отделе теленовостей его часто хвалили и ставили в пример другим. Из-за этого у него появились завистник и враги. Завистники — это те, которые шли вровень, но считали, что их затирают. Враги относились к типу карьеристов 'любым путем', потому что не обладали воображением и талантом журналиста. Среди последних стукачей не было. Начальство не любило озлобленных людей. А завистники были склонны к доверительным беседам, воображая, что таким 'тонким' методом они продвинутся по службе. Поэтому Костя кабинетную работу не любил, а мотался по командировкам, выбирая себе в помощники проверенных людей, по большей части — 'скорпионов', потому что сам был 'скорпионом' и любил ясные, понятные отношения.

Оказалось, что батальон Валентина Шмалько небеспричинно оставил часть, тем самым нарушив присягу новому 'оранжевому' правительству, а тоже разгромил турецкий десант, который высадился на аэродроме Луганска. Однако из двадцати пяти машин до Донецка дошла только одна.

— Ты знаешь, — говорил постепенно пьянеющий Шмалько. — Нам ведь, как овцам, приказали сидеть по квартирам и не рыпаться. Лично мне позвонил бригадный генерал-майор Салов. Я не должен был реагировать ни на какие сигналы тревоги, а ждать посыльного с пакетом. Мол, таков приказ нового министра обороны, хотя 'старого' не отменили. Посыльного я, конечно, так и не дождался. Нескольких моих сослуживцев арестовали прямо дома. Командира полка — Ватутина Александра Павловича — в постели. Кто — точно не знаем, люди в черных масках, говорящие на западно-украинском суржике. А меня успел предупредить друг, когда к нему в квартиру уже ломились. Оказалось, что из трех командиров батальонов не арестовали только меня. Вот я со своим батальном и вырвался и еще прихватил несколько машин из первого и третьего батальонов — сколько экипажей оказалось под рукой. А с турками в аэропорту был честный бой. И я сделал то, чему так долго меня учили и чему я учил других. Только вот ребят жалко. Погибли они ни за что ни про что из-за дяди Сэма. За нами потом охотились, как за зайцами, — даже штурмовики без опознавательных знаков. Мы сбили три заслона: два наших, один — натовский, и явились сюда, на подмогу.

— А что в Луганске?

— Да захватили Луганск без единого выстрела… Говорят же, что легче политиков купить, чем стрелять.

Несмотря на то, что Шмалько напился, как извозчик, утром следующего дня он с легкостью отбил две атаки и пришел и пожал руку Косте и не только потому что на Черном море еще три дня назад потомили авианосец ВМФ США 'Томас Джеферсон', а потому что у Кости был спирт, и они опохмелились. А еще передали новость: погиб командующий шестым флотом вице-адмирал Брюс Клинган. Америка лежала в скорби с приспущенными флагами, но в очередную драку лезла всеми фибрами души.