Strawberry Fields Forever

Почувствовав на себе взгляд капитана, он вежливо повернул (это несмотря на дополнительные «же»!) к нему голову, словно спрашивая: «Есть какие-нибудь вопросы, сэр?»

Вопросов не было. Более того, по вполне осмысленному взгляду следователя и его позе, Джейкобс понял, что такие перегрузки для гостя дело привычное, отчего досадливо поморщился за свою мальчишескую выходку и прикрикнул на второго шалуна:

– Потише, а то мы неровен час вместо шлюза впишемся в главные дюзы!

Понявший с полуслова пилот плавно сбросил тягу.

– Старший помощник на связи, – доложил он.

– Слушаю, – буркнул в микрофон кэп и переключил коммутатор на свой наушник.

– Мы тут так поняли, что у вас на борту «мешок», сэр? – осведомился сэконд.

– Правильно поняли, – кэп не поощрял излишней предусмотрительности. – Категории А-зеро. Позаботьтесь о расквартировании. И объявите по селектору, что в шестнадцать ноль-ноль – общее собрание. В связи с изменением маршрута следования. Все. – Он с досадой щелкнул тумблером и откинулся в кресле.

Через несколько минут глухой удар о причальную мачту известил экипаж о том, что капитанский шаттл из самостоятельного корабля вновь превратился в частицу «Харрикейна».

2

Крейсер Второго Объединенного Флота Федерации «Харрикейн» готовился к старту. Громада, выполненная из самых прочных материалов, когда-либо созданных человечеством, и способная развивать самые большие мощности, с которыми человечество когда-либо сталкивалось, осторожно ворочалась на своей орбите. Она, эта громада, могла средних размеров обитаемую планету сделать поясом астероидов. И другие такие вещи. Но не для этого ее создавали.

Крейсер «Харрикейн» был Инструментом Воссоединения Федерации Тридцати Трех Миров. И ничем более. И никто на его борту не должен был осознавать этого предназначения глубже, чем капитан Фердинанд Джейкобс. За то, что он осознавал сию великую миссию вверенного ему судна и экипажа (каждый день и каждую секунду), ему были положены казенный кошт, освобождение от налогов и – на склоне лет – пенсия, которую инфляция, конечно, превратит в пыль. Кроме этого годы и годы беспорочной службы оставили капитану кое-какие воспоминания, тающую в потоке времени горстку старых друзей, скромный иконостас орденов двух последних войн (послевоенная Федерация на награды была скупа) и несколько памятных снимков на стене кабинета. Были еще, впрочем (сам он уже слабо верил в это), небольшая недвижимость в одном конце Обитаемого Космоса и столь же небольшая семья – в другом; и проблема того, как соединить эти две сущности, хотя бы в далекой перспективе. Последнее было, впрочем, его и только его делом.

Тут капитан вдруг с неприязнью подумало том, что теперь еще один человек на борту может спокойно пробежав пальцами по клавиатуре своего терминала, ознакомиться со всей этой ерундой – такой, в сущности, никому не нужной... Член экипажа класса А-зеро. Так же, впрочем, как и он, капитан крейсера, волен запросить на свой дисплей файл с личным делом следователя четвертой категории К. Санди... Кэп недовольно глянул на панели терминала и вместо того, чтобы тыкать пальцем в клавиши, достал складной нож и обрезал поломанный ноготь. Потом вскрыл пакет N2.

Джейкобс удивленно уставился на шифровку, посмотрел, нет ли чего на обороте, потом прочитал еще раз и, на всякий случай, заглянул в пустой пакет, словно ожидая, что именно там находятся необходимые пояснения к совершенно дурацкому посланию, которое он только что прочитал.

Будучи по своему характеру и профессии честным космолетчиком и солдатом, капитан терпеть не мог шпионов, наблюдателей и следователей, а также все атрибуты полицейского дела, как-то шифровки, расследования и двойную игру. Но как ни прискорбно, именно этим ему и предстояло заниматься в ближайшее время, ибо во времена второй Федерации, как и сотни лет назад, капитан боевого корабля (даже если корабль больше смахивал на искусственную планету, нежели на утлые деревянные суденышки архаичных времен) являлся в одном лице и отцом, и богом и судьей в радиусе действия боевых орудий. А посему, хотелось капитану Джейкобсу или нет, он был обязан возглавить предстоящее расследование на «Ферн-21».

