Испытание Шанур

Но теперь их сообщение приняли и кифы, которые были не столь наивны.

Кифы могли на этом этапе вывести свой корабль, но Пианфар не услышала подобного приказа, который дал бы Сиккуккутанникктукктин.

Зачем? Ведь у него были пленники.

Зал находился где-то в верхних помещениях корабля, стоящего бог весть в каком порту. Теперь Хилфи Шанур знала название этого корабля. Это был «Харукк».

Среди окруживших её кифов один был ей знаком. Его звали Сиккуккут. Он был похож на тёмную массу со множеством чёрных ног, лежащую в похожем на какое-то странное насекомое кресле. Неяркий оранжево-розовый натриевый свет, отбрасывая четкие тени, рассеивал окутывающий помещение мрак. Из расставленных по комнате чёрных шаров поднимался дымок, аромат которого смешивался с отвратительным запахом аммиака. Она не могла даже вытереть нос. Её руки были крепко связаны за спиной. Руки Тулли тоже, на тот случай если бы ему вздумалось что-нибудь выкинуть. Тулли был бледен, его золотистые волосы и борода свалялись и слиплись от пота, на тонкой человеческой коже ярко горели кровавые царапины. Он сделал всё, что мог. Она тоже. К сожалению, они проиграли.

— Куда вы собирались бежать? — спросил Сиккуккут. — Что вы собирались делать?

— Я надеялась, — честно сказала Хилфи Шанур, поскольку хитрить с кифами было всё равно бесполезно, — расколоть парочку черепов.

— Не расколоть, — сказал Сиккуккут. — Сделать сотрясение мозга.

Что это, юмор кифов или признак его полного отсутствия? Капитан «Харукка», шурша черным одеянием, выбрался из своего паучьего кресла. На всем корабле не было другого освещения, кроме тусклого натриевого света. Предметы, стены, одежда — всё было только в чёрных и серых тонах. «Так они не различают цвет, — подумала Хилфи, — абсолютно не различают». Она вспомнила голубые небеса Ануурна, его зелёные поля и самих хейни с их страстью к буйству золотых и красных оттенков, всему, чем они так любили себя украшать, и вцепилась в эти воспоминания, как в спасительный талисман в этом царстве мрака и адского свечения.

Сиккуккут подошёл ближе. Зашелестев, словно сухие листья, остальные кифы тоже придвинулись к пленникам. Хилфи сжалась; но кифам нужен был Тулли.

— Этот говорит на хейни, — сказал Сиккуккут. — Хоть и пытается сделать вид, что ничего не понимает…

Хилфи загородила ему дорогу.

— Мы кое-чего не знаем, — продолжил киф на великолепном хейни. — Нам известно, что вы умеете контактировать с людьми. Нам тоже нужно это умение. Разве нет?

Он прошёл мимо неё и внезапно схватил Тулли, притянув его к себе сначала одной рукой, потом другой. Его когти оставили следы на коже Тулли, челюсти и глаза кифа находились почти вплотную к лицу человека. Хилфи физически чувствовала, как от страха его прошибает холодный пот.

— Мягкий, — сказал Сиккуккут, сжимая пальцы. — Такая прекрасная, прекрасная кожа. Она могла бы пригодиться уже сама по себе.

Он придвинулся ещё ближе.

— Отпусти его!

Тёмная морда сморщилась, нос задвигался. Говорили, что кифы питаются в основном жидкой пищей. Они были полностью плотоядными и вовсе не отказывались пускать в действие свои острые как бритвы внешние челюсти. Два ряда зубов, две пары челюстей. Одна — чтобы хватать, а вторая, расположенная глубоко в глотке, — чтобы измельчать схваченную добычу и проталкивать её в горло уже в виде месива. Между зубами v-образной формы виднелся язык. Тулли молча дернулся и поморщился. Узкое лицо поднялось, глаза оказались вровень с глазами человека, челюсти…

— Остановитесь! Да покарают вас боги — остановитесь!

— Пусть он сам остановится и перестанет брыкаться, — сказал Сиккуккут. — Я не могу вытащить когти. Скажи ему…

У Хилфи перехватило дыхание. Но Тулли уже замер, перестал дёргаться, чем и выдал себя с головой.

— Ах, так он все понимает.

— Пусти его.

Киф фыркнул, толкнул Тулли в грудь и двумя лёгкими движениями вытащил когти.

Тулли зашатался. Хилфи загородила его плечом и стояла с дрожащими от страха коленями. Её уши были прижаты, нос сморщился, словно она усмехалась, но эта усмешка не имела ничего общего с беспомощной человеческой улыбкой Тулли, улыбкой примата.

Фырканье. Смех кифов. Сиккуккут смотрел на неё из-под капюшона, его глаза поблескивали в тусклом свете комнаты.

— В языке хейни нечетко отражены такие понятия, как дружба, привязанность. Это совсем не то, что сфик. Но они не менее важны, судя по тому, какого успеха вы добились, научившись разговаривать с этим существом. Как вам это удалось?

— Мы разговаривали с ним по-доброму. Попробуй то же самое.

— Ты так думаешь? Я был с ним добр. Возможно, его смущает мой акцент. Скажи ему, что я хочу знать всё, что знает он, зачем он пришёл, к кому, что собирается делать, — скажи ему это. Скажи ему, что я сгораю от желания и нетерпения узнать это и ещё много чего.

Казалось, она размышляла целую вечность. Вряд ли терпение кифов было бесконечным.

Верно. Киф снова потянулся к Тулли, и снова она закрыла его плечом.

— Он задает вопросы, Тулли, — быстро сказала она. — Он хочет говорить с тобой.

Тулли не ответил.

— Я думаю, он не понимает, — сказала она. — Он путает слова…

— Я был скку хаккикта Акуккака. — Голос Сиккуккута был тихим, мягким, но она ясно различала тихий лязг внутренних челюстей, двигающихся в его горле. — Мы знаем друг друга, он и я. Мы уже встречались — раньше. На Центральной. Он это помнит?

«Друг Акуккака, — подумала Хилфи. — Отвлеки его; боги, отвлеките его, не дайте ему начать охоту. Если только у кифов были хоть какие-то друзья».

— У этого человека есть сфик, — сказал Сиккуккут, не двигаясь с места. — Акуккак этого не знал. Как такое мягкое существо могло ускользнуть от кифа на причале Центральной, если бы у него не было сфик? Разумеется, со мной у него этот фокус не прошёл бы. А теперь я стою перед ним, он стоит передо мной, и я хочу об этом знать.

— Он продолжает спрашивать, — сказала она Тулли.

— И буду продолжать, — сказал Сиккуккут. — Я спрашиваю.

Воцарилось молчание. Легкие пальцы кифа коснулись её плеча, меха…

…и исчезли. Дрожа, она ощущала на себе дыхание кифов. Она почти ничего не слышала и не видела, её зрение охотника сконцентрировалось только на фигуре кифа, словно стоящей в чёрном туннеле. Но Сиккуккут отошёл в сторону. Он снова уселся в своё кресло-многоножку и подвернул под себя ноги, сразу сделавшись похожим на какое-то неуклюжее насекомое.

Плечо Тулли коснулось её, он навалился на неё. Она ощутила тяжесть его тела, холод кожи. О боги, нет, стой прямо, не падай, не теряй сознание, они бросятся на тебя…

Киф поднял руки и сбросил с головы капюшон — зрелище, которое она видела впервые и которое ей совсем не понравилось. Длинный тёмный череп с торчащим пучком тусклых жёстких волос, ушей у него не было, что делало его несколько похожим на стишо. Ей приходилось видеть изображения кифов.

Голографические. И ни одно из них не было похоже на это уродливое, но изящное существо.

Он не сводил с неё блестящих и слишком выра-зительных для такого лица глаз.

— Ты должна понять следующее: у этого существа есть нечто большее, что имеет ценность сфик, — у него есть сам сфик. Я буду говорить на языке хейни: Акуккак погиб из-за своей нерешительности. Поэтому я обожаю это существо, поскольку оно убило моего господина, и теперь господина у меня нет.

— Чепуха.

— Не думаю. Этот человек имеет свою цену.. Если он её оправдает и расскажет мне всё, что я хочу знать, я буду ему крайне признателен.

— Разумеется.

— Возможно, в своей признательности я дойду до того, что позволю ему увидеть смерть моего друга Актимакта. Возможно, я позволю ему съесть моих врагов.

Он по-прежнему говорил на хейни. Значение этих слов было понятно только кифам. Волосы на загривке Хилфи стали дыбом. Ей очень захотелось убежать отсюда как можно дальше.

— Переведи ему это.

— Он безумен, как и все кифы.