Сто моих рождений

Затем мне стало легче.

Легче ли? Смерть - облегчение? Но разве тогда я умер? Может быть, оклемался для новых мук, новых сражений?

Умер я позже. Был убит прямым, попаданием снаряда. На этот раз повезло - боли не успел почувствовать. Сгорел мгновенно в ослепительной вспышке.

Никто не плакал обо мне. Оказывается, я холост, нищ, убог. И в армию взяли вместо кого-то другого, более удачливого. И погиб я вместо дублера...

Оказывается, у меня есть сын. Внебрачный. Каприз дамочки, муж которой в далеком плаваньи. Сын - единственная отрада моя, свет в оконце. И вот я уже не хочу умирать вместо дублера. Посылаю его устранять поломку, а потом мучаюсь с ним - заболевшим. Боюсь заразиться, а совесть не позволяет мне выбросить его из машины. Он не знает, какую роль в его жизни сыграл мой сын, а сын ничего не знает ни о дублере, ни о моих сомнениях.

Все ж я заразился. И когда нестерпимый жар расплавляет мое сознание, я успеваю подумать, что ничего не выиграл для дублера, проиграв так много для себя и для своего сына. И еще я подумал, что в следующей жизни мне надо бы стать умнее...

Уже тогда я был уверен, что снова оживу в новой ипостаси. Эта уверенность была связана с окошком моей памяти. Уже тогда я начал кое-что подозревать и потихоньку вел поиски. Однажды обнаружил непонятно откуда взявшийся прозрачный провод, уходящий в скалу.

Я пробовал расспрашивать своих товарищей по училищу, по батальону. Но никто из них не мог сказать ничего существенного, ни с кем не случалось ничего Подобного, никто не возрождался после своей смерти, во всяком случае, не помнил своей прежней жизни. Не раз мне приходила в голову мысль: не сошел ли я с ума? Это явилось бы наиболее простым и правдоподобным объяснением моих превращений. Раздвоение сознания и все такое Прочее... Но сумасшедший ведь не считает себя сумасшедшим...

Однажды, когда сомнения одолели меня и стало совсем невмоготу, я обратился к психиатру. Он обследовал меня и признал совершенно нормальным. Назначил мне консультацию к другому врачу. Но наутро состоялась дуэль. Черный зрачок глянул на меня пронзительно, мгновенно вселив предчувствие, что врач не понадобится. Так и случилось - я был убит пулей в сердце.

Помню удар, рывок, ожог, страшную боль. Затем меня закружило в огненном лабиринте, раскрутило, как юлу, перед глазами мелькали красные, зеленые, фиолетовые круги. Выходит, смерть, - подумал я, - вовсе не такова, как мы ее представляем, - не беспробудно черна, иногда она обладает таким вот разноцветьем, такими сочными, яркими красками. Прав кто-то древний, сказавший, что "после смерти в смерти нет ничего плохого". Нужно лишь терпеливо пережить, стерпеть, перенести ее. Может быть, он тоже был хорошо знаком с ней и видел такую радугу? Но я-то знаю, что после смерти может быть нечто худшее - новая жизнь с новыми, еще более страшными муками...

...Оказывается, у меня есть семья. Мою жену зовут Эмилией. Это хрупкая белокурая женщина, нежная и взбалмошная. У нее маленький рот и золотистый пушок на затылке. Настроение у нее меняется каждую минуту.

Пока она накрывает на стол, успевает ласково улыбнуться дочке, укоризненно покачать головой старшему сыну, раздраженно и нетерпеливо посмотреть на меня. А то на мгновение замрет, приоткрыв рот, удивившись новой шалости младшего сына. Ее взгляд, подобно курице, клюющей зерно, перескакивает с места на место. Эмилия умеет рассыпать в смехе серебряные колокольчики. Но, к сожалению, она умеет и скрипеть, как несмазанная калитка, и браниться, словно рыночная торговка, и вопить, как бешеная кошка.

У нас четверо детей, и я вынужден много трудиться, чтобы прокормить семью. Работаю шофером на огромном рейсовом грузовике, доставляю овощи на плодоконсервный комбинат. Иногда делаю "левые" ходки, перевожу что кому нужно - столбы и доски для дач, овощи с частных огородов. Конечно, в школе учили, что ловчить - постыдно. Но в каждом конкретном случае я довольно быстро нахожу себе оправдание: то надо заработать для детей, то пособить соседу. Когда я возвращаюсь из рейса, дома меня встречают радостно: жена бросается на шею, младшенькие ребятишки повисают на руках, теребят за полы пиджака. Старший мерно хлопает ладонью по спине, отбивая такт моей любимой песни. Потом начинается раздача гостинцев, и веселая суматоха продолжается до ночи: меряют обновы, будто непонарошке хвастаются друг перед другом, нахваливают меня, расспрашивают о поездке. И пусть я не больно многого достиг в жизни: некоторые мои одноклассники стали генералами, директорами, - в эти часы я чувствую себя не только самым главным, но и самым нужным.

Впрочем, грех жаловаться, и на работе меня не отпихивают в дальний угол, считают классным шофером. Начальник автоколонны говорит: "Определенные способности, мог бы при желании гонщиком стать". Он-то не знает, что я уже был гонщиком - в одной из прежних жизней. Наверное, оттуда и способности, и непонятные самому знания. Стараюсь скрыть способности от других, но не всегда это удается. Товарищи удивляются: откуда что берется у простого шофера? Дразнят "мудрецом", "пророком". Многие завидуют.

А мне, как включится окошко памяти, тошно и страшно становится: вот сейчас мелькнут столбы, воронки, захрустят кости... Хорошо хоть, что не так часто это бывает. Иногда удается отогнать воспоминания, забыться. То жена помогает, то дети, а то грешным делом - водочка. Боюсь, правда, как бы не пристраститься к ней. В моем положении это нетрудно. Зеленый змий помогает окошко памяти ставнями закрывать, да не задарма.

Однажды диспетчер назначил меня в дальний ответственный рейс. А на обратном пути, подъезжая к дому, почувствовал я, будто меня лихорадит, судомит. Мне бы поостеречься. Но тут встреча дома как положено, да еще свояк зашел - мы взбрызнули обновы, и я забыл о недомогании. А лучше мне было бы вовсе не приезжать домой, лучше сковырнулся бы я в кювет... Ведь, оказывается, привез я своим домашним "подарочек" - страшнейший грипп.

У жены он прошел сравнительно благополучно, хоть и напугала меня изрядно, стонала: "Ох, не выдержу, ох, смертынька моя пришла!" А вот старший сынок, любимец мой, и младшенькие...