Лазарет на перекрестке миров. Начало (СИ)

— Я вам официального заключения не дам! — рявкнула она, со стыдом ощущая себя последней стервой. — Не имею права. И гистологию не возьму, а она может понадобиться.

— А не понадобится! — вдруг хитро подмигнул дед. — За вскрытие я заплачу сверх меры. Мне причину смерти установить и заключение, неофициальное, естественно. Можете даже и не подписывать…

— И не подпишу! — мстительно подтвердила Татьяна и… застыла, глядя на тело.

Таких собак она никогда не видела. На морде, больше подобающей таксе, словно два прыща выпучивались налитые кровью глаза, лапы были длинными не по экстерьеру, а между пальцами явственно виднелась белая тонкая кожица перепонок. Вместо хвоста у собаки торчал пук жесткой шерсти, больше похожей на конскую.

— Уродец какой! — искренне восхитилась Татьяна и прикусила язык.

Разве ж можно так говорить убитому горем клиенту? Клиент, однако, горем убитым не казался. Слов об уродце то ли не услышал, то ли сделал вид, что не заметил. Он следил за ее руками, как коршун за цыплятами, иногда впиваясь глазами в лицо.

Татьяна вздохнула и принялась выбривать операционное поле. Кожа у собаки ярко синела.

— Что это за порода такая? — не выдержала она, проводя разрез — крови не было. — Я таких в первый раз вижу!

— Авось, не в последний! — хихикнул дед, и Татьяне впервые пришла в голову мысль, что он сумасшедший.

Первая странность, если не считать, конечно, внешний вид этого…существа — у него полностью отсутствовала жировая клетчатка. Вторая — крови так и не было!

— Давно умер? — деловито поинтересовалась она, пальцами выворачивая синюю кожу — да, не было изнутри ни следа розово-перламутрового жира, который есть у всех живых существ! А у этого — не было.

— А это вы мне скажите!

Начавшая подниматься в душе буря, неожиданно свернула фронт и ушла в неизвестном направлении: Татьяна заинтересовалась.

— А вот и не скажу! — невольно, перенимая стиль общения клиента, проговорила она. — У вашего трупа крови нет, трупных пятен нет, да и были бы, с таким колором я бы их не заметила. Окостенения тоже не наблюдается, тело мягкое, правда, температура явно ниже нормы. Раз крови нет, по свертываемости я вам тоже ничего не скажу…

Скальпель копнул глубже. У соба… существа — теперь уж она точно станет это так называть! — не оказалось легких и выделительной системы. Некий внутренний орган, отдаленно напоминающий кишечник заполнял все внутренне пространство. Он был вздутый и ярко-красный.

С монструозной тварью Татьяна копалась около двух часов. Все это время дед, вовсе не собиравшийся покидать кабинет, чтобы ждать в приемной и предаваться горю, просидел на стуле, который поставил перед операционным столом, устроив партер.

Еще час она писала заключение, не забыв упомянуть физиологию, которой не может быть у существ с земным метаболизмом. Вывод: причина смерти — мощная интоксикация, вызванная употреблением («скорее всего» — дописала сверху) чужеродной пищи. P.S. Вывод альтернативный — такое существо в пределах земной атмосферы просто не может существовать.

Клиент заключение внимательно прочитал, выложил из кармана на рабочий стол пачку зеленых банкнот и, ничуть не брезгуя, затолкал взрезанный труп в переноску.

— На сем разрешите откланяться! — заявил он и был таков.

Все еще пребывая в состоянии легкого обалдения от случившегося, Татьяна отмыла стол и руки, смахнула, не считая, деньги в пакет и отправилась в супермаркет, находившийся как раз по дороге к дому.

Бим, как всегда, встречал ее у порога — старый спаниель, которого год назад хозяева, уезжающие в длительную командировку за границу, привели усыплять. Они ушли сразу после того, как она сделала собаке первый укол — снотворного. Татьяна дождалась шума отъезжающей машины, помедлила — вдруг опомнятся? — и взяла шприц для второй, смертоносной инъекции. Наклонилась потрепать напоследок шелковые уши, прошептать за тех засранцев — прости… А пес неожиданно дрогнул веками и лизнул ее руку. Во сне.

Шприц пришлось отложить. Пес выспался… и обрел новую хозяйку и новую жизнь.

— Ах ты, обжора! — присев в прихожей на корточки, Татьяна чесала собачий подбородок. — Знаешь уже про отбивную, да, провидец собачий!

Пес жмурился от удовольствия, но косился в сторону сумки.

Татьяна всласть потратила случайный заработок. Купила бутылку напитка, в давние времена называемого ей и Артемом Сивой Кобылой, упаковку клубники, несколько видов сыра, три шоколадки, две отбивных для Бима и — в зооотделе, его любимые свиные уши.

Завтра будет ее выходной, хватит времени, чтобы отоспаться после утренней пробежки с Бимкой. А если уж совсем будет худо — черт с ней, с пробежкой. Добегут до ближайшего столбика. И обратно.

Решив так, Татьяна Викторовна щедро плеснула себе Кобылы в стакан, добавила чуть кока-колы — смешение жанров тоже тянулось из прошлой жизни — и, раз уж выдался день воспоминаний, влила в себя огненную жидкость. Остановившимся взглядом проследила, как пес тащит сырое мясо на коврик в ванной, махнула рукой, переместилась с бутылкой в гостиную и сняла со стены Артемову гитару. У него был обычный несильный голос, но идеальный слух…

Она не трогала гитару с тех самых пор… Только пыль стирала. Так ухаживают за памятниками на кладбище.

Татьяна тронула струны, мучительно подбирая аккорды. Голова не помнила, вспомнили пальцы. Боясь разреветься, она выпила еще — почти не разбавляя. И запела ломким пьяным голосом:

Стихи написал Артем. Ох, как потешалась она над этими календарными днями! Он дулся и принимался петь что-то из репертуара радио «Шансон». Тогда она заставляла его умолкнуть — поцелуями, поцелуями, поцелуями…

Брошенная гитара валялась на полу. Уткнувшись головой в плед, пахнущий собачий шерстью, Татьяна плакала, плакала, плакала…

Часть первая

Спустя несколько дней, выходя вечером из здания клиники, Татьяна с удивлением увидела на ближайшей лавочке давешнего сумасшедшего деда. Тот спокойно сидел, прикрыв глаза, улыбался солнечному теплу. И еще более походил на моржа. Улыбающегося моржа.

Словно угадав ее присутствие, он открыл глаза и приветливо кивнул.

— Есть разговор, Татьяна Викторовна, — сказал он абсолютно нормальным и даже каким-то пугающим голосом, — кофе со мной выпьете?

Кофе поблизости можно было выпить только в станционном шалмане — заведении сомнительной чистоты и явно бандитского толка. Но, изумляясь себе, Татьяна кивнула и последовала за дедом.

— Можете называть меня Лу-Тан. А мне будет удобнее звать вас Танни, — сказал тот, когда они заняли столик в углу, и официантка принесла неожиданно крепкий кофе. — Я здесь, чтобы предложить вам работу. Мне нужен ассистент…