Рука его потянулась к клавише селектора.

– Члена экипажа А-зеро, Кая Санди, к капитану, срочно... Впрочем, отставить... Алекс, предупредите господина следователя, что капитан крейсера намерен лично проверить, как там наши ребята поселили его. Если он ничего не имеет против, конечно...

Нарушение субординации было чудовищным. Но именно потому, что кэп Джейкобс точно знал, когда субординацию надлежит нарушать, он и был Капитаном.

3

Каюта, отведенная следователю щедротами сэконда, являла собой типовой образец гостеприимства в его военно-космическом понимании. Столь же типовым был и нехитрый скарб гостя, разместившийся по нишам-держателям. Строгий командирский глаз отметил лишь одно серьезное отступление от флотского стандарта – оно имело место на полочке у изголовья, то есть в самом незаметном с точки зрения нормального командированного чиновника месте. Том самом, куда совершенно автоматически обращается начальственный взор в любом, приписанном к ОКФ табельном жилище. Так вот, там, где по неписанным корабельным законам могли размещаться только: первое – баночка с гуталином (этикеткой вперед), второе – Устав ОКФ (причем надпись на корешке должна читаться слева направо) и третье (необязательно) – Библия или какой другой документ, относящийся к вероисповеданию проживающего, но обязательно расположенный так, чтобы название его на корешке читалось вверх ногами; и ничего более – в этом самом месте лежал здоровенный том в глянцевой обложке, на корешке которого прочитывалось (вниз ногами, разумеется) слово «каталог».

Как ни странно, это даже понравилось кэпу – наверное своей первозданной наивностью, открывающей глазу старого космического волка всю глубину той бездны, на которой копошится бесконечно отсталое штатское сознание. А может быть, тем, что в домах Старых Парней, с которыми так редко приходилось ему теперь видеться, тоже любили каталоги. Старые, редкие – еще до Смуты напечатанные тома. Кто коллекционировал рыболовные крючки, а у кого внук увлекался марками... В общем, взгляд капитана потеплел.

– Надеюсь, – начал он, не без удовольствия принимая сугубо партикулярное, жестом сделанное предложение садиться на единственное в каюте, утопленное в столик флотского терминала, кресло, – надеюсь, вы не в претензии за наш спартанский, так сказать, уют...

– Наоборот, – довольно искренне ответил Кай, приводя в действие походную кофеварку, которую, не подозревая, естественно, о пункте 141-б Бортового Уложения о пользовании электроприборами, уже уютно пристроил сборку от выхода принтера, – на «Форд-17» я добирался с Санта-Анны на обычной «кильке», так что здесь вы мне обеспечили поистине царские хоромы...

Он присел на край противоперегрузочной лежанки – второго (и последнего) предмета меблировки его каюты, способного дать приют нормальному человеческому седалищу. Тут же раздался стук в дверь, и на пороге появился сэконд, которого вполне закономерно тоже посетила светлая мысль – в свободное время проконтролировать и дополнить минимальной дозой гостеприимства процедуру расквартирования хоть незванного, да черт побери, в конце концов такого же подневольного, как и свой брат-астрофлотчик, гостя.

Войдя, он остолбенел.

Не то, чтобы вид столь же не к месту объявившегося кэпа потряс его. Кэп Джейкобс на то и кэп Джэйкобс, чтобы откалывать неожиданные номера. Но сидящий (сидящий!) на лежанке (на лежанке!) в присутствии капитана судна член экипажа, наливающий кэпу чашечку кофе из подключенного к бортовой сети бытового электронагревательного прибора – все это было таким вопиющим средоточием нарушений всех мыслимых положений Устава, что сэконд на минуту задался вопросом – не сон ли уж вся эта бренная жизнь? Впрочем, быстрота реакции всегда отличали космическое воинство, и, четко определив для себя, что грешно с обиженных богом людишек, не носящих формы ОКФ, требовать хоть чего-то, старпом отсалютовал, извинился перед кэпом и, повернувшись на каблуках, удалился в свой кабинет, где заперся и часа полтора-два читал Монтеня.