Почему я ушёл из «Круглосуточных гамбургеров Гарри»

Мне было всего шестнадцать, поэтому я с трудом заставил себя не пялиться и практически убежал на кухню. Там я попытался изложить Гарри происходящее, но деньги, зелёная вспышка и полуобнажённые женщины так спутались друг с другом, что рассказ получился бессвязным.

— Малыш, я же говорил, что у нас бывают довольно странные клиенты, — ответил он. — Ну, давай посмотрим на деньги.

Я отдал Гарри монеты, и он сказал:

— Да, мы это возьмём, — и отсчитал сдачу.

Я не знаю, как он это сделал, потому что надписи на монетах выглядели для меня как китайские иероглифы — я так и не понял, что это были за символы. Он дал мне сдачу, потом заглянул в глаза и спросил:

— Малыш, ты в состоянии обслужить тех женщин? Это часть твоей работы. Сегодня я их не ждал, но к нам вообще приходят странные люди, я же тебе говорил. Ты уверен, что справишься и не распугаешь мне клиентов? Может, лучше подведёшь черту и поищешь себе другую работу?

Мне очень хотелось получить свою зарплату. Поэтому я стиснул зубы и сказал:

— Всё в порядке!

Вам в шестнадцать лет приходилось обслуживать столы, когда шесть голых сисек маячат прямо перед носом? Эти трое смеялись и шутили на каком-то иностранном языке, который я никогда раньше не слышал. Думаю, только одна из них говорила на английском, потому что заказывала и рассчитывалась именно она. Каким-то образом всё вышло довольно гладко, и они покинули ресторан, чуть ли не улыбаясь мне.

Около четырёх всё снова замедлилось, а с полпятого до пяти потянулся на завтрак обычный народ. По-моему, с двух до четырёх было примерно полдюжины клиентов. Всех я уже и не помню; многие из них были не такими уж и странными, но первый коротышка и три женщины — этих я запомнил прекрасно. А может, другие тоже были довольно странными, может, даже, удивительнее первого, но он был первым, и этим всё сказано. А женщины… Скажите, ну как они могли не произвести впечатления на шестнадцатилетку? Не то чтобы они были какими-то ослепительными красотками или типа того — нет, они были самыми обычными, просто я не привык видеть женщин без блузок.

В полвосьмого, когда я закончил, крыша была в пути — я не понимал, что за фигня там творилась. Начинало казаться, что я всё это выдумал.

Я пошёл домой, переоделся и сел на школьный автобус. Ещё не привыкший к ночной работе, и к безумной усталости, и к необходимости, несмотря на это, вникать в школьные дела, я почти уверил себя, что всё вчерашнее было каким-то странным сном. Потом я вернулся домой, проспал до одиннадцати, а затем встал и снова двинул на работу.

И, блин, всё было почти точно так же, ну разве что за исключением полуобнажённых женщин. Сначала пошли обычные дальнобойщики и прочие, потом они схлынули, а затем стали появляться чудики. Знаете, в шестнадцать лет кажется, что можешь справиться с чем угодно. Ну я, по крайней мере, думал именно так. Поэтому я не позволял клиентам сбивать себя с толку — даже тем, которые выглядели не совсем как люди. Гарри ко мне привык, а я довольно сильно облегчил ему работу, поэтому уже через пару недель более-менее определилось, что я могу работать, пока не надоест.

На самом деле, было прикольно наблюдать, кто придёт за бургером в очередной раз. Больше всех мне понравился парень, который появился без машины, без вспышек, без ничего. Он носил синий охотничий жилет, полностью опутанный проводами, и такие средневековые колготки со штукой, которую Гарри назвал гульфиком. Его волосы и жилет были покрыты снегом и какой-то странной липкой замазкой, а сам он дрожал, как будто на улице Арктика, хотя была середина июля. Ещё у него под жилетом ползал какой-то маленький зверёк, но показывать его он не стал; судя по форме выпуклостей, это было что-то типа ласки или горностая. У чувака был самый странный акцент из всех, что я слышал, но вёл он себя, как будто был дома, и сделал заказ, даже не заглядывая в меню.

Спустя какое-то время Гарри признался, что побаивался брать человека со стороны, ведь он мог всё испортить. К примеру, я бы мог решить, что съезжаю с катушек. Или вызвать копов. Или начать распускать странные слухи. Но ничего такого я делать не стал, и Гарри это оценил.

Эй, это было легко. Я для себя определился: если все эти люди устраивают Гарри, то почему они не должны устраивать меня? И уж, конечно, я понимал, что посторонних это ни разу не касается. Когда меня расспрашивали, я отвечал, что да, по ночам у нас бывают всякие чудики, — но я никогда не уточнял, насколько они странные.

И, в отличие от Гарри, я не мог быть ко всему этому таким равнодушным. То есть, он бы и глазом не моргнул, если бы увидел, что на нашей стоянке припаркована летающая тарелка. Я же моргал, и не раз, потому что такое случалось — нечасто, конечно, но всякий раз приходилось заставлять себя на них не таращиться. В основном клиенты не были такими беспечными: свои странные аппараты они, наверное, прятали в лесу или где-то ещё. Но изредка попадались и те, кому было всё равно. Если бы кто-нибудь из полиции штата проехал бы мимо нас и увидел бы эти штуковины, то, думаю, докладывать он бы даже не осмелился. Никто бы ему просто не поверил.

Однажды я спросил у Гарри, не из одного ли и того же места все эти люди.

— Будь я проклят, если знаю, — был ответ. Он никогда никого не спрашивал и, понятно, не хотел, чтобы это делал я.

Только он был неправ, думая, что расспросы кого-то отпугнут. Иногда бывает видно, что человек хочет поболтать, и некоторые не отказывали себе в этом удовольствии. Вот с ними я и разговаривал.

В общем, кто-то, наконец, всё мне объяснил. Если не ошибаюсь, к тому моменту мне уже исполнилось семнадцать.

Прежде чем вы начнёте задавать дурацкие вопросы, сразу скажу — нет, это были не марсиане. И не монстры из космоса. Ничего похожего. На самом деле, многие из этих ребят тоже были из Западной Вирджинии. Но не из нашей Западной Вирджинии, а из целой кучи других Западных Вирджиний. Как раз из тех самых мест, которые фантасты зовут «параллельными мирами». Ну, это всего лишь одно из названий. Другие измерения, альтернативные реальности — терминов хватает.

Вообще-то, всё довольно логично. Несколько человек подробно мне это разжевали. Понимаете, всё, что могло случиться во вселенной за всю её историю — начиная с Большого Взрыва и до сегодняшнего момента — где-то уже случилось. И каждое возможное различие всегда означает другую вселенную. Дело не в том, проиграл Наполеон при Ватерлоо, или победил, или чего он там не смог. Какое значение имеет Наполеон для вселенной? Звезде Бетельгейзе и целая Европа похрену — что прошлая, что настоящая, что будущая. Но когда у каждого атома, или частицы, или у чего там, появляется вероятность что-то сделать — разделиться или остаться в целости, либо переместиться в том направлении или в этом — выполняются все возможности, но случается это в разных вселенных. Вселенные не ветвятся — они существуют и существовали всегда, и, пока не произойдут эти события, они друг от друга не отличаются. А из этого следует, что есть миллионы и миллионы абсолютно одинаковых вселенных, различия в которых ещё не возникли.

Но тогда вопрос: если вселенных существует бесконечное множество, реально бесконечное, то как ты найдёшь среди них одну, определённую? Особенно в первый раз? На самом деле никак. Это просто невозможно. Так что, путешественники уходят и никогда не возвращаются. Может быть, если бы кто-то смог вернуться, то с учётом того, что он делал и куда его занесло, он, наверное, сумел бы вычислить, как правильно целиться и всё такое. Но насколько знали те, с кем мне приходилось разговаривать, это ещё никому не удавалось. Если ты ушёл — то всё, ты ушёл. Будешь ли ты и дальше прыгать из одного мира в другой, или останешься в каком-то из них навсегда — как говорится в книгах, ты никогда не вернёшься домой. Но, может быть, ты сможешь подобраться довольно близко. Многое из всего этого я узнал от одного бедного старого дядьки в обмен на информацию о мире за стенами «Гамбургеров». И когда я пересказывал ему передачи из ящика, и когда я стал называть президентов, которых смог припомнить, мужик искренне радовался. Но потом он спросил насчёт какой-то религии — я никогда о такой не слышал, а он утверждал, что всю жизнь её исповедует